В лесу она жила или не в лесу – никто точно не знает, верно? Никто наверняка этого установить не может. Что мешает проводить расследование, предположив, будто она реально выживала в лесу? Про маньяка какого-нибудь, конечно, было бы интересней, да только там ничего не доказано и не расследуется… Не расследуется же?

– Дело есть какое-нибудь уголовное дело по факту её пропажи? – Спросил Глеб.

– Не-а. Ну, то есть когда пропала, дело завели, конечно, так положено. Но теперь закрыли. Он же нашлась и даже целая.

– И проверки не было?

– Была, чисто формальная. Чего проверять, говорю же! Целая она.

– Ясно. И ещё вопрос – а не могла она сама уйти? Может, выживальщица какая-нибудь? Может, склад какой-нибудь вещей себе заранее собирала где-то в тайнике – и ушла не просто так, а слиняла от цивилизации. Может, её люди бесили. Или она к пост-апокалипсису готовилась.

– Не. Не было такого.

– Почему нет?

– Да пропала она. Если бы она из этих, которые выживать собирались, была, в деле было бы указано. А она реально просто пропала. Вышла собаку вроде выгуливать… и не вернулась.

– Собаку выгуливать… в деревнях собак разве выгуливают? Они сами бегают или на цепях сидят.

– Так там посёлок, двух и трёхэтажные дома.

Костя ухмыльнулся.

– Глеб, ты не придирайся. Говорю тебе, история что надо! В психушке весь коллектив этот случай обсуждает, все кости потеряшке этой перемыли, кто только чего не предполагал! Но все склоняются, что она реально просто заблудилась… и вот чудом выжила. Не глупее же весь коллектив психбольницы одного тебя?

Глеб мог бы поспорить, но не стал.

Итак… придумать маньяка можно, конечно, но для этого нужны материалы уголовного дела, а их нет. И к теме конкурса маньячила не так хорошо подходит, как выживание в лесу. Да и чревато… если конкретного маньяка нет, его имя не называется, а лицо не показывается, – это не интересно, какое это к чёрту расследование? Зритель только разозлится, что его пустыми щами кормили, заинтриговали и без развязки оставили. Нет, так не пойдёт.

Глеб снова представил картинку: бедная девушка сидит, скорчившись, под деревом, под проливным дождём. Кутается в какую-нибудь кофточку. И ноги обязательно босые, с прилипшими к ним грязными листьями. И губы трогательно дрожат.

Сердце у Глеба забилось быстрее.

– Вижу, проникся, наконец. – Костя доел бургер и отставил пустой стаканчик. – Да?

– Да. – Глеб кивнул. – Да! Это – то, что надо! Спасибо!

Костя довольно усмехнулся.

– Ну вот, а ныл, что я бесполезный.

– Я ныл? Да я дебил! Ты – суперполезный. Ты крут, Костя.

– Ну, ладно! – Тот приосанился и подсел поближе. – И что дальше?

– Что? – Глеб развалился на стуле. – Дальше ты вытащишь эту потеряшку из психушки – и мы все вместе поедем в тайгу.

– Чего? – До Кости доходило долго. Он хмурился и морщил нос.

– Да-да, всей нашей тёплой и тесной компанией. Будем снимать. В реальной обстановке, так сказать.

– Подожди. Но вытащишь – это вообще-то похищение человека. За это срок дают. Не, на такое я не подписывался.

– Да брось ты! Какое такое похищение? Кому нужно разбираться? Пропала – и фиг с ней! Никто не будет напрягаться ради какой-то психической потеряшки. Сам же говорил – никому дела до неё нет. Может, решат, сама ушла.

– Ну вообще… – Костя задумался. – Если сделать так… типа родные нашлись. Обрадовались, приехали и просим разрешить забрать её домой… а потом вернём, скажем – нет возможности оформить опеку. Она же не в себе. Ну или у нас обстоятельства изменились. В общем, заберите назад. Как тебе план?

– Вообще идеально! А у неё настоящих родных разве нет?

– Не-а. По крайней мере, близких родственников.

– Значит, за ней никто не приедет?

– Точно нет. Тётка как раз и говорила, что жалко ей девку эту, куда той идти, когда выпишут, она же совсем одна.

– Так она сирота?

– Кто-то из дальних родственников её воспитывал, но спился, пока она числилась пропавшей.

– Вот и отлично тогда. Так ты сделаешь? С помощью тётки своей? Скажи, мы помочь хотим, снять её историю, тогда девчонку точно кто-нибудь приютит, найдётся какой-нибудь филантроп и о ней позаботится. И тебе это нужно для карьеры. Ради племянника-то тётка же не откажется помочь? А я займусь оборудованием, аренду оформлю. Ну и вообще сборами.

– Ну, не знаю. Тётку на такое уговорить непросто. Она меня не очень любит. И ещё оформить бумаги надо. Это время, деньги…

Глеб достал из салфетницы салфетку и чиркнул на ней несколько цифр. Придвинул Косте.

– Столько хватит?

Тот сразу же расплылся в довольной улыбке.

– Хватит. И в титры меня добавишь!

– Идёт.

– А кто ещё с нами?

– Никто. Зачем нам ещё кто-то?

– Да нет, сами мы с ней не справимся. Девушка какая-нибудь нужна. Не, ну ты правда не понимаешь. К примеру, кормить если что, ты её будешь? С ложечки? Или кормить ладно, захочет – сама поест. А мыть? Переодевать? В туалет водить?

– Это всё надо делать? – Изумился Глеб.

– Ну, не точно. Но она же не в себе. Случись что – я точно делать этого не буду.

– Да я тоже как-то не готов. – Признался Глеб.

– Ну так значит бери… Ну, позови кого-нибудь из девчонок.

Глеб задумался.

– Кристину разве что.

Костя прикинул.

– Ну да, подойдёт. Она хоть и глупая, но добрая. Заранее только не говори, для чего зовёшь, а то даже ей хватит мозгов отказаться.

– Чего я, дурак, что ли. Скажу – как помощницу зову, фильм снимать. Она же тоже на режиссёрском училась. В титры даже можем вписать, мне не жалко.

– Отлично! – Костя скомкал салфетку с цифрами и бросил к остальному мусору. – Деньги переводи и готовься. Думаю, дня три – и потеряшку нашу отпустят… Ну, удачи.

– Удачи. – Тихо ответил Глеб.

Костя ушёл, Глеб снова покосился на своё отражение в окне – и резко отвернулся. Человек был старый и мерзкий, и у него было слишком знакомое лицо.

И главное – горящие каким-то безумным азартом глаза.

Неделю спустя Глеб в своей машине сидел напротив здания психоневрологического диспансера номер пятьсот два. Здание было старое, располагалось далеко за сплошным забором, в парке, заросшем тополями и акациями. Странно, но Глебу казалось, там, в саду, довольно неплохо. Сидишь себе на лавочке, слушаешь, как птички поют – и ни тревог тебе, ни забот. Деньги зарабатывать не нужно, думать, на что поесть и где найти крышу над головой, тоже. Всех волнений – чтобы на обед дали суп, который любишь, а не, например, с фасолью.

И таблеточки ещё. Выпил – и не вспоминаешь, что тебя бросили, потому как лучше жить в Италии в шикарном доме отца, чем с тобой в съёмной однушке.

Обида снова затопила с головой. Как она могла! Глеб верил, что Софья любила его, именно его, а не всю эту бесполезную роскошь. Что человеческая близость важнее бассейна и брендовых шмоток. А она предала! Выбрала переезд. И папаша этот её, наглый жирный боров, даже всерьёз его не принял. Снисходительно взглянул и пошёл себе дальше. Тот единственный раз, когда Глеб решил ему представиться, а на него внимания обратили меньше, чем на ступеньку у входа, до сих пор был самым постыдным моментом в его жизни.

Глеб передёрнул плечами.

Тем временем калитка рядом со сплошными воротами открылась, на улицу вышел Костя, придержал дверь. Следом за ним тихо вышла потеряшка.

Девушка была невысокая, Косте по плечо. Худая. Длинные темные волосы закрывали ей лицо. На ней был широкий плащ грязного мятного цвета и какие-то огромные кроссовки. Костя говорил, что в больнице полно вещей, благотворительные организации коробками привозят, так неужели нельзя было выбрать что-нибудь более подходящее для похода в лес?

Глеб отвернулся и забарабанил пальцами по рулю. Спокойно. Спокойно! После ухода Софьи он как с цепи сорвался, бесится по любому поводу. А нужно быть спокойным и хладнокровным. Нужно быть профессионалом.