— Я посвящаю эту победу…себе. И тому как скоро накажу одну непокорную рабыню…наказание будет долгим…очень долгим. — положил я ногу на грудь поверженного врага и выдал речь, под овации моих солдат.

— Думаешь убьёшь меня и заберешь её? Леди любит меня! — не сдавался Громобой, громко крича.

— Заткнись. Никого она не любит, и раз уж на то пошло, ты проиграл. А значит, заявлять о своих правах на мою рабыню не имеешь. И кстати вот ещё что. Я переспал с твоей сестрой, так что она тоже принадлежит мне. — самодовольно заявил я, и Громобой сразу замолк в немом шоке. — Пока-пока придурок. — открыл я пространственный разрыв в Гильдию и затолкал туда увальня. — А теперь вернемся к осаде. — вновь вернулся я в палатку и присел на стул, расслабленно откинувшись на спинку.

Поражение последней надежды города, в лице Громобой, изрядно подорвало моральный настрой стражников стен, чего я собственно и добивался. Один из моих самых юрких солдат, проник в город и выведал всю информацию. Он поведал мне следующее: у Эльвиры окончательно съехала крыша, она заперлась в своем особняке, периодически выкрикивая с балкона приказы защищать её, не смотря не на что. При этом, она старательно обрабатывала жителей, стараясь настроить их против меня, но её туповатый шериф случайно обмолвился с кем-то в городе, что я предлагал сдаться без кровопролития и даже процитировал, как я называл Эльвиру убийцей собственной сестры… а может и не случайно. Вдруг один злой рыжий мог залезть ему в голову и приказать всё разболтать…

Довольный собой, я свернул шпионскую кампанию, и стал выжидать следующего утра, продолжая истощать военные силы города. И я немного недооценил недовольство жителей города…

Следующим днём, к моей палатке вновь пришел шериф и сообщил, что город единогласно решил сдаться мне. Ворота города отворились и мои прихвостни заполонили Бауэрстоун, пока я не спешно в компании нервничающего шерифа, шел в сторону особняка и по мере приближения, люди то и дело бросали на меня ненавистные и удивленные взгляды. Не каждый день, известный член Гильдии приходит и захватывает город. Ещё я заметил, что чем ближе я подходил к особняку, тем сильнее стал трястись шериф, с его лица уже ручьем стекал пот. И я обнаружил причину его страха.

— Это что? — указал я на труп Эльвиры у порога поместья, с разорванным платьем в зоне живота, где у неё было видно свыше десятка ножевых ран.

— Я в-всë объясню… — дрожащим голосом сказал, стараясь не смотреть в мои, буквально, пылающие красным гневом глаза.

Дело в том, что из-за накаленной обстановки и отрезанного морского пути, особо обозленные на мэршу жители собрались в маленькую группу, и ночью проникли в особняк мэра, надеясь схватить её, пока она спит, связать и отдать мне…не получилось, Эльвира не спала и попыталась сбежать, и даже добралась до порога. Не знаю, что там случилось дальше и что она наговорила, но её поймали, и убили, затыкав ножами насмерть. Эту группу не смогли найти, ведь они сразу сбежали, но раз из города выхода нет, то они всё ещё здесь, и скорее всего в Южном Бауэрстоуне.

— Из тебя вышел очень плохой шериф. Ты уволен. Я найду более подходящую кандидатуру на эту должность.

— Н-но я… — попытался он возразить, громадная фигура демонического солдата у меня за спиной, быстро отбило у него желание и он грустный ушел, сняв с себя головной убор.

— Как бы не так дорогуша, думаешь смерть искупит твоё предательство? О нет, просто так, ты от меня не отделаешься. — моё лицо быстро исказилось в злую гримасу. — Тащи тело в её спальню. — приказал я своему увальню и тот кивнул, взяв остывшую Леди Грей на руки, унося её в спальню.

Уложив мертвую Эльвиру на бархатную, большую кровать, я принялся залечивать глубокие раны от ножей и часть задетых органов. Когда я закончил и отстранился, то заметил над кроватью стеллаж с необычной катаной.

А необычна она была в первую очередь, внешним видом. Катана отливала золотым цветом, у неё была необычная солнцеобразная гарда и гравировка зеленых узоров на клинке.

Рассмотрев его детально, я узнал, что это катана Хир’ю. Согласно легендам, монахи далеких Холмов желали разрушить ограничение прочности металла, для чего своими навыками в Воле, усилили металл, таким образом и появилась Хир’ю. Эта катана очень прочная, и прорезает камень не слабее моего плазменного оружия. Как конкретно монахи добились такого результата, доподлинно неизвестно, но я и сам догадался. Дело в том, что монахи использовали телекинез, сжимая обычный металл, до состояния прочности алмаза, так что я вполне могу повторить этот трюк. Катана мне ещё могла пригодиться, поэтому я закинул её в инвентарь, а затем достал оттуда Норманомикон и использовал оттуда один из ритуалов призыва душ. Я начертил на полу рунный круг или по-другому, пентаграмму, исписав его символами, а затем использовал заклинание и у меня сразу всё получилось. Рунном круге появился призрак женщины, очень похожий, на ранее увиденный мной призрак Аманды.

— Где я? — тихо говорила Эльвира в виде призрака и заметила меня. — Т-ты…это ты виноват, из-за тебя я погибла…

— Не надо перекладывать на меня вину, если бы ты была хорошим мэром и послушной рабыней, ты бы до сих пор жила. — жестко отрезал я, а Эльвира напротив была абсолютно спокойна, ведь будучи призраком, она растеряла все чувства и перестала бояться меня.

— Оставь меня…я хочу покоя…

— О нет, никогда и ни за что. Ты предала меня и более того, хотела убить. Ты сполна заплатишь за это «Леди Грей». — сделал я кавычки на последних словах и продолжил ритуал.

Норманомикон сам по себе является не просто книгой запретных заклинаний, а артефактом, в котором сосредоточено очень много некротической магии. И сейчас, из книги в рунный круг выстрелил плотный луч из зеленной некроэнергии. Письмена рун засияли и призрачная Грей истошно завопила.

— Больно…мне больно. — взмолилась она и её лицо, впервые после её смерти, исказилось в гримасу боли. Призрачную фигуру Эльвиры окутала зеленая дымка, видоизменяя её, волосы призрака полностью побелели, как и кожа, а из её глаз и рта отчетливо высвечивалась некроэнергия.

Из обычного призрака, я превратил в её, в подвид баньши. В Норманомиконе было заклинание о осквернении мертвеца и духа, но я его доработал из собственных познаний, сделав что-то среднее из заклинания и проклятия. Ну и ещё мне немного помогла история о том, что магов когда превратил в баньши Валет.

— Живой тебе будет ещё больнее. Тантир Барада Кандар! — зачитал я доработанное мной заклинание воскрешения, что в отличие от прошлого, не превращала воскрешенного в зомби или призрака, а полноценно воскресило его.

Вообще заклинания воскрешения одно из самых трудных в освоении, так как на его использование необходим большой резерв магии, а если нет тела для воскрешения, то ещё больше. За одно воскрешение, я должен тратить по десять тысяч единиц Воли и Жизненной энергии, но если есть тело и оно более-менее цело, то нужно будет потратить в два раза меньше.

Я вселил баньши в целое и невредимое тело, и под воздействием её искаженного духа, тело тоже стало видоизменяться, кожа полностью побелела, как и волосы со зрачками глаз. Через минуту, она зашевелилась и поднялась с кровати, рассеянно смотря на меня белыми зрачками, что сливались с глазными яблоками, отчего казалось у неё вообще нет зрачков.

— Я-я жива? — посмотрела она свои выбеленные руки и тело, к слову она была полностью голая, в процессе лечения я снял с неё разорванное платье. Должен признать, её нынешняя внешность ещё сексуальней, чем прежняя. — Что ты сделал со мной?