При рассмотрении этих прошений – дать положительный ответ или отказать – решено было за одним и состояние тех домов проверить. Как они содержатся и что в них творится. Поручено это было Ивану Афанасьевичу. Кому как не городовому врачу эту работу исполнять.

Начал выполнять порученное Иван Афанасьевич с дома Прасковьи Воробьевой на Больше-Хлыновской улице. Дом тот был двухэтажный, деревянный, комнаты имел сухие и светлые. Насчитал их Иван Афанасьевич пятнадцать. Во всех проживали проститутки, что у прежней содержательницы трудились. Отдельной комнаты для осмотра публичных девиц в доме Иван Афанасьевич не нашел, инструментов для этого тоже не имелось. Возможной будущей содержательнице он настоятельно рекомендовал их скорейшим образом приобрести и даже перечислил, что должно быть куплено. Та на бумажку всё записала, о будущих тратах посожалела, но обещала исполнить данное требование.

Вход в публичный дом был устроен со двора, на окнах имелись ставни – всё как по требованиям положено. Были и недостатки – девки помои лили прямо на двор, хотя имелась правильно устроенная помойная яма и она была не переполненная. Комнаты свои девицы содержали тоже не аккуратно. Тут уж пришлось Ивану Афанасьевичу свой блокнот достать и записать, что в комнате проститутки Анны Воробьевой простыня грязная, в комнате проститутки Шорниной на стене тараканы во множественном количестве, в комнате проститутки Бушуевой матрац грязный, под простыней окурки, на постели валяется грязная кофточка и какие-то тряпки, стены грязные, обои порваны, в комнате проститутки Носковой на матраце окурки, под матрацем грязное бельё и чулки, на подоконнике грязные тряпки, обои изорваны, в комнате проститутки Анисимовой – на стене сплошь тараканы, на грязном матраце лежит чистое бельё… По всем пятнадцати комнатам Иван Афанасьевич замечания сделал, Прасковья при этом кулаком девкам грозила и ругала их матерно. Головы ещё обещала оторвать и в одно место засунуть.

Во дворе уже стоя, обещала Прасковья комнаты девок привести в божеский вид в течение дня.

Куры ещё по двору дома терпимости во множестве ходили, но это правилами не запрещалось, и Иван Афанасьевич по этому поводу замечаний не сделал. Через пару дней он пригрозил ещё раз дом осмотреть, а если какой непорядок выявит – не будет удовлетворено прошение Прасковьи, пусть она тогда на себя и обижается.

Далее Иван Афанасьевич обследовал дом Евдокии Воробьевой. Находился он на углу Больше-Хлыновской и Владимирской улиц. Это строение было поменьше – одноэтажное, тоже деревянное. Комнат в нем для публичных женщин было восемь, нашел их Иван Афанасьевич сухими и достаточно светлыми. Проституток же насчитал Иван Афанасьевич в том доме девять. Оказалось, что одна из них жила и работала в комнате бывшей содержательницы. Иван Афанасьевич сражу же указал Евдокии на этот непорядок и приказал его устранить.

Комнаты проститутками здесь содержались в большем порядке, постельные принадлежности у всех жилиц были чистые, но обои на стенах, как и в предыдущем доме, старые, линялые и рваные. В одной из комнат на стене нашлись фривольные карточки, их Иван Афанасьевич велел немедленно убрать. Общая столовая дома терпимости находилась в подвальном помещении, была сыровата. На кухонной печи Иван Афанасьевич обнаружил грязные тряпки и обувь, после чего Евдокии были даны распоряжения об ликвидации этого безобразия.

После устранения выявленных недостатков сестры Ваньки получили свидетельства о разрешении содержать публичные дома за соответствующими номерами и с датами выдачи. Кстати, осмотр домов для появления на свет этих разрешений проведен был не совсем правильно. Один Иван Афанасьевич их инспектировал, а положено было в этом мероприятии участвовать ещё и представителю полиции, и члену распорядителю врачебно-полицейского комитета. Более важными делами ли они заняты были в те дни, или просто лень им было – кто знает, но Ивану Афанасьевичу они доверяли и под составленными им бумагами расписались.

Ещё с прошлой жизни попаданец в тело Ваньки Воробьева помнил один забавный анекдот. Про тётю Машу. Уборщицу. Как пришла она для выполнения своей работы в офис, а там ироды мебель двигают, столы и стулья с места на место переставляют. Она к ним с претензией – что мол вы тут творите, только вчера генеральную уборку провела, а вы тут такое непотребство устраиваете. Они на неё шикнули – молчи старая, у нас объёмы продаж упали, сейчас мебель как надо переставим и снова всё хорошо будет. Покачала тётя Маша головой и говорит, что уже давно она эти площади убирает, а до их офиса помещения эти публичный дом арендовал. Когда у них объемы продаж падали, они кровати не переставляли, а старых девок на новых меняли…

Так и Ванька Воробьев решил сегодня на девок в сестриных домах посмотреть. Каких оставить, а каких может уже и заменить пора. У него глаз наметанный, в этом деле он понимает.

Сестры своих работниц из того и другого дома в одном месте перед хоромами Прасковьи в ряд выстроили – смотри, Ванюша, любуйся на красу неописуемую. Прошёлся он перед этим строем туда-сюда и раз, и другой. Что-то не впечатлился. Бабы все потасканные какие-то, не ухоженные, стрижены плохо, черноволосые – ни одной блондинки не наблюдается, морды опухшие, одеты в дешевое ситцевое тряпьё… Некоторые даже заплаты на своих одеяниях имеют. Бомжихи, а не работницы. С такими ночными бабочками Ванька с сестрами больших денег не заработают.

Велено было Ванькой Прасковье этих фей любви в баню отправить – пусть от грязи своей столетней отмоются, а затем ещё парикмахера посетят, космы свои в порядок приведут. Затем сундуки свои откроют, ну или в чем там у них одежда хранится, и в чистое переоденутся. Тогда Ванька ещё раз на них глянет.

Марии поручено было домой в деревню съездить и татарина привести. Пусть он проверку бабам устроит – кто как искусством любви владеет. Дать ему на это три дня, пусть старается. Тогда уж и будет Ванька решать – каких девок в своих домах терпимости оставить, а от каких избавиться. Ну, не совсем, а просто другие места работы он им подыщет. Будут они для него по пивным промышлять – с пивом-то и такие ещё потянут. Свой ресурс они до конца пока не выработали, копеечка с них в Ванькин карман какое-то время капать может.

После реализации назначенных Ванькой мероприятий три девицы отсеялись из публичных домов Прасковьи и Евдокии. Экстерьер их оставлял желать лучшего и, по мнению татарина, в искусстве любви они тоже не преуспели. Остальным решено было пошить новые одежды, за их же денежки обеспечить женской парфюмерией и наказать, чтобы волосы свои в порядке держали.

С одеждой некоторые затруднения возникли. Не ориентирован был попаданец в теле Ивана Воробьева в тенденциях и проявлениях городской женской моды начала двадцатого века. Сестры от него тоже не далеко ушли – бабы они деревенские, им бы что поярче и потеплее, ну и чтоб долго носилось, и не дорого стоило…

Тут с выбором нарядов для девок неожиданно Евдокия помогла. При обследовании её будущего публичного дома Иван Афанасьевич на стене одной из комнат порнографические карточки нашел. Велел немедленно снять, а что с ними дальше делать Евдокии никакого приказа не было. Она их со стены сковырнула и в коробочку в своей комнате спрятала – вдруг на что сгодятся. Вот и пригодились. Из Франции те карточки в Вятку неведомыми путями попали, а значит, так Ванька с сестрами посчитали, что и на дамах с карточек одеяния из центра мировой моды.

Одежды, правда, на француженках, или кто там они были, наблюдалось не много. Но если все карточки просмотреть, то на одной дама шапочку и чулочки имела, на другой корсет и штанишки, на третьей – платье, правда в задранном весьма неприлично виде. Так просмотрев всю пачку карточек Иван и сестры представление о моде во Франции получили.

Шить наряды придумали у себя в деревне – жила там одна мастерица, могла хоть для самой императрицы и её фрейлин одежду изготовить. Так она сама говорила, но бабы со всей волости к ней в очередь стояли, и никто пока на её работу не жаловался.