Анна Владимировна. Шутки твои всегда неуместные. Если б не батюшка мой, так бы и остался Венькой. Вон и фамилию нашу благозвучную Елистратовых аккурат взял, не то, что твоя была Псовокопыткин.
Вениамин Елисеевич. (Неуверенно). Да я предлагал тебе свою взять, да только не изволила.
Анна Владимировна. Еще не хватало! Где это видано, чтобы Я – дочь такого уважаемого человека Псовокопыткиной стала! Меня бы весь свет на смех поднял! Ты лучше скажи: передал письмо в канцелярию?
Вениамин Елисеевич. (Стесняясь.) А! Письмо! Конечно! Только не пойму, почему я то? На то ведь посыльные есть.
Анна Владимировна. Знаю, что есть, только – это письмо важное. Тебе велено, вот и неси! Или что же?! Не доволен?! И так поим, кормим тебя, да пылинки сдуваем. Еще чего?!
Вениамин Елисеевич. (Услужливо.) Ничего, зорюшка моя ясная, ничего. Я безмерно счастлив, что живу у вас, и вы оказали мне такую честь.
Анна Владимировна. (Смягчившись.) Эх, любовь окаянная, что делает… Ежели б не она, разве была б я с тобой? Как увидела тебя, так сердцу своему больше не хозяйка отныне. (Строже). А ты не ценишь!
Вениамин Елисеевич. Я ценю, ценю, радость моя! Да я, если хочешь знать, и смотреть ни на кого не могу боле. Так в сердце ты мое вошла и мир весь, как перевернулся в одночасье.
Анна Владимировна. Что есть, то есть. Хороша я! Что тут скажешь? Женихи вокруг меня хороводами кружились, да и с чинами. Выбирай, какого хочешь. (Сожалея.) А я тебя, дурака нищего, полюбила.
Вениамин Елисеевич. Сердцу не прикажешь-с.
Анна Владимировна. Тут скорее подойдет: «любовь зла…». Ты мне скажи!
Вениамин Елисеевич. Что, радость моя?
Анна Владимировна. На Алефтину, соседку нашу по имению, поглядывал поди?! Она дама видная.
Вениамин Елисеевич. Как можно-с ? Я, что же, сам себе враг?
Анна Владимировна. Я сама давеча видела, как ты с ней у яблоньки изволил шептаться.
Вениамин Елисеевич. (Испуганно.) Не было этого! Показалось! (Немного успокоившись.) Я этого и в мыслях-то допустить не могу. Ежели б правдою было это, так остался я б под той яблонькой. Батюшка ваш бы расстарался.
Анна Владимировна. (Строго.) А шептались о чем?
Вениамин Елисеевич. (Сочиняет на ходу.) Да она интересовалась, как поживает моя любимая женушка. А я строго ей сказал, что с посторонними дамами разговоров не завожу.
Анна Владимировна. (Сомневаясь.) Ну-ну. (Смягчившись.) Знаю я вас – аферистов. Пыли в глаза напустите, что и опомниться не успеем. До чего ж чувствительно девичье сердце до комплиментов.
Вениамин Елисеевич. (Решив сменить тему). Мне давеча брат мой из города письмо прислал.
Анна Владимировна. Это какой же?
Вениамин Елисеевич. Да, Арсений Петрович.
Анна Владимировна. Помню его. Один он из вас четырех братьев самым толковым оказался: в город переехал, да конторку завел. Дала, опять же, неплохо идут, по местным то меркам.
Вениамин Елисеевич. Он у нас молодец. Что сказать? Так вот он письмо прислал, сто сын наш, Поликарпушка, совсем от рук отбился. Хорошо, что я братца-то попросил за ним приглядывать, да докладывать: как он там, да что.
Анна Владимировна. (Вскакивая.) Как отбился?! Он же на учебу уехал, да и в средствах стеснен никогда не был. На дитятку родную никогда денег не жалели.
Вениамин Елисеевич. Вот в том-то и дело. Разбаловали. А я предупреждал. Да, только ж с вами разве поспоришь?
Анна Владимировна. А ну, цыц! Сыночка мой любимый. Кого ж радовать-то?
Вениамин Елисеевич. (Неуверенно.) Меня можно-с…
Анна Владимировна. Ты и так не обделен. Как на мне жанился, так до сих пор и радуешься. Или что? Опять плохо тебе?!
Вениамин Елисеевич. Нет-нет, Аннушка. Я счастлив.
Анна Владимировна. Так-то. Поликарпушка-то наш, что?
Вениамин Елисеевич. Арсений пишет, что учебу совсем забросил, на занятия не является, ведет праздную жизнь. Так и капиталы-то наши все разбазарит.
Анна Владимировна. Что же делать? Надо его как-то на путь наставить. Поезжай в город, да потолкуй с ним. (Вытирая слезы платком и причитая.) Мать-то поди не послушает. Уж больно сердце материнское до дитятки жалостливое. (Успокоившись.) А ты прикрикни, да построже! Глядишь – одумается. Припугни, на крайний случай, чем.
Вениамин Елисеевич. Да, чем же его припугнешь-то? Я тебе вот, что скажу, Аннушка. Женить его надо и вся дурь мигом слетит. Это я по себе знаю. Ничто не делает из мужчины человека, как женитьба на строгой и ответственной барышне.
Анна Владимировна. Как женить?! Женить?! Не для того я дитятку растила, чтобы отдать в лапы первой попавшейся вертихвостке! Да и мал он еще для женитьбы-то!
Вениамин Елисеевич. (Искренне недоумевая.) Да, как же мал? (Смеясь.) Когда ему через месяц тридцать годов-то стукнет?
Анна Владимировна. Все равно мал! Рано жениться ему, я сказала! Не бывать этому никогда! Сыночка должен с мамой жить в знак благодарности за бессонные ночи, что растила, как цветочек луговой.
Вениамин Елисеевич. Вот-вот, цветочек луговой. Таким он и вырос… Ответственности нет, чувств-с тоже. Прожигает жизнь, не думая о будущем. А женить, чем плохо-то? Детишки, внуки пойдут, род наш продолжат, да и самому-то на старости лет будет душа родная. Что плохого-то? А то, ведь, капиталы-то наши пропадут. Кому передавать будем?
Анна Владимировна. И то верно. Но найду жену сама ему, какую я выберу!
Вениамин Елисеевич. Это можно, только, вот, ежели, сам он невесту раньше приведет, то обещай, что встревать не будешь.
Анна Владимировна. (Смеясь.) Да, где ж ему невесту найти?! У него поди одни гулянки на уме. Девиц в жены и вовсе не рассматривает, только, как забаву.
Вениамин Елисеевич. Давай так: я съезжу, потолкую с отпрыском-то, ежели, сам невесту найдет, на той и женим, что сама выберешь.
Анна Владимировна. Будь по-твоему, только, зная моего сына, не будет он искать себе никакую жену. (Плача и вытирая глаза платком.) Если только не заманит его в сети вертихвостка.
Вениамин Елисеевич. (Похлопывая нежно ее по плечам.) Ну-ну, будет. Вот увидишь, одумается наш Поликарпушка-то.
Явление 3
Вениамин Елисеевич приехал в город к сыну. Входит в квартиру, купленную им и женой. Из комнаты тут же выбегают три девушки, частично одетые, весело хихикая, а с дивана поднимается, шатаясь, с расстегнутой рубашкой и шляпой набекрень Поликарп, держа в руке пустую бутылку от шампанского. Переворачивает ее и трясет, проверяя, не осталось ли чего. В квартире не убрано: разбросаны вещи и пустые бутылки от дорогого алкоголя.
Вениамин Елисеевич. (Строго кричит сыну.) Ты что творишь?!
Поликарп. А, это ты, папаня. Я тебя, и не узнал. (И раздается его веселый смех.) Богатым будешь.
Вениамин Елисеевич. Не узнал, потому, как на ногах еле держишься! До чего ж ты распустился тут без нас! Тебя одного и оставить нельзя! Все деньги наши размотал на кутежи поди?!
Поликарп. Хорошо, что напомнил. Бать, дай денег, а!
Вениамин Елисеевич. (Строго.) Я те дам! На девиц порастратил все, да еще учебу забросил. (Возмущенно.) Что люди-то скажут?
Поликарп. А что скажут? А ничего. Помалкивать будут. Я – сын уважаемых людей. А что до учебы, да пес с ней.
Вениамин Елисеевич. Какой еще пес! Немедленно вернись в науки!
Поликарп. И не подумаю.
Вениамин Елисеевич. Тогда не видать тебе моих денег!
Поликарп. Напугал. Да не надо. Мне маменька даст, она не откажет.
Вениамин Елисеевич. Ах, так! Тогда вот тебе мое условие! Если через месяц не представишь нам свою невесту из обедневших дворян, лишу наследства! Ты меня знаешь, церемониться не буду! Я тебе не маменька.
Поликарп. Ну, пап…
Вениамин Елисеевич. Нет, я сказал!
Поликарп. Какая жениться? Зачем она?! И так мне распрекрасно!
Вениамин Елисеевич. Я вижу, что распрекрасно, только вот это надо заканчивать.
Поликарп. Что, сам себе ярмо на шею надел и на меня хочешь? Не выйдет-с! Не на того напали-с!
