— Не нравится мне все это, — пробормотал Усанува, подтягивая тетиву к щеке. — Как бы эти наши проводнички сами не приманивали к нам зверя.
— Сколько мы уже прошли? — напряженно спросил Кай.
— Да уж за пять лиг точно, — откликнулся Эша. — Думаю, что до старушек осталось не более получаса ходу.
— Это если не торопиться, — заметил Кай и крикнул: — Эй! Детвора! А ну-ка нечего там сидеть! Уходите вперед!
И в этот миг кошка рыкнула. Свалилась с ветви, но удержалась на ней лапами и, махнув когтями совсем уж близко от скукожившихся проводников, зарычала.
— Нет, — крикнул Кай, но Усанува уже отпустил тетиву. Стрела пронзила горло зверю насквозь. Кошка упала рядом с подростками, захрипела, закашлялась, но не из-за этого у Армы перехватило дыхание. Замершие, прижавшиеся к полотну дороги дети вдруг стали меняться. Вот только что это были одетые в серые застиранные рубахи комочки, и вдруг они обратились пушистыми кочками.
— Эй! — недоуменно крикнул зеленоглазый, и пушистые кочки вздернули длинные уши и припустили по дороге.
— Вот вам и Заячий остров, — пораженно вымолвил Эша.
— Это была ошибка, — раздраженно заметил Кай, с тревогой прислушиваясь к нарастающему в кронах деревьев едва различимому гулу.
— Маленькая ошибка, большая, какая разница? — процедила Илалиджа и ударом меча оборвала хрип подстреленного зверя.
— А теперь пробежимся, — предложил Кай. — Вроде бы лес впереди светлеет. Быстрее!
— Э-эх! — заскрипел, срываясь с места, старик Эша.
Лес впереди и впрямь светлел. Мелькающие мимо бегущих деревья стояли реже, хотя и продолжали сплетать своды над головой. Но именно в этих просветах и клубилась уже мгла.
— Эша! — закричал Кай, обернувшись к проявляющему недюжинную прыть старику. — Приготовь камни, может понадобиться твое пламя! Не отставай!
— Ты видишь, зеленоглазый! — тяжело дыша, ткнула пальцем вверх Теша. — Ты видишь? Ты видишь, что там гудит?
Под сводами леса тяжелым покрывалом клубились полчища гнуса. Казалось, что мошка собралась со всего леса, со всего острова, со всего моря. Время от времени из этой живой, шевелящейся мглы, словно стрелы, вылетали желтые осы, проносились над головами бегунов и снова скрывались в рое.
— Обратиться зайцами было бы кстати, — начиная кашлять, выдохнул Эша. — Все-таки заяц бежит на четырех ногах, а не на двух.
Арма оглянулась. Старик уже спотыкался, но все еще семенил в конце отряда. За ним бежал только Усанува. Губы его были сжаты, но руки продолжали стискивать лук, и стрела была снова наложена на тетиву. Над головой лами кружили несколько ос.
— Осы! — крикнула Арма.
— Что? — переспросил лами.
— Осы у тебя над головой! — крикнула она громче.
— Где? — не понял лами, задрал подбородок, и в это самое мгновение осы атаковали его глаза.
Усанува выпустил стрелу почти сразу. Она вошла в спину Теши с глухим стуком, словно мясник разрубал на деревянной колоде свиную тушу. Лами схватился за лицо, сминая безжалостных насекомых, взвыл, задохнулся от ринувшихся в открытый рот летучих тварей и, уже ослепленный и пораженный немотой, свалился с дороги и в секунду обратился в кокон. Всё, что висело над дорогой, вся эта бурлящая и гудящая масса огромным роем накинулась на стрелка, окружила его тучей, прижала к корням деревьев, и уже там к несчастному потянулись из земли острые побеги, которые начали протыкать и обвивать жертву. Хрип тати захлебнулся мгновенно.
— Стой! — подхватил падающую Тешу Кай. — Эша, Арма, Илалиджа! Помогите! Опасности пока больше нет! Теша!
Стрела вошла в левый бок мугайки. Чудом проскочила меж ребер и меж ребер же под грудью вышла. На наконечнике застряли окровавленные жгуты сосудов или чего-то еще, выдранного из тела. Мугайка хрипела и хваталась за острие, с удивлением и ужасом рассматривая вымазанную в крови ладонь.
— Селезенка, — скривился Эша. — Но если сейчас обломить стрелу, да если желудок не задет…
Изо рта мугайки потекла кровь, пузыри вздулись у основания стрелы.
— И легкое, — сплюнул Эша. — Легкое, Пустота меня задери!
— За руки ее держи, зеленоглазый! — рявкнула Илалиджа. — Держи, не отпускай! Понял меня? Эша, не торопись в Пустоту, успеешь! Твоя голова. Ладони на виски, так! И чтобы ни на секунду в забытье не ускользала. Арма! Снизу нащупай стрелу. Левой рукой пропусти между пальцами. Прижми рану. Так. Правую на стрелу. Приготовься сломать. Боль снимать умеешь? Левой рукой, левой! Держи ее боль, на себя чуть возьми. Только чтобы дышать могла. Ну что, зеленоглазый, скажешь? Понятно, что не она твое сердце, но нужна она тебе живой или нет?
— Мне каждый из вас живым нужен, — глухо проговорил Кай, сплетая пальцы с окровавленными пальцами мугайки.
— Изменится она, — проговорила Илалиджа. — Это ты устоял, и то со спины на четверть наш, а она изменится. Дряни в ней вроде немного, но кто ее знает, что верх возьмет?
— Ее спрашивай, — вымолвил Кай.
— А ну-ка, девонька… — Илалиджа наклонилась вперед, стиснула голову Теши поверх ладоней Эша, странно посмотрела на старика, удивленно покачала головой, но вновь уставилась в лицо несчастной. — Слышишь меня? Не кивай. Моргни.
Теша моргнула, и в то же мгновение глаза ее с огромными расширенными зрачками омыло слезами.
— Могу продлить твою жизнь, — проговорила Илалиджа. — Серой кожи, как на спине зеленоглазого, не обещаю, я и сама не серая, как видишь, и клыков у тебя не появится, но кое-что переменится в тебе. Что — не знаю. Названой сестрой мне станешь, а родственники у меня — еще та мерзость. Как ты?
Мугайка снова моргнула, задыхаясь.
— Ребенка потеряешь, — продолжила Илалиджа. — Тут уж без вопросов. Считай, что и нет его у тебя. Рассосется, не родившись. Не жалко?
— Да что ты городишь? — не выдержала Арма. — А так она его не потеряет?
— Как сказать, — ухмыльнулась Илалиджа. — Можно ведь за полог вместе с ребенком отойти, а можно пожить еще, да так, словно он и не рождался вовсе. Ну что, подруга, жизнь?
— Да, — захрипела, выдула кровавые пузыри губами Теша, и Илалиджа тут же рявкнула Арме:
— Ломай стрелу! — И в секунду, раскровенила собственный палец о наконечник, выдернула вместе с жилами и кровавыми комьями обломок и запустила окровавленный палец внутрь.
Тешу затрясло. Руки ее вытянулись вдоль туловища, ноги переплелись, словно каждая хотела переломить другую, скулы вздулись, но глаза продолжали смотреть на пустотницу не отрываясь, и только зрачки их начали медленно уменьшаться, обращаясь в крохотные точки.
— Все, — сказала Илалиджа через минуту. — Уснула. Можете отпускать. Но до лодки мне придется нести ее на руках. Долго нам еще до этих старушек?
— Да мы уже пришли вроде, — отозвался Кай.
Арма поднялась на дрожащих ногах, но прежде чем оглянуться, посмотрела туда, где упал Усанува. Гнус, закутавший лами в кокон, исчез без следа, но и тела не было тоже. На его месте бугрились узлами сбившиеся в силуэт поверженного тати корни. Поверхность их блестела от крови. Арма обернулась. Впереди лежала солнечная поляна в цветах. И лес, окружающий поляну, уже не напоминал вымахавший под облака деревенский плетень. Дурманящий аромат наполнял ноздри. И бабочки порхали над травой. За ними цветным маревом стояла изба с ясными большими окнами, крытая мхом. Вокруг паслись олени, а между ними прыгали зайцы. Хотя уже нет, прыгать-то они прыгали, но вновь стали подростками.
— Смотри-ка, — заметил Эша. — А ведь не всем нельзя сходить с дороги. Я уже сомневаюсь, что они зайцами стали. Может быть, они и есть зайцы? А иногда, так сказать, и люди?
Кай медленно двинулся вперед. Туда, где на дорогу выходила узкая тропка. Остановился напротив, но с дороги не сошел, остерегся. Арма забросила за спину самострел, стиснула рукоять желтого клинка. Эша ухватился за кинжал. Илалиджа опустила Тешу на камень, взялась за стрелу.