Он схватил мою подушку и направился с ней в коридор.

– Марк, что ты задумал?

Я бросилась следом за ним, вообразив, как Марк хочет придушить кота моей подушкой. Савельев постучал в комнату к маме.

– Елена Ивановна, можно войти?

– Секунду.

Должно быть, мама надевала халат. Она сама открыла дверь. Шанди выбежал из комнаты и бросился к нам в спальню. По пути я его поймала и взяла на руки.

– Он никак не успокоится, – сказала мама. – Не знаю, что с ним делать. Не стал спать со мной.

– Давайте Лизе свою подушку, а эту возьмите себе. Может быть, это заставит кота замолчать.

– Марк, это не собака, – сказала я. – Думаешь, он почует мой запах?

– Это животное, у них отличный нюх. Хотя бы на одну ночь твоего запаха коту хватит.

Я почувствовала, как мои щеки снова загорели. Мама согласно кивнула головой, они обменялись с Марком подушками, я передала Шанди маме, и мы вернулись в нашу спальню.

Несколько минут я прислушивалась к звукам за дверями, но стояла тишина, и Марк снова склонился надо мной.

– Если твоя мама не придушила его своими руками, то, наверное, он уснул.

Я шлепнула Марка по плечу и невольно рассмеялась.

– Как ты можешь такое говорить о моей маме?

– Я думаю, она на многое способна, чтобы дать нам закончить начатое.

– Марк, у тебя после всего этого еще не пропало желание? – продолжая смеяться, спросила я.

– О нет, Лиза, оно стало только острее.

Я помогла Марку стянуть с себя сорочку, и без каких-либо помех мы занялись любовью.

Мы одевались с Марком в нашей комнате на работу. Погода обещала быть жаркой, и я надела одно из своих любимых голубых платьев с коротким рукавом и пояском. Округлый воротник и широкая юбка, как обычно скрывали все прелести моей фигуры, и Марк впервые возмутился моим видом.

– Почему ты редко носишь вещи в обтяжку? У тебя потрясающая фигура.

– Марк, моя потрясающая фигура не для чужих глаз.

– Ах, вот в чем дело. Сохраняешь интригу?

– Да. Не люблю, когда на меня таращатся все, кому не попади.

Марк натянул на себя серые брюки и заправлял в них белую рубашку. На ногах у него были белые носки, и наготове лежал галстук более темного оттенка, чем костюм, с диагональными узкими полосками белого цвета.

– Поможешь завязать мне галстук?

– Ты шутишь? Я не умею.

– Давай научу. Мне бы хотелось, чтобы ты по утрам завязывала мне галстуки.

– А ты будешь заплетать мне косы? – хохотнула я.

– Не уверен, что справлюсь. И вообще я бы предпочел видеть тебя с распущенными волосами.

– Марк, я работаю в серьезной организации, с собранными волосами все-таки я смотрюсь респектабельнее.

– Того и глядишь, нацепишь пучок на макушку и оденешь очки.

Мы посмеялись. Я успела собрать свои волосы в обычный незамысловатый хвост на макушке и подошла к Марку, который застегнул свой ремень. Я взяла галстук и попросила его показать, как вязать узел. Савельев медленно продемонстрировал самый простой способ завязывания галстука, затем его распутал и попросил повторить. Я постаралась сделать это быстро, пока в памяти сохранялись манипуляции Марка, но все равно в конце сбилась, и узел не получился. Мы стояли около зеркала, и Марк следил за моими движениями. Савельев показал, в чем была моя ошибка. После этого я распутала галстук и повторила все вновь. Только уже без ошибок. Я подтянула узел ближе к шее Марка, и осталась довольна результатом.

– Я никогда не сомневался, что ты способная ученица.

Марк поправил галстук и насмешливо посмотрел на меня. Когда я поняла, о чем он, дурацкая краска снова залила мое лицо.

– Обожаю, когда ты краснеешь.

Он наклонился, чтобы меня поцеловать.

– Марк, поехали, а то я опоздаю.

Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Мы нашли кафе, где собирались праздновать это событие, обратились к свадебному агентству, забронировали их услуги на интересующую нас дату. Отдельно нашли фотографа и оператора. Пару раз ходили с мамой в свадебные салоны, я примеряла платья. Все, что нравились маме, я считала чересчур напыщенными и дорогими, все, что мне – не приглянулись ей. Она заподозрила, что я не соглашаюсь с ее выбором назло, а не потому, что мне не нравится наряд. По ее убеждению, не может быть некрасивым платье, которое стоит больше, чем моя зарплата. Я в свою очередь подозревала, что ее выбор дорогих платьев связан с желанием посильнее ударить по карману отца. Ведь он спонсировал покупку свадебной одежды и обуви. По итогу мы уходили ни с чем, и я подумывала пойти в салон одна, чтобы самой определиться с платьем.

Была середина сентября, когда отец пригласил нас с Марком к себе домой. Он хотел познакомить нас с Ларисой и Машей. Я долго отказывалась от этой встречи, находя удобные предлоги, но однажды мои аргументы иссякли, и я согласилась на приглашение.

Мы вошли в квартиру. Детский плач услышали еще на лестничной площадке. Как сообщил «молодой» отец, у Маши резались зубки, и она временами вела себя неспокойно.

– Может, нам надо прийти в другой день? – зацепилась я за такую возможность.

– Лиза, этот период может затянуться на долгие месяцы, – пояснил отец, – так вы никогда не познакомитесь с сестрой.

Я сделала едва заметный вдох-выдох.

Мы прошли в единственную комнату в этой квартире. В ее скромной обстановке присутствовала только самая необходимая для жизни мебель. И никакого телевизора.

Лариса держала дочь на руках. Женщина сильно отличалась от той, что я застала когда-то в больнице. На голове наспех собранный хвост и ни грамма косметики на лице, под глазами темные круги и более впалые щеки, чем при нашей первой встрече. На ней полинялая футболка (вероятно, отцовская) и пестрые лосины. Она не посчитала необходимым прихорошиться к нашему приходу, либо у нее просто не нашлось на это времени. Она улыбнулась нам, и я с грустью призналась себе, что, не смотря на свой внешний вид, она осталась красивой и привлекательной женщиной. В ответ я тоже выдавила улыбку, демонстрируя отцу свою готовность принять Ларису в члены нашей семьи. Он представил нас друг другу.

Маша успокоилась и оказалась такой, как я и представляла ее – улыбчивая, милая девочка с пухлыми щечками, покрытыми небольшим диатезом. И пока она находилась на руках у своей матери, вызывала у меня умиление. Но стоило ей попасть на руки отца, как мое отношение к ней изменилось. Невольно меня покоробило от того, как они друг на друга реагировали. Ничего не могла с собой поделать. Я ревновала.

Лариса пригласила нас за стол. Она извинялась, что он небогат на яства, но на большее у нее не хватило времени, так как Маша весь день капризничала. Мы, разумеется, ее успокоили, что не стоило заморачиваться по поводу стола, могли обойтись одним чаем.

Отец спросил, как идут дела по подготовке к свадьбе, купила ли я платье. Говорить об этом, когда отец жил в столь скромных условиях, было неловко. Он давал мне деньги на организацию банкета, на платье и обувь, а сам довольствовался малым. Марк отвечал сам, потому что слова застряли у меня в горле. Но про платье он не знал, и я ответила, что пока его не купила, не сошлись во вкусах с мамой. Я планировала пойти в салон завтра и сделать выбор самостоятельно.

Мельком я бросила взгляд на Ларису. Она сидела, опустив глаза, словно бы разговаривая с Машей, притихшей у нее на коленях. У меня закралось подозрение, что тема наших предсвадебных трат ей неприятна. Но я ведь не каждый день выхожу замуж, пусть потерпит. Мне тоже предстоит терпеть и мириться с ее существованием. Не говоря уже о существовании ее дочери. И все угрызения совести как ветром сдуло.

Когда мы ехали домой, Марк заметил, что у меня миленькая сестренка.

– Не называй ее так, пожалуйста. Я же просила.

– Все-таки ревнуешь. Ты привыкнешь, поверь моему опыту.

– Какому опыту, Марк? Сколько лет твоим брату и сестре, а ты ни разу их не видел и не стремишься к этому?