Поэтому я и взялась за эту книгу. Я надеюсь, что по мере ее прочтения вы придете к тому же пониманию концепции микроагрессии, к какому постепенно пришла и я, и увидите в ней ценный инструмент для осмысления нашего все еще незавершенного пути прочь от исторической нетерпимости и предубеждений. Это инструмент, который иногда неправильно представляют и часто неправильно понимают, отчасти потому, что стоящие за ним философские вопросы моральной свободы, ответственности и справедливости сами по себе являются сложными вопросами. И именно эти сложные вопросы я и изучаю.
Не так давно я выступала с докладом о микроагрессии перед доброжелательно настроенной группой ученых. Было много кивков и несколько дружеских вопросов. Затем меня спросили: кого я действительно хотела бы видеть среди слушателей? Это был хороший вопрос. Как бы ни было приятно видеть ободряющие кивки от коллег-ученых, по сути, я ломилась в открытую дверь. Я ненадолго задумалась об этом и остановилась на следующем ответе: мое послание направлено прежде всего избегающим конфликтов эгалитаристам. Больше всего я хочу, чтобы эту книгу прочли те, кто мечтает, чтобы все мы поступали друг с другом по справедливости, но надеются, что им не придется повышать для этого голос.
Я сама одна из таких избегающих конфликтов эгалитаристов. Наверное, поэтому прежде я и была скептиком в отношении микроагрессии. Обвинять доброжелательных людей в содействии угнетению просто казалось излишне конфронтационным. Зачем обрушивать на кого-то тяжкие обвинения из-за незначительной ошибки? Почему бы не приберечь силы для борьбы с нетерпимостью со стороны тех, кто действительно этого заслуживает, вроде куклуксклановцев или нацистов? Люди начинают защищаться, когда вы называете их расистами или сексистами. Все это очень неприятно. Разве мы не можем постараться быть милыми, любезными и вежливыми и не бросаться страшными обвинениями?
Проблема избегающего конфликтов эгалитаризма заключается в том, что любезность не всегда добродетель. Некоторые вещи важнее любезности. А иногда мы становимся соучастниками несправедливости, когда из-за соображений любезности закрываем глаза на угнетение. Мартин Лютер Кинг – младший в своем знаменитом «Письме из бирмингемской тюрьмы» 1963 года писал, что он «горько разочаровался в „умеренных“ белых американцах… более преданных „порядку“, нежели справедливости, которые предпочитают негативный мир (то есть отсутствие напряженности) миру позитивному, означающему справедливость»[15]. Пять лет спустя (и всего за месяц до своего убийства) Кинг выступал в средней школе для белых в пригороде Детройта, города, который незадолго до этого пережил одни из самых жестоких расовых беспорядков в американской истории. Вот что он заявил слушателям:
Теперь я хотел сказать кое-что о том, что последние два или три лета мы прожили в агонии и видели, как наши города полыхали пламенем. И я был бы первым, кто сказал бы, что по-прежнему привержен воинственному, могучему массовому ненасилию как наиболее мощному оружию в борьбе с этой проблемой с точки зрения прямого действия… Но мне недостаточно стоять перед вами сегодня вечером и осуждать беспорядки. Было бы морально безответственно с моей стороны делать это, не осуждая в то же время ненужные и невыносимые условия, существующие в нашем обществе. Эти условия и заставляют людей чувствовать, что у них нет другой альтернативы, кроме как участвовать в насильственных беспорядках, чтобы привлечь внимание. И я должен сказать сегодня, что бунт – это язык неуслышанных. И что же не услышала Америка? Она не услышала, что участь негритянской бедноты за последние двенадцать или пятнадцать лет ухудшилась. Она не услышала, что обещания свободы и справедливости не были выполнены. И она не услышала, что широкие слои белого общества озабочены больше спокойствием и статус-кво, чем справедливостью и человечностью[16].
Пятьдесят лет спустя избегающий конфликтов эгалитарист рискует повторить те же ошибки, что и умеренные белые, разочаровавшие Кинга, больше озабоченные спокойствием, чем справедливостью. Да, разговоры о микроагрессии – и о вездесущих предубеждениях, скрывающихся за ней, – нарушают наше спокойствие. Трудно признать, что доброжелательные люди играют невольную роль в увековечении несправедливости. Но все же нужно говорить о вещах, о которых неприятно говорить, потому что сама реальность пока неприятна. Если эта книга снабдит нас языком, который поможет нам в этом нелегком разговоре, значит, она сделала свое дело.
1. Основы микроагрессии
Существует много путаницы вокруг того, как использовать слово «микроагрессия». Некоторые понимают его как синоним любого оскорбления или грубости. Другие ограничивают его применение случаями нетерепимости: расизма, сексизма и т. д. Есть разные мнения относительно того, какие действия слишком велики, чтобы быть «микро», и считается ли намеренное оскорбление. Перед тем как углубиться в этический анализ, нам нужно прояснить само понятие. Мы займемся этим в этой и следующей главах. Эта глава преследует две цели. Во-первых, заглянуть в прошлое понятия микроагрессии – от его появления в 1970 году до современных психологических работ. Во-вторых, ответить на несколько ключевых вопросов о микроагрессии, чтобы предотвратить путаницу и возражения, прежде чем мы перейдем к вопросам моральной ответственности.
Честер Пирс и способы агрессии
К 40 годам Честер Пирс был в Гарварде штатным профессором как медицины, так и педагогики. Он руководил крупным исследованием психологических последствий экстремальных условий окружающей среды и ездил в Антарктиду, чтобы понаблюдать за военными, живущими по полгода в условиях полярной ночи. Он стал ведущей фигурой в психологических исследованиях – нелегкая задача для чернокожего в Америке 1960-х годов[17]. Тем не менее, несмотря на все профессиональные достижения, на занятиях он заметил неприятную закономерность.
Часто после занятия к Пирсу подходил какой-нибудь белый студент с предложениями, как ему перестроить дискуссию, когда проводить дополнительные встречи, даже как расставить стулья в аудитории. Для Пирса эти взаимодействия имели подтекст. Белый студент, возможно сам того не осознавая, сопротивлялся чернокожему, поставленному выше его. Эти просьбы были скрытым напоминанием о том, что, может, Пирс и стоит за кафедрой, но главные все равно белые студенты.
Сохраняя присущую профессиональному терапевту клиническую дистанцию, Пирс размышлял об этих разговорах:
Кто-то может увидеть тут чрезмерную чувствительность, если не паранойю, в отношении того, что не должно быть чем-то необычным в общении между студентами и преподавателем. Я признаю это. Чего я не могу объяснить, но знаю, что каждый чернокожий поймет, так это то, что дело не в том, что студент говорит в ходе этого общения, а в том, как он подходит ко мне, как разговаривает со мной, как он, и это чувствуется, относится ко мне. На меня смотрели свысока. Он как бы говорил мне, или это мое собственное искаженное восприятие говорило, что, хотя я и профессор на двух факультетах престижного университета, для него я всего лишь большой черный ниггер. Меня нужно научить, дать мне указания о том, как лучше ему угодить![18]
В 1970 году Пирс опубликовал статью под названием «Атакующие механизмы», в которой описал психологию, лежащую в основе подобных столкновений. Эта статья и дала нам термин «микроагрессия». Пирсу нужно было слово, которое передавало бы тот факт, что некоторые случаи расового антагонизма могут казаться незначительными, но при правильном понимании становится ясно, что они играют свою роль в крупных системах угнетения. Казалось бы, такая мелочь – белый студент говорит Пирсу, как расставить стулья. Но за этим взаимодействием скрывается нечто гораздо большее – в бессознательном учащегося и в порочных расовых установках общества, сформировавшего это бессознательное.
