Муромцев подошел к Ерохину, сжал ему руку и сказал:

– Прощайте, Ерохин. Храни вас Бог. Знайте, что настоящий убийца уже пойман, а знахарь, который вас травил, тоже от расплаты не уйдет.

Тот ничего не ответил, лишь улыбнулся.

Муромцев вышел на улицу, где его все это время ждал экипаж. Ефрейтор Урусов спрыгнул с облучка и открыл перед ним дверь, отряхивая пыльный мундир.

– Куда прикажете, господин следователь? – с татарским акцентом спросил он.

– На вокзал вези.

Роман Мирославович сел в экипаж и, снова потерев лоб, подумал: «Надо ехать назад в Энск, к князю».

Вскоре вечерний московский поезд, стуча колесными парами, увозил его на запад. Бросив сумку под столик, Муромцев улегся на полку и тут же забылся тяжелым сном.

По приезде в Энск сыщик нанял экипаж и, не заезжая в управление полиции, направился сразу в монастырь. По дороге он зашел в магазин с яркой аляповатой вывеской «Коньяки, вина, кофе, сигары и другие колониальные товары», где купил бутылку самого дорогого французского коньяка и коробку кубинских сигар. Всю дорогу он мысленно готовился к беседе с князем, сам себе задавая вопросы: что он упустил из виду и как князь смог выйти на преступника?

Отец Сергий встретил его с радушием и пригласил отобедать. Муромцев вежливо отказался, сославшись на занятость, и попросил сразу отвести его к Павлопосадскому. Игумен покосился на сверток из магазина в руках Муромцева.

– Простите, отец Сергий, но это нужно для дела.

– Ну, раз нужно, пускай. Кстати, после вашего ухода князь стал поспокойнее себя вести.

– Правда? – удивился Роман Мирославович.

Отец Сергий кивнул:

– Да вы сейчас и сами убедитесь.

Они подошли к зданию, где держали князя, и игумен впустил Муромцева внутрь со словами:

– Я вас здесь подожду, лестница у стены, а вот ключ от решетки.

– Благодарю, отец Сергий. Я не задержу вас.

Он отпер замок на решетке и спустил лестницу. Из темноты послышался голос князя:

– Роман Мирославович? Я вас заждался!

Муромцев, вздрогнув, помедлил, а потом решительно стал спускаться, прижимая сверток к груди.

Князь встретил Муромцева, сидя на кровати. У стола стоял табурет, на который он указал сыщику:

– Прошу вас, присаживайтесь, господин следователь.

Муромцев положил сверток на стол:

– Прежде всего хочу вас поблагодарить за ту помощь, которую вы оказали мне в расследовании. Примите этот скромный презент, князь.

Он достал бутылку и коробку, а бумагу свернул и положил в карман.

– Прошу вас, оставьте и бумагу, буду самокрутки делать, – попросил князь.

– Как вам угодно-с. Так вот, что я хотел сказать: ваши советы оказались настолько мудры и точны, что я до сих пор в недоумении. Я пришел поблагодарить вас не только от своего лица, но и от всей нашей команды и полиции Энска и Петербурга. Ваши способности настолько уникальны, что…

– Полноте, милейший Роман Мирославович, вы ведь не за этим пришли, – поморщился князь.

Он откупорил бутылку, понюхал и, удовлетворенно кивнув, плеснул коньяк в заскорузлую и мятую оловянную кружку.

– Не желаете? – протянул кружку Муромцеву.

– Покорно благодарю, но я сегодня еще ничего не ел, боюсь, что коньяк мне повредит, – отказался тот.

– Ну как хотите, – ответил князь и, сев на кровать, стал пить коньяк, прихлебывая, словно кофе.

– Но я бы не отказался от сигары, – помедлив, сказал Муромцев.

– Пожалуйста, угощайтесь, Роман Мирославович.

Князь быстро захмелел и сидел, блаженно улыбаясь. Муромцев откусил кончик сигары и закурил.

– Князь, позвольте задать вопрос, который не дает мне покоя с момента нашей первой встречи?

– Конечно, спрашивайте! Всегда приятно поговорить с умным человеком. Я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

– Скажите, как так вышло, что вы, несомненно умнейший и образованный человек, потратили свои знания и таланты на убийства?

– Что ж… – Князь широко улыбнулся, устремив взгляд в черный, закопченный потолок. – Я вам так скажу: все мои беды проистекают из того, что я уж слишком глубоко погрузился в изучение философии, оккультных наук и природы человека, то есть в те знания, которые дошли до нас из глубины веков. В великой мудрости есть великая горесть, и кто умножит знание – умножит скорбь, как сказано в Екклесиасте! И я умножил свою скорбь многократно, увлекшись оккультными науками. Я возгордился, так как был уверен, что управляю и повелеваю демонами. Однако это они стали управлять мной! – Князь поставил пустую кружку на стол, взял сигару и продолжил: – Мой грех лишь в том, что я слишком любил человечество и посчитал, что в моих силах спасти людей от горя и страданий с помощью тайных, запретных знаний! Я так хотел ими овладеть! Я был готов на все! И в какой-то момент демоны, которых я во время своих ритуалов уже мог не только слышать, но и видеть, намекнули, что для обладания глубинными знаниями нужна глубинная энергия. А ее невозможно получить лишь с помощью простых ритуалов и заклинаний – для них требовалась кровь. Человеческая кровь!

Муромцев, забыв о сигаре, неподвижно слушал Павлопосадского.

– К тому моменту, – продолжал тот, – я был настолько слаб из-за бесконечных постов, опия и ночных бдений, что мое сознание окончательно помутилось. Я отправился в свой лес и встретил там крестьянского мальчика, который собирал хворост. Я задушил его и принес в жертву на алтаре в своем подземелье. Дальше все происходящее напоминало бесконечный кошмар, я полностью потерял над собой контроль. Но, несмотря на то что меня обнаружили и остановили, мои демоны по-прежнему рядом со мной. И они никогда не исчезнут, даже после моей смерти.

Князь наконец прикурил сигару от керосиновой лампы и выпустил облако дыма.

– Да, признаться, это довольно странная история, – проговорил Муромцев. – И тем не менее я у вас в долгу и весьма признателен вам. Сказать честно, я ведь строю свою охоту на убийц почти интуитивно, по наитию. В нашем новом отделе по поиску маньяков нет никакой литературы и справочных материалов. Было бы очень любезно, князь, с вашей стороны, если бы вы поделились своими знаниями как эксперт, что ли. Может быть, таким образом вы смогли бы загладить свою вину перед обществом, хотя бы частично!

– Вот как? Признаться, я польщен вашим предложением, Роман Мирославович, – ответил князь, – но ведь я безумец, психопат, убивший шестнадцать невинных человек! Меньше всего я похож на сыщика, да и разбойников мне не приходилось искать!

Муромцев не сдавался:

– Князь, ведь куда важнее дать голодному не рыбу, но удочку! Объясните вашу методу, ведь она не связана с вашим безумием, она работает! Я так понимаю, у вас есть какая-то система! Вы же помогли нам выйти на художника, указали на мою непростительную ошибку в рускеальском деле с костяной дорогой!

Князь внимательно слушал Муромцева, пуская кольца дыма в его сторону. Они медленно летели друг за другом и разбивались о ногу сыщика.

– Ну хорошо, – улыбнулся Павлопосадский. – Я поделюсь с вами некоторыми своими соображениями. Начнем с того, что убийство, если мы не говорим о простой пьяной поножовщине в придорожном трактире, – это действие сакральное, акт искусства, если хотите. Согласитесь, что искусство – это творчество, это то, что мы созидаем сами, в отличие от природы и ее объектов, созидаемых Творцом. В этом случае мы бросаем вызов Творцу, то есть сами творим свою реальность! Как известно, в основе любого акта творчества лежит аполлоническое либо дионисийское начало. И шедевр, создаваемый художником, зависит от того, кому он поклоняется. Как мы знаем из истории искусства, солнцеликий Аполлон, поддерживаемый прекрасными музами, помогал своим последователям создавать оды, поэтому аполлоническое творчество упорядочено, логично и великолепно!

Князь посмотрел на кончик погасшей сигары, затем раскрошил ее на столе и принялся делать самокрутку из куска упаковочной бумаги. Муромцев почтительно молчал.

– Продолжим, – кашлянув, сказал князь. – Что касаемо дионисийского искусства, то здесь веселый и безудержный Дионис вместе с козлоногими сатирами, безумными менадами и фиадами поет свою экстатическую песнь искусства, устраивает оргиастическую вакханалию! Вам ведь известен миф о певце Аполлона – Орфее? Его растерзали фракийские вакханки за то, что он отказался участвовать в их диких празднествах. И если мы говорим об убийстве, то это действо хаотичное, непоследовательное, а сам преступник во власти священного безумия!