Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А почему он не должен этого хотеть?

– Ну, не здесь же. Пошли в дом!

Рил хотела начать показывать свои умения на кухне, но Таш не дал. Повел в гостиную, усадил на стул, а сам пошел разводить огонь в камине. Строго говоря, ему бы следовало приказать это сделать своей рабыне, но с кремнем и кресалом у нее отношения как-то не сложились, и она потратила бы на это дело часа три минимум. Таш на будущее пообещал себе купить ей магическую зажигалку, чтобы не мучилась. Наконец, создав соответствующий антураж и решив вознаградить себя за несколько дней ревности, Таш уселся напротив нее и торжественно сказал:

– Начинай!

Рил засмеялась и начала.

Если бы сейчас вместо пения она заорала, как ослица, Ташу и это не смогло бы испортить настроения, но она, сыграв вступление, запела своим красивым голосом грустную песню о несчастной любви садовника к прекрасной княжне. Ташу показалось, что она своими тонкими пальчиками вместе со струнами гитары касается и его души.

С ним что-то произошло. Он почувствовал, что в груди стало жарко, ледяная корка, которая покрыла его сердце после смерти матери, неожиданно дала трещину и сквозь нее несмело проглянул свет.

Ташу стало стыдно до боли перед этой девочкой и за свою страсть, и за свою ревность. Разве это то, что ей нужно? Ей, красивому беззащитному мотыльку, которого неизвестно каким ветром занесло к нему в дом и который доверчиво сел на его руку? У него ведь есть что предложить, кроме звериной страсти, есть! Есть переполняющая душу нежность старого изгоя, которому не довелось полюбить на своем веку.

Только предлагать ей ничего нельзя.

Он сидел неподвижно, опустив голову, и молча слушал ее голос.

Рил готова была петь всю ночь, но, к сожалению, песни, которые она выучила, быстро закончились. Она отложила гитару и посмотрела на своего хозяина. Таш сидел лицом к огню, и Рил только сейчас заметила, как он похудел. Его жесткое лицо осунулось, под глазами пролегли тени.

– Господин Таш, а вы сегодня ужинали?

– Кажется, нет.

– Превеликая богиня! – Рил вскочила со стула как ошпаренная.

Таш пытался ее удержать, но безуспешно. Разочарованный, он встал и пошел следом за ней на кухню, где она уже вовсю гремела горшками и сковородками. Он сел за стол и только сейчас понял, какой он голодный. Совсем как раньше, она накрыла на стол и села напротив, рассказывая, как прошел день. Таш ел как конь, расспрашивал ее о всякой ерунде и был счастлив, бесстыдно и безмятежно счастлив, хотя испытывать такие чувства изгою совсем не подобало. Когда и ночь и еда значительно поубавились, они наконец разошлись по своим комнатам.

Рил думала, что заснет сразу, как только ее голова упадет на подушку, но этого не произошло. Несмотря на позднее время и усталость, она находилась в странно взвинченном состоянии. Крутилась на постели, сбивая простыни, и никак не могла заснуть. Сон пришел только под утро, но такой, что лучше бы не приходил.

Таш проснулся от ее крика, сорвался с кровати и бросился туда, откуда он доносился. Дверь, которую он двинул ногой, отлетела и со всего размаха грохнула об стенку. От шума Рил вздрогнула и перестала кричать. Таш подошел к кровати, она схватилась за него, как утопающий за своего спасителя, и забормотала что-то на том непонятном языке, который ее хозяину уже пришлось однажды слышать.

– Рил, что с тобой? – Она не реагировала. Он оторвал ее от себя и встряхнул. – Рил, ты понимаешь меня?

В сером свете начинающегося утра было видно, как она открыла глаза и заозиралась. Постепенно взгляд ее стал осмысленным, и Таш решил попытаться еще раз.

– Рил, что с тобой?

– Я видела, Таш! – с трудом выдавила она, забыв назвать его «господин» – Я видела, я не знаю, сон, наверное. Я шла по улице, и мне было плохо как никогда, я даже не знала, что так может быть. А вокруг были высокие каменные дома, и люди, люди... Много людей. Равнодушных, с пустыми глазами, они шли и шли куда-то мимо меня. А еще там были, – тут она снова сказала слово на другом языке, – машины, тоже много, я стала переходить дорогу, и не заметила, как одна выскочила из-за угла и... – Рил снова разревелась.

Таш посидел с ней, не задавая никаких вопросов, пока она не успокоилась и не заснула. Хотя ему было очень интересно, что это за скотина такая («маши-ина», кажется) выскочила на нее из-за угла. И как эту скотину можно прибить, если подвернется ненароком такой случай.

Было уже утро, и Таша застукала Дорминда, когда он выходил из комнаты Рил. Глянула на него испепеляющим взглядом, отчего Таш пришел в бешенство. Отдав ей ледяным тоном приказ, чтобы не смела будить его рабыню, пока та не выспится, он, не завтракая, пошел к Самконгу.

На крыльце он со всей дури пнул кувшин с молоком, попавшийся ему под горячую руку. Вернее, ногу. И в этот момент он очень хорошо понимал причины ненависти некоторых мужчин к своим тещам.

Глава 4

Огромный особняк Самконга стоял на краю города, почти рядом с лесом. В последние годы Олген активно разрастался, и многим уже не хватало места за крепостной стеной, которая, честно сказать, местами была чисто условной. Крепкой и внушительной она становилась только ближе к воротам, которых было всего пять, чтобы проезжающие через них купцы исправно платили пошлины. Четыре из них располагались четко по сторонам света и назывались в честь стран, окружающих Ольрию: Грандарские с севера, Дирженские с востока, Вандейские с юга и Бинойские с запада. Через пятые же, самые маленькие, в город можно было въехать через Закорючку. Дорога от них вела в богатый пригород, откуда каждый день на столичные рынки ввозилось то, чем богата была Ольрия, и вывозилось то, что выставляли на продажу иностранные купцы. Для Самконга это было очень удобно, потому что его обозы беспрепятственно проезжали через эти ворота туда и обратно, не привлекая к себе особого внимания. Наличие ворот и уединенность и были тем основным критерием, по которым он выбрал для покупки именно это поместье.

Для властей старый друг Таша старательно изображал честного купца, благо отсутствие клейма позволяло ему это делать, и совершенно необязательно было кому-нибудь знать, что на самом деле происходило на большом купеческом подворье. А происходило там много интересного. И, если бы ольрийский князь не был так молод, его чиновники не любили бы так сильно золото, а сама Ольрия не была такой тихой и неиспорченной страной, то деятельность Самконга непременно рано или поздно привлекла бы к себе внимание. Пока же власти старательно закрывали на все глаза (не бесплатно, разумеется!), и Самконг чувствовал себя совершенно свободно. (В разумных пределах, конечно.) Слухи о них ходили самые разные. Иногда они и сами их распускали, но конкретно о них никто ничего не знал.

Всего два года назад они переехали сюда из Вандеи, где им в последнее время стало несколько тесновато. Тамошний князь решил взяться за преступность всерьез, и вандейская гильдия изгоев пошла ему на некоторые уступки. Доходы сократились, а количество рисков возросло в геометрической прогрессии. Да и как могло быть иначе, если еще десять лет назад князь организовал целое министерство сыска, и оно стало выпускать сыскарей, равных которым не было на всем континенте. А Самконг с друзьями, решив, что на Вандее свет клином не сошелся, перебрался в Ольрию, и, как показало время, не ошибся в своем выборе. Патриархальная Ольрия оказалась для них поистине золотым дном. Хотя они и до этого были людьми далеко не бедными, но здесь они заработали столько золота, что вполне могли бы купить себе небольшую страну. Впрочем, так далеко их амбиции не простирались. Они были люди вменяемые и понимали, что иметь страну – дело для изгоев слишком хлопотное и неблагодарное.

Их было семеро. Семеро изгоев, которые держались друг за друга, как самая настоящая семья, уже больше двадцати лет. Самконг, Таш, Франя, Валдей, Крок, Бадан и Лайра. Всего лишь семеро, но под каждым из них ходила такая толпа принадлежащего им со всеми потрохами народа, что никакому королю не снилось. Эта была обычная практика среди изгоев: каждый из них, кто чего-то стоял в этой жизни, набирал себе учеников. Которых обучал, за которыми присматривал, которым помогал со «связями» и с «карьерой». И которые потом выплачивали ему значительную часть от своего заработка до самой смерти учителя. Но никто не жаловался. Если бы не эти «учителя», мало кому из мальчишек-изгоев удавалось бы выжить, а что касается платы за науку – редко кто из самих «учителей» доживал до зрелого возраста, не говоря уж о старости, так что вопрос об оплате со временем снимался сам собой.

17
{"b":"90900","o":1}