Решения, на самом деле, два. Есть такое умное слово – «бифуркация», то есть, раздвоение выбора. Обычно критический выбор всегда двояк: либо так, либо эдак. Без оттенков. В случае инфраструктурной катастрофы выбор оказывался всегда одним и тем же – откочевать на новые охотничьи угодья или изменить образ жизни, под чем понимается переход к новому (принципиально новому) экономическому и хозяйственному укладу. Точнее, вначале хозяйственному, а затем уже и к экономическому – то есть, меновой торговле с другими такими же перешедшими на следующий уровень развития группами людей.
По понятным причинам «откочевать» было всегда самым напрашивающимся решением. И в первую очередь по причинам психического свойства. Выше мы уже говорили о психике как инструменте когнитивной устойчивости. Сам факт того, что нужно менять веками и поколениями устоявшиеся привычные методы хозяйствования, требовал как минимум осмысления и формулирования абсолютно непривычной смысловой конструкции. Представим себе на минутку собрание племени, где молодой охотник говорит – народ, а давайте не бить мамонтов или медведей, а разводить курочек и козочек. По сути – то же самое мясо. Зато не из магазина, а свое, без консервантов и добавок!
Ну, во-первых, до такого этот охотник должен был вначале додуматься. А когда думать, если ты встал – ис друзьями на охоту. Да еще и в условиях скудеющей пищевой инфраструктуры. Понятно, охотник такого мудреного слова просто не знал, но в практическом плане это означало, что нужно уходить за добычей на несколько недель, причем совершенно не факт, что вернешься с нею, да и вернешься ли – тоже вопрос. Поэтому думать особо некогда. Но даже если такая светлая мысль и посетит голову, высказать ее на собрании племени означает только одно: слово в прениях немедленно возьмет местный шаман (а он по долгу службы – самый косный и непробиваемый, так как поставлен блюсти заветы предков) и скажет – да вы рехнулись. Какие козочки? Какие курочки? А как же скрепы? Да предки наши из могил встанут, чтобы посмотреть на вас, идиотов! А как же духовность? Мой дед на охоту ходил, его дед на охоту ходил и деды его дедов тоже мамонтов били. И не для того, чтобы вы тут нам чушь духопротивную несли. А может, ты иностранный агент? Так мы тебя быстро определим куда надо.
В общем, «откочевать» – самое напрашивающееся решение. И вполне разумное, кстати. Не так уж и сложно отбить новую пещеру у занимающего ее не по праву медведя или саблезубой тигры (ну, конечно, если медведь не окажется проворнее) или прогнать соседнее племя, организовав ему маленький геноцид. Впрочем, как раз с геноцидом древние были куда как аккуратнее нынешних, война с соседями насмерть – это штука исключительно редкая и только по абсолютно железной необходимости. Так как победить, конечно, можно. Но при этом неизбежны собственные потери, зачастую настолько фатальные, что смысл победы утрачивается – воюют-то не какие-нибудь наемники. А всё те же охотники. Еще нет специализации, а потому военные потери автоматически ведут к утрате добычного потенциала племени. Поэтому если и откочевывать – то по возможности на безлюдные пространства.
Но рано или поздно катастрофа всё равно происходит. Не сейчас, так через тысячу лет. Не через тысячу, так через пять. Архаичная жизнь на такие мелочи не заморачивается, времени у нее немерено. В любом случае наступает момент, когда либо откочевывать уже некуда, либо есть куда – но в совершенно новые и совершенно непривычные условия, где весь накопленный опыт предков не даёт никакого шанса на выживание. А потому возникает именно когнитивный тупик, когда психика даёт системный сбой.
На практике это означает лишь то, что любое из двух решений – остаться на прежнем уровне хозяйственного уклада или менять этот самый уклад – всё равно будет связано с полным переформатированием всего прежнего смысла существования.
И вот только тогда молодой охотник, вышедший перед племенем со своими смущающими ум речами, будет выслушан с угрюмым, но неизбежным вниманием. И аргументы шамана перестанут быть очевидными и непререкаемыми.
Племя столкнется с двумя одинаково неприемлемыми вариантами будущего. Остаться в степи, но завести курочек, или уйти в тайгу и полностью менять все техники и практики охотничьих навыков. Да и женщины с их ягодами-корешками окажутся в той же ситуации: одно дело знать все степные травы: какие от головы, какие от диареи, а какие можно кинуть в суп для аромата, и совсем другое – заново приобретать опыт в копании и использовании совершенно неизвестной ранее таёжной флоры.
В любом случае каждый из двух выборов потребует коренной ломки всех прежних моделей поведения, жизни, хозяйствования. Даже жилище теперь придется строить совершенно иначе, да и вообще всё по-другому.
И опять же: сделавшие выбор в пользу сохранения привычного уклада (то есть, оставшись в рамках охоты и собирательства) так и останутся на прежнем уровне хозяйственной деятельности. То есть, говоря проще – не эволюционируют. И таких групп людей, возможно, было немало. Не знаю – большинство ли, но косность вполне могла победить, и тяжелое решение уходить в новые природные и климатические условия на самом деле решением не являлось, так как в ином виде, но возобновляло привычный уклад жизни. Через два-три-пять поколений племя привыкало к жизни в новых условиях и вообще ничем не отличалось от прежнего себя. Только меняло привычки, образ жизни, меню, но все равно оставалось в архаичной фазе своего существования, не слишком интересуясь значением этого термина.
Но нам интереснее другие. Которые делали выбор в пользу курочек и козочек. Вот эти люди куда как важнее для всей последующей истории, включая и нашу новейшую.
По сути, описанный пример – классическая катастрофа. Суть любой катастрофы на самом деле очень проста. Есть некое стационарное сбалансированное состояние системы. Поэтому стационарное состояние – это уравновешенное механизмами противоречие (точнее, комплекс противоречий), где система колеблется вокруг некой точки равновесия, не слишком от нее удаляясь.
Однако возникает (всегда возникает, рано или поздно) возмущающий этот баланс фактор – или совокупность факторов – когда «шарик» равновесного состояния системы начинает колебаться вокруг точки равновесия со всё большей амплитудой. В конце концов «шарик» выскакивает на условный «гребень», отделяющий прежнее состояние системы от какого-то нового. Гребень – это и есть состояние катастрофы. Она может длиться достаточно долго («шарик» может «зависнуть» на «гребне»), причем иногда даже продолжительное время. По-научному такое положение можно назвать неустойчивым. Видимым аналогом такого состояния можно назвать переохлажденную жидкость. Налейте в бутылку чистую воду, без примесей, без газа и положите ее в морозилку. Достаньте бутылку через некоторое время – в ней будет точно та же вода, но уже с температурой морозилки. Она не превратилась в лёд, так как в ней просто нет центров кристаллизации. Но стоит ее встряхнуть, и небольшие изменения в плотности воды от соударения молекул друг с другом или со стенками создадут эти центры, и вода замерзнет прямо у вас на глазах.
В любом случае это квази-стабильное состояние неустойчиво, и «шарик» рано или поздно, но скатится к новой точке равновесия. Катастрофа произошла. Система вошла в новое устойчивое и равновесное состояние.
Вот, собственно, что такое катастрофа в самом упрощенном виде. Мы, конечно, вкладываем в это понятие избыточную эмоциональную составляющую, но на самом деле, если строго и без эмоций, то катастрофа – это всего лишь переход системы из одного устойчивого состояния в другое устойчивое.
Мы сталкиваемся с такого рода переходами в течение всей своей жизни, и далеко не всегда даже называем их катастрофой. Заканчивая школу, человек переходит к новому этапу своей жизни. Он либо выбирает новую учебу, либо идет на завод – и через это проходим все мы, это в порядке вещей и нормально. Но в то же самое время это классическая катастрофа, то есть тот самый переход их одного состояния в другое.
