Литмир - Электронная Библиотека

О ней Фотий узнал ровно в тот момент, когда после своего кратковременного пребывания текущей весной (по приглашению митрополита Серафима) в столичной Александро-Невской Лавре он стал планировать свой скорый отъезд в родную Скороводскую обитель. Именно тогда к нему обратился ряд близких к царю лиц с неожиданной просьбой отложить свой отъезд до возвращения в столицу временно отсутствовавшего там Александра I.

Фотием овладело искреннее недоумение по данному поводу. Он никак не мог понять главного – о чём ему говорить с императором! Но буквально ночью того же дня ему во сне явился Святой великомученик Георгий с повелением остаться в столице, и он послушно отложил свой отъезд…

Узнав о дате своей аудиенции с царём, архимандрит, перед столь знаменательной встречей, попросил помощи и заступничества у Пресвятой Богородицы в своей молитве перед её иконой в Казанском соборе и получил благословение древней иконой Нерукотворного Спаса от митрополита Серафима. Внутреннее решение о необходимости доведения до императора всей правды о засилии в стране тайных масонских лож, возглавляемых, в том числе, и лицами из самого близкого его окружения, было принято.

Фотий прекрасно осознавал то, чем может окончиться для него эта встреча, если император ему не поверит. Не так давно один из русских патриотов уже попытался предупредить российское общество о чрезвычайной опасности, исходящей от тайных мистических обществ, издав обличающую масонов книгу «Беседа о бессмертии души», и эта попытка закончилась для него весьма печально. Усилиями влиятельных масонов весь его труд был изъят и целиком уничтожен, а он сам был навсегда выслан из столицы в захудалый, на тот момент, Харьков. Однако, этот пример не остановил бесстрашного архимандрита.

Войдя во дворец и поднимаясь по его широким лестницам, Фотий принялся осенять крестным знамением как самого себя, так и все встречающиеся на его пути входы и проходы в другие комнаты, искренне полагая, что «здесь живут и действуют тьмы сил вражьих, и ежели оные, видя крестное знамение, отбегут от дворца на сей час его прихода, то Господь даст ему благодать пред лицом Царя и преклонит сердце императора послушать то, что на его сердце есть ему возвестить».

Продолжая на своём пути размышлять о важности возложенной на него Господом миссии, Фотий оказался перед дверями, которые при его приближении молча распахнули двое стоящих около них царских слуг в красивых ливреях. Архимандрит, замедлив на долю секунды свой и так неторопливый шаг, решительно вошёл в царские апартаменты.

Ожидавший его император находился в глубине комнаты и несколько в стороне от её входа. Он явно ждал, что Фотий первым делом подойдёт к нему и услужливо благословит его по церковной традиции. Однако, архимандрит, не обращая на «царя земного» никакого внимания, сначала неспешно осмотрелся и, найдя взглядом икону с образом Царя Небесного, висевшую на противоположной от императора стене, обернулся к ней лицом, потом, трижды покрыв себя крестным знамением, поклонился святому образу, и лишь затем предстал перед Александром I.

Император, изумлённый демонстративно смелым поведением знаменитого архимандрита, сотворившего честь Богу прежде, чем ему, и принципиально не отошедшего от положенного православного ритуала вхождения в чужое помещение, моментально попал под влияние своего харизматичного гостя. Он с почтением подошёл к Фотию и, принимая от него благословение, с христианским послушанием поцеловал протянутую ему руку, после чего благоговейно приложился к небольшому образу Спасителя, также протянутому ему архимандритом.

– Я давно желал видеть тебя и принять твоё благословение, отец Фотий, – произнёс, наконец, Александр I.

– Яко же ты хочешь принять благословение Божие от меня, служителя святого алтаря, то, благословляя тебя, глаголю: мир тебе, Царь наш! Спасись и радуйся! Господь с тобою будет! – сказал ему в ответ Фотий.

После этих слов император, почтительно взяв архимандрита за руку и вежливо показав место, где тому подлежит сесть на время беседы, самолично посадил последнего на широкий стул. Сам же, глядя Фотию прямо в глаза, сел напротив его настолько близко, что архимандрит сразу понял – разговор будет долгий и доверительный.

Фотий осенил себя и императора крестным знамением и приготовился к длительной беседе. Первым её начал Александр I. Он стал расспрашивать его о времени, проведённом последним в кадетском корпусе, где будущий архимандрит служил учителем Закона Божьего, и о годах его монастырской жизни. Фотий же, отвечая ему на его вопросы, попутно говорил царю о Святой Церкви, возрастающей опасности для православия и спасении души человеческой, ненавязчиво стараясь внушить тому надлежащую православному веру в силу Креста и крестного знамения.

– Не имеешь ли ты, отец Фотий, что-то особенное сказать мне? – неожиданно спросил архимандрита проникшийся к нему доверием Александр I.

– Никаких нужд земных для обители и себя я не имел и не имею. С нами Бог, а с Ним всё у нас есть! Единственное тебе нужно поведать, что для тебя паче всего нужнее: враги Церкви Святой и Царства Русского весьма усиливаются. Зловерие и соблазны явно и с дерзостью себя открывают. Как поток водный разливается всюду нечестие… Великий вред святой вере Христовой и царству твоему хотят сотворить тайные злые общества, но они не успеют. Бояться их нечего! Надобно лишь внутри самой столицы дерзость врагов, тайных и явных, в успехах их немедленно остановить! Господь с тобою, о Царь наш! Даётся тебе благодать и крепость. Всё можешь ты во славу Божию сотворить. Праведные скорбят, видя успехи врагов, но чают, что Господня десница воздвигнет тебя, Царь наш, защитить Церковь Святую и веру Христову! – взволнованно произнёс Фотий.

– Может, отец Фотий, у тебя есть и что-то более конкретное сказать мне о тайных врагах наших и действиях их во вред народу русскому? – задал очередной свой вопрос архимандриту внимательно выслушавший его император.

– Есть, о Царь наш! И, коли желаешь, то слушай! – всё также витиевато ответил ему архимандрит и тут же принялся взволнованно рассказывать не на шутку встревожившемуся Александру I ту правду о реальном духовном состоянии российского общества, которую ему, до него, никто не хотел или не решался говорить.

Фотий подробно поведал императору о том, что в его огромной империи существует уже порядка ста масонских лож, в которых, в общей сложности, состоят около пяти тысяч человек – практически, весь цвет русской аристократии, и что знатные дворяне вступают в масонство, порой, целыми родами. Да, и как им не вступать, если в самых влиятельных столичных ложах списки состоящих в них дворян начинаются с отдельных членов царствующей фамилии и даже некоторых лиц из числа близких друзей самого императора, а значительная часть всех действующих в России общественных организаций являются либо замаскированными разновидностями масонских лож, либо обществами, находящимися под их несомненным влиянием.

Он попытался донести до него необходимость осознания им того, что в систему главных приоритетов в деятельности руководства любых масонских лож и большинства масонов высших степеней (сверхсекретных даже в их среде) всегда и везде входят внедрение своих людей во все влиятельные структуры государства (или привлечение в свои ряды уже находящихся там лиц), придание деятельности данных структур антинационального характера и осуществление тотального контроля над всеми существующими духовными центрами и печатными типографиями той страны, в которой они пребывают.

Фотий подчёркивал, при этом, что масоны не отошли от этой своей разрушительной практики и в России. Так, уже с момента образования министерской системы российского правительства (произошедшего уже при Александре I) многие ключевые посты во вновь образованных министерствах заняли исключительно высокопоставленные масоны, проталкивающие, в числе прочих, проект создания единой масонской ложи, якобы, под покровительством правительства (а в действительности, конечно – совсем наоборот) и постановки вопросов повышения в должности государственных чиновников в прямую зависимость от их повышения в масонских степенях.

4
{"b":"909248","o":1}