…Потом я Анну случайно встретил. Не так уж много и лет прошло. И где б вы думали? Все на тех же островах Кабо-Верде! Она стала полной и веселой, в белом просторном платье и шляпе с огромными полями, беспрерывно хохотала. И она была похожа на актрису Елену Соловей из фильма «Раба любви». И у нее имелся муж, бизнесмен-итальянец, и трое, или даже четверо уже, ребятишек. Дети бегали вокруг нас, кудрявенькие и озорные, оставляли пятна на моих бежевых брюках. Их поведение меня почему-то бесконечно радовало. Дети Анны и ее муж сносно болтали по-русски.
– Анна, – сказал я, – вам так идет ваша полнота.
Она улыбнулась без тени печали:
– Где же ты раньше был, Шурик?
Ее муж, кажется, его звали Луиджио, порывался немедленно купить мне новые брюки. А дети нападали на него и вытаскивали из плетеного кресла. И все вместе они валялись на полу летней веранды. Хотелось к ним присоединиться. Валяться на полу или лучше на газоне, возиться с ребятишками – что может быть радостней? День был нестерпимо солнечный. И еще очень хотелось, чтобы раздобревшая Анна присоединилась к нам. Оказалось, что Луиджио – аптекарь. И он занимается инсулином. Ну, он занимается не самим инсулином, а его поставками. Доходнее инсулина только космос, проституция, наркотики и торговля оружием. Больных диабетом в мире уже почти пятьсот миллионов. Я не восхищался, но и не комментировал. Потому что инсулином пока не пользовался. Проституцию при детях тоже не обсуждали. Недалеко на рейде стояла их яхта. Мне тут же вручили подзорную трубу, чтобы я смог оценить такелаж. Я глянул в волшебный глазок их калейдоскопа и, кажется, узнал капитана. Все того же лощеного красавца в черных шортах. Только косичка у него на затылке стала седой.
Луиджио сделал круглые глаза, подмигнул Анне и сказал:
– Больше я не разрешу тебе прыгать с яхты!
У меня был билет на самолет до Лиссабона. Я так и не нашел Катрину, которую искал на островах. И отчасти мне взгрустнулось. Наверное, я завидовал чужому счастью. Луиджио предложил поменять билет и провести с ними на яхте пару-тройку дней. Два симпатичных малыша, старшенькие – Николя и Морис, не отходили от меня. Почему-то я начинаю быстро тянуться к старикам и к маленьким детям. А они – ко мне. Давно, и не только мной одним, подмечено. Родители Луиджи уже загорали на яхте. С самыми младшими детьми управлялась няня-филиппинка. Я поблагодарил и отказался, сославшись на важную встречу с издателем в Париже. Врал, конечно. Я тогда сидел без работы, изгнанный из большой газеты. И везде искал ее, одну-единственную. Мне казалось, что она спасет меня от распада. Почему-то в голову втемяшилось, что она эмигрировала на Острова Зеленого Мыса. То, что сейчас называется Республикой Кабо-Верде. Так мне сказала ее мама – профессор консерватории, известная музыкантша. Деньги у меня были. Я получил аванс на большую книгу родовой хроники от известного православного банкира. Интересно, банкир может быть православным? Я был знаком с двумя православными банкирами-братьями. Сейчас они в международном розыске. Продали здание редакции газеты недалеко от Пушкинской площади.
Анна спросила меня:
– Ты сейчас что-нибудь пишешь? Мне понравилась твоя книга про олигарха и тайменя.
– Она многим нравится, – небрежно подтвердил я.
На веранде запахло мятой. Принесли коктейль «мохито». Разумеется, со светлым ромом. На три пальца в стакан наливаешь ром, потом лед и мята… Потом… Впрочем, здесь не будем отвлекаться на прилипчивую тему. Ее и так с избытком. Хотя она, тема, почти всегда лишь приправа к основному блюду.
– Извини, что лезу… Мне кажется, что ты не очень счастлив.
– Разве может писатель быть счастливым? – ответил я и захохотал.
Мне казалось – демонически. Тут я слегка блефовал. Сказать о себе «я писатель» – все равно что сказать «я красивый». Повторяюсь, но по делу. Песня еще только начинается. Писатель – категория, которую определяет один читатель, время. Но Анна посматривала на меня с жалостью. Не стоит с жалостью смотреть на героев, прыгающих ночью с яхт. И пьющих кубинский ром. Точно так же не стоит думать, что яхты в жизни моего лирического героя играют какую-то особую роль. С Джессикой мы тоже встретились на яхте. Простое совпадение, соответствующее пословице: «На ловца и зверь бежит». Была яхта – и вот она скрылась за маревом горизонта. Писатель вправе написать: «Она предложила мне путешествие в рай… И вот мы в раю!» Писатель как бы сжимает пространство и уплотняет время. Если получится уплотнить.
Морис и Николя извозюкали отца мороженым. Итальянцы, как, впрочем, и евреи-израильтяне, не запрещают своим детям шалить. И не наказывают их. А русские мамки, мелированные и в плавках-трусах, напоминающих танковые чехлы, только и знают кричать на солнечных пляжах Кабо-Верде: «Ничёси! Куда полез? Ща как дам по жопе!» Вот спрашивается, зачем они бьют маленьких детей? Меня в детстве отчим бил. Когда мы с Хусаинкой подросли, мы чуть не проломили ему голову. Я был сослан в интернат, от греха подальше. «Вы – звери, господа!» – говорила героиня фильма «Раба любви», актриса немого кино Ольга Вознесенская. Дети Анны и Луиджио очень быстро стали называть меня анкл Шуша – дядя Шуша. Так меня называл мой племянник Анатолий, когда был совсем маленьким. Сейчас он уже большой и работает в Администрации. Какой – даже намекать не буду. Шуша – производное от Шура и Саша. Так и Анна меня стала называть в нашей болтовне за обеденным столом, меняя «Саша» на «Шура». Подали морских гадов и сухое вино. Про Астафьева я рассказал ей, оказывается, еще на яхте в Пирогово. Вот чего не стоит делать никогда. Нельзя доверять сокровенное случайным, хотя и красивым, женщинам. Простота хуже не только воровства. Она хуже деревенской глупости. Анна посмотрела на меня задумчиво и сказала:
– Ну, может, хоть одну ночь на яхте переночуешь? Поужинаем вместе. Правда, у Луиджио в городе есть дела… Он вернется только завтра, в три часа пополудни.
И тоже ведь прекрасное слово «пополудни». Не менее красивое, чем слово «либо».
Либо переночуешь, либо опять прыгать с борта яхты и со всех ног, волчьим наметом, рвать в аэропорт.
Другого варианта не предусмотрено. Да ведь какая охрана еще тебя выловит на берегу. Костей не соберешь.
Я потерял свою первую любовь. И я дал себе слово найти ее.
Юный корреспондент Ваня (имя изменено) спросил меня:
– А можно заниматься сексом без любви?
Ученики студии журналистики «Новый Фейерверк» нашли во мне благодарного слушателя. На такие темы с ними никто не говорит. Ни учителя в школе, ни родители дома. Им очень нужны эти разговоры. А я усвоил урок Астафьева. Надо уметь не столько рассказывать, сколько слушать.
Ваня вообще был странноватым. В тот день он ходил по редакции, раскрасневшийся и взъерошенный.
– Ваня, в чем дело? Ты заболел? – спросил я.
Оказалось, что нет, просто взволнован. Сегодня первый раз идет на свидание с девушкой.
– Давно с девушкой дружите?
– Два года.
– И за два года вы ни разу не встретились?
– Мы переписывались.
«Как же он собрался заниматься сексом? Да еще если и не любит ее…» – подумал я. Оказалось другое. Девушку он любит, но она категорически, в переписке, от взрослых отношений отказывается. А ее подружка, которая Ване совершенно безразлична, все время приглашает его на родительскую дачу на Новой Риге. Дача с баней и бассейном. Родители постоянно живут в городе. Выпрыгнуть в иллюминатор и поплыть по бушующим волнам Ване не удастся. Далеко ли уплывешь в бассейне?
Когда мы прибегали на дебаркадер со своих первых свиданок, Лупейкин первым делом спрашивал: «Ну как? Сиськи мял?» Одна девочка, уже не рыжая Валя с веснушками на лбу – другая, сказала Шурке: «Ты не думай – они еще отрастут!» Как будто Шурка с утра до ночи думал о том, что у кого отрастет! Вон у новенькой, Лариски Тепленькой (имя и фамилия подлинные), уже в седьмом классе все выросло. И Хусаинка первым заметил. Тот самый Пыжик. Адольф считал, что цель любых отношений мужчины и женщины – подготовка партнерши к позиции «на стон». И совершенно не важно, любишь ты ее или нет. Как я мог объяснить сомнительный принцип Лупейкина Ване? Попутно замечу, имея опыт, лучше в такие дела подростков не влезать. Потом не знаешь, как выпутаться. И я сказал Ване:
