Будто фейерверк разорвался в пяти шагах от Кая. Хартаги больше не было на пустыре, в этом Кай, отброшенный в снег, был уверен, но вспышка ослепила его, а две женщины, что ждали окончания схватки, уже шли в его сторону. У обоих были в руках мечи. Они обе собирались убивать Кая.

«Соберут кровь в кувшинчик и отправятся пешочком в Анду», — посмеиваясь про себя, Кай пытался подняться, отчетливо при этом различая в доступном ему мире теней две идущие тени. Две одинаковые тени. Вся-то разница, что у одной в руках меч, а у другой — дрожащий язык черного пламени.

«Вот и сам Хара, — подумал Кай, радуясь, что снег охладил спину и плечо, и понимая, что второе плечо, скорее всего, сломано. — Сама Хара. И никакой магии. Только своими силами».

Девки была приделанными. Одна так уж точно. Кай понял это сразу, когда увидел, как они идут, как ставят ноги. Точно так же шли к нему двое приделанных, которых отправлял на испытание Кира Харти Анниджази. Только девка-двойник была отобрана да приделана Анниджази недавно, наверное, с одного из обозов с рабынями, которые сумели добраться до назначения, а Хара была приделана тысячи лет назад.

— Кто из них Хара? — спросила издалека Каттими, и Кай, который все еще ничего не видел обычным зрением, с трудом поднял левую, поврежденную руку.

Двойник споткнулась тут же. Стрела пронзила ей горло, она еще пыталась идти, но следующая стрела вошла в голову, еще одна в грудь, потом в живот. Она упала в трех десятках шагов от Кая, стала хрипеть и биться, и черная кровь зашипела на снегу, донесла запах вони и разложения. Или же это пахло от Хары?

Кай наконец проморгался, выставил вперед меч, согнул одну ногу, прищурился, окаменел. Да, с одного взгляда было понятно, что лишило рассудка Асву. Теперь, когда Харе не требовался двойник, она стала сама собой. Перед Каем стояла совершенная женщина. Красавица Каттими показалась бы рядом с нею деревенской простушкой. Соблазнительная Этри — отвратительной и грязной девкой. Даже Кессар, та, которую запомнил Кай на престоле, не более чем милашкой. Настоящая красота теперь была перед Каем. Еще не убив, но уже сразив двойника Хары, Каттими словно сняла чары, стерла напускное и обнажила то, что было скрыто.

Кай не мог шелохнуться.

— Да, — услышал он низкий грудной голос, от которого задрожало сердце. — Так слишком трудно. И мне тоже. Все равно что быть волком, дичь к которому сама лезет в пасть. Можно ведь и подавиться. Поэтому пусть все будет честно.

Словно ресницы сомкнулись, и только, но перед Каем стоял уже другой человек — крепкий старик с безжизненным взглядом и давним шрамом в виде креста на лысине. И меч свой он уже не прятал. Он напал первым.

Пожалуй, он действительно был лучшим воином клана Смерти. Во всяком случае, против Кая он использовал тот самый прием, который не единожды применял сам Кай — и против Такшана, и сотни раз против разных фехтовальщиков, а против некоторых применял и его вторую часть, как когда-то с Ашу на хурнайской ярмарке, когда выдержал удар клинка и вторым оборотом все-таки выбил его из рук старшины проездной башни Хурная.

Нет, он не должен был касаться и так уже порченным поганой кровью мечом клинка Хары. Но коснулся. Хара поймал меч Кая, подкрутил его. Кай изогнулся, ответил вторым оборотом и почувствовал невозможное — извернувшись, Хара ответил тем же приемом в третий раз и не выбил меч из руки Кая лишь потому, что меч сына Эшар умер, рассыпался от острия до конца рукояти. И тогда Хара ударил Кая черным мечом в живот.

Это было прикосновение льда и пламени одновременно. Мгновенная рана расплескивала по телу раскаленным металлом боль, но все обожженное тут же леденело и застывало. Вот только пятно боли не увеличивалось. Кай опустил взгляд. И Хара опустил взгляд. Клинок вошел в живот на палец. Подрагивал, колеблясь, темный язык пламени. Шевелился, пытаясь проникнуть в рану, но со всего тела охотника змеились стремительные зеленые ростки, обвивали меч Смерти, сохли, скручивались, гибли, но змеились и обвивали и не давали пламени сжигать.

— Кикла, — прошептал Кай.

— Сука, — прохрипел Хара и надавил что было силы, оттолкнул Кая на полшага, но не углубил рану и на палец.

— Уппи, — улыбнулся Кай и обхватил пылающий клинок чуть ниже гарды. Руку обожгло, обморозило, но и по предплечью побежали мгновенные зеленые ростки.

— Хочешь вырвать, щенок? — плюнул в лицо охотнику старик с крестом на голове. — Я сильнее. Мои пальцы не разожмутся. Тяни на себя, тяни.

— Не смей, — раздался низкий голос, и от все еще бьющегося в судорогах двойника Хары стал подниматься Тамаш, и черные тени окружили соперников.

— Зачем же тянуть? — ответил вопросом Кай. — Наоборот.

Рукой, всем телом насаживаясь на ужасный клинок, он толкнул его в сторону Хары, и крепкие, может быть, самые крепкие пальцы в Салпе, не разжимаясь, соскользнули с оплетенной Каттими рукояти. И навершие меча Хары коснулось живота своего владельца.

Пламя погасло. Лицо старика исказила гримаса, затем оно сменилось лицом женщины, искаженным той же самой гримасой, потом лицом отвратительного мертвеца с чужими глазами, может быть, даже украденными глазами Куранта в глазницах, а затем все это посыпалось, потекло слизью и осыпалось в снег. Тени рассеялись, Тамаш исчез. И только Кая вдруг скрючило, изогнуло, вывернуло в рвоте.

— Вот почти и все, — устало прошептала Каттими. — Умойся снегом. Сила Хары не слишком приятна, но без нее никак. У тебя все получилось. Остальное проще. Трудно, но проще. Жаль, что у тебя сломано плечо, но все-таки это левая рука. Подожди, не тяни на тело плащ. Я положу тебе на кожу кусок крыла Пангариджи.

— Я не отравлюсь от этого средства? — с трудом поднялся Кай.

— Нет, в нашей деревне половина болезней змеиным ядом лечили, — прошептала Каттими. — Сдуру, конечно, и кашей можно подавиться.

— В вашей деревне… — улыбнулся Кай.

— Это точно, — прижалась к его здоровому плечу Каттими. — Ну как ты?

— Странно, — признался Кай. — Словно снял с кожи жгучую мазь. Я не стану серого цвета?

— Если будешь каждый день умываться, то не станешь, — успокоила его Каттими. — А теперь нужно сделать тугую повязку на левое плечо. У меня есть льняные полосы. Надо спешить. Слышишь?

— Что это? — прислушался к гулу Кай.

— Это палхи, — ответила Каттими. — Они идут на штурм Хастерзы. Только не думай, будто для того, чтобы устроить тебе встречу с Паркуи, хотя я и не исключаю этого. Нет. Они и в самом деле хотят уничтожить всех людей. Всегда хотели. Пустоте просто нужно было напомнить им об этом.

Эпилог

К полудню Кай уже перестал вести счет атакам палхов. Малая стена Хастерзы перегораживала долину в полулиге от устья, в том месте, где ее ширина составляла не более трехсот шагов. Ее строил не иша, а сами жители Хастрезы, которые не слишком надеялись, что найдут укрытие за стенами крепости. К тому же когда кто-то бежит в укрытие, то добегает сильный, а слабый попадает под ноги или вовсе не успевает добежать. Поэтому нанятый мастер побродил по долине, выбрал с десяток юных пареньков, заложил с их помощью несколько шурфов, добрался до гранитного основания долины, осмотрел окрестные скалы и начал забивать колышки и натягивать веревки. Каждая улочка получила от десяти до двадцати шагов стены, в зависимости от количества дворов. Сначала улочки соревновались, кто первый докопается до скального основания. Потом, кто вперед забутит, заложит фундамент, а уж дальше стена только росла вверх, и, слава мастеру, была задумана так и размечена столь широко, что попытки устроить свою часть выше, чем у соседей, приносили ей только пользу. Согласно благому пожеланию иши казна оплатила устройство в центре стены двух башенок и массивных ворот, и с тех самых пор не было ни одного случая, чтобы внутрь малой стены, которая достигла высоты где двадцать, а где и двадцать пять локтей, пробралась хотя бы одна шайка разбойников-мугаев или хоть одна орда людоедов с Гиблых земель. Теперь эту стену штурмовали сразу не менее сотни родов палхов, каждый из которых включал в себя десяток деревень, а значит, не десятки, а сотни воинов.