– Ты знаешь, это из-за мамы.

– Мне мама не помешала познакомиться с Машей. Что мешает тебе? Только твои собственные убеждения.

– Ладно, проехали. Давай лучше поговорим о другом.

– О чем?

– О квартире. О вашей квартире. Я посчитал некорректным поднимать эту тему в присутствии Ларисы, и решил сначала обсудить с тобой.

Я заинтересовано обернулась.

– Рад, что эта тема тебе любопытна.

– Ты еще ничего не сказал, откуда такие выводы?

– Я назвал ее имя, и полагаю, именно это вызывают твою реакцию. Но опустим мои наблюдения. Сейчас я буду говорить, как юрист, надеюсь, ты меня поймешь. Твои родители подали на развод?

– Да. Практически сразу.

– И отец планирует жениться после его получения, так?

– Думаю, да. Он ответственно относится к таким вещам. Ведь в его новых отношениях есть ребенок.

– А также он является собственником квартиры, где вы с мамой живете, все верно?

– Да, наверное, я не очень в этом разбираюсь. Кажется, квартира принадлежит им обоим.

– Какие у них планы по поводу квартиры?

– Они не собираются ее делить, если ты об этом.

– Тебе надо попросить отца переписать на тебя его долю, оформить дарственную.

– Он и так остался ни с чем, а ты хочешь, чтобы я у него последнее отобрала?

– А ты хочешь, чтобы в случае его смерти, на его долю претендовали еще двое наследников?

– Марк! Как ты можешь говорить мне про смерть папы?!

– Лиза, это жизнь. Мы не знаем, где и когда она оборвется. Я юрист и должен позаботиться о твоем благополучии. Вопрос остался открытым, ты хочешь делить наследство с его новой женой и ребенком?

Мысль о смерти отца была невыносимой, но Марк говорил разумные вещи.

– Что ты от меня хочешь, Марк? Ты меня слишком хорошо знаешь, чтобы самому не ответить на этот вопрос.

– Тебе надо поговорить с отцом и попросить оформить дарственную.

– Я не могу. Как ты себе это представляешь? Я должна с отцом говорить о его смерти? Это бесчеловечно.

– Хорошо, давай я поговорю.

– Какой тебе в том интерес, Марк? Тоже претендуешь на эту долю в случае моей смерти?

– Зачем она мне? У меня есть квартира. Ты видимо, не в курсе. Но квартира, где живет моя мать, принадлежит мне. Они с отцом давно переписали ее на меня. Еще когда разводились. Я беспокоюсь исключительно о тебе. Чтобы потом ты не говорила мне, что я юрист и не позаботился о твоем благе, зная все тонкости. Ну, так что, будешь делиться с Ларисой и сестренкой или мне поговорить с Андреем Александровичем?

– Марк, ты опять?! – услышав «сестренку», возмутилась я. – Хорошо, поговори. Только пусть папа не думает, что я желаю ему смерти. Не говори, что обсуждал это со мной.

– Договорились, – засмеялся Марк.

Я ехала в свадебный салон, чтобы выбрать и купить платье. Погода благоволила к прогулке, и я сошла на остановку раньше. Моя дорога лежала через сквер. Он внушительных размеров, но довольно запущенный. Деревья, которые растут вдоль дорожек, давно никто не обрезал и не спиливал засохшие ветки. Когда-то здесь были клумбы с цветами, но сейчас на них растут только сорняки, да валяется всякий мусор. Несколько тропинок, пересекающих этот сквер, сходятся в центре, и раньше на этом открытом пространстве находилась большая карусель, управляемая только руками человека. Но несколько лет назад ее убрали, а яма, куда была вмонтирована карусель, так и осталась незаложенной, представляя собой опасность. Ее огородили деревянными козлами, которые тоже сломались и наполовину провалились в эту яму. По краям дорожек сквера стоят облезлые лавочки со сломанными гнилыми перекладинами. Сидеть на таких лавочках невозможно. В одном из уголков сквера виднеется детская площадка с песочницей, качелей и каруселью. Но все настолько ржавое и старое, что может привлечь к себе только самых отчаянных мамаш и их несмышленых отпрысков. Этот сквер не предназначен для приятного отдыха, а скорее служит для сокращения маршрута к месту назначения, и именно из-за этого часто многолюден.

Еще издалека я заметила цыганку, бродившую с маленьким мальчиком по аллее. Она порывалась остановить прохожих, в основном женщин, и что-то им предлагала. Но те отшатывались от нее как от чумной и ускоряли шаг. Мой путь лежал мимо нее, и я не знала, как поступить – изменить маршрут, чтобы не стать жертвой ее домогательств, или смело пойти навстречу. Но в который раз напомнив себе, что страху надо смотреть в глаза, я решила не сворачивать со своего пути. Я взглянула на нее, как на соотечественницу Шандора, близкую ему натуру, и вложила в нее лучшие от него качества. Ведь не может он один быть таким исключительным среди цыган. Я убедила себя, что зла от нее не будет, что наши страхи перед этим народом от незнания их традиций и обычаев. Но ведь я знала, и очень много. И эти знания должны помочь мне посмотреть на нее глазами Шандора.

Я приближалась к ней. Она была одного со мной роста, с крупными чертами лицами и во рту виднелись металлические коронки. На ней была длинная пестрая юбка преимущественно красного цвета, не менее разноцветная блузка и красный платок на голове.

– Красавица, дай ручку, погадаю. Все тебе скажу, что было, что будет, как жизнь твоя сложится. Ну не спеши, милая. Вижу много общего между нами. Погоди…

Последние ее слова заставили меня остановиться. Я обернулась к ней. Смело смотреть страху в глаза, – снова повторила я себе.

– Что общего? – не удержалась я. Откуда она знает?

– Позолоти ручку, все расскажу.

Я полезла в сумочку. У меня не нашлось купюр меньше сотни и мне пришлось дать ей 100 рублей. Она ловко свернула их одной рукой и запихала к себе под блузку (в бюстгальтер?). Ловким движением руки она взяла мою правую кисть, стала водить пальцем по линиям на ней. Руки у нее были шершавые, с короткими ногтями, окрашенными красным лаком, и довольно грязные.

– Большая любовь в сердце твоем живет. Большая, но несчастливая. Может от того, что невзаимная, а может еще по какой причине… Не вижу. А если позолотишь ручку, то скажу, что ждет тебя в будущем…с этой твоей любовью…

Я почувствовала, что начался «развод». Но пока попадала в точку, стало интересно, что же дальше. Вынула ей еще 100 рублей.

– Вот здесь, видишь, линия обрывается, – снова вела пальцем по линии она.

– Да, это плохо? Болезнь, смерть – что это?

– Не торопись, красавица. Это линия твоей любви. Потеряешь ты свою любовь. Навсегда или нет, сказать не могу. Но вот здесь снова продолжается. А позолотишь еще ручку, скажу, что значит это.

Очередные сто рублей ушли под блузку. Мимо нас прошла неравнодушная женщина, которая посоветовала мне бежать от цыганки, пока она не вытрясла из меня все деньги. Я ободряюще ей улыбнулась, но ничего не ответила, вернувшись взглядом к цыганке.

– Продолжение линии – это или новая любовь тебя настигнет или прежняя возродится. Как она тобой вновь овладеет, ждет тебя счастье. И много детей вижу…

– Когда это все будет?

– Не знаю, милая. Может сейчас этот «обрыв» в твоей судьбе, а может только ждет он тебя впереди. Сроков сказать не умею. Но кто ждет, тот вознагражден будет.

Шандор сказал, что его мама хороший психолог. Может ли эта цыганка по моему лицу, по моим словам и манерам считать мое будущее? Или действительно все «видела»? Могла ли я довериться словам этой женщины? Что она сказала? По сути, ничего конкретного. Любому, кто хоть раз любил, это гадание могло подойти.

Я посмотрела на мальчика, что жался к материнской юбке. Такие черные глаза, такой пронизывающий взгляд, такой кудрявый. Столько схожего с ним.

– Как его зовут? – не удержалась я.

– Шандо́р, – ответила цыганка.

Меня пронзило, как стрелой. Так не бывает. Может, это мне снится? Произношение имени странное, но все равно созвучно с его именем. Может быть, это связано с разными диалектами цыганского языка?

В сумке оставалось только 500 рублей и мелочь, я вынула последнюю купюру и протянула цыганке.