Смокер отдал себя огню, чтобы Фаллиону не пришлось этого делать.
Я дурак, — с тревогой подумал Фаллион и попытался отпустить свою ярость. Он осел на рангит, изо всех сил пытаясь остаться ребенком.
Когда всадники достигли горного перевала, они вышли из тумана, и рангиты оказались на чистой дороге, прыгая при свете звезд.
В долине позади них пылал дворец, и элементаль Смокера послушно атаковал казармы, взрывая ряд за рядом палаток, посылая пальцы пламени, которые, казалось, обладали собственным разумом, чистой злобой, направленной на разрушение.
Вся долина кипела, как осиное гнездо.
Миррима с трудом могла поверить, что один-единственный волшебник мог вызвать столько разрушений.
На опушке леса она слезла со своего скакуна и нарисовала на земле руну, которая закроет долину внизу туманом на неделю.
Затем она зажгла факел, и они снова поехали. Ее беспокоили патрули в лесу, хотя они со Смокером сделали все возможное, чтобы позаботиться об этом.
Так они мчались часами под светом звезд. Во время поездки они подобрали несколько стрэнги-саатов. Огромные звери рычали в лесу и плыли за ними, словно тени, перепрыгивая с дерева на дерево.
Миррима вздрогнула и прижала детей к себе. Через некоторое время Джаз перестал с ней бороться и, кажется, понял, кто она такая и что она уводит его в безопасное место. Он прижался к ней и заплакал.
Мне очень жаль, — повторял Джаз снова и снова.
— Тебе не о чем сожалеть, — сказала Миррима.
Я убил Смокера. Шадоат была такой красивой. Я хотел быть с ней.
— Не расстраивайся, — сказала Валя Джазу успокаивающим тоном. Я видел, как взрослые мужчины отдавались ей таким образом, благодарили ее, даже когда она вонзала клинок в их сердца. Красота была всего лишь еще одним ее оружием.
Миррима забеспокоилась, гадая, какие вещи могла видеть Валя.
Через два часа взошёл полумесяц, придав ночи тусклый серебристый оттенок.
При свободной дороге рангиты набирали скорость, и чем быстрее они прыгали, тем менее резкой становилась поездка.
Они приблизились к городу всего за час до рассвета.
Фаллион, казалось, проспал большую часть пути, пока они не достигли доков, где их ждал капитан Сталкер и несколько его людей на корабельной шлюпке.
Детей пересадили в лодку, и Сталкер всмотрелся в дорогу.
— Курильщик идет? — спросил он, и в его голосе слышалось беспокойство.
— Боюсь, что нет, — сказала Миррима. Его элементаль сжег дворец и поджег как минимум половину лагеря.
Ах, он всегда был одним из хороших, — сказал Сталкер. Не знаю, как я когда-нибудь заменю его.
Хороший ткач огня, — подумала Миррима. Раньше она никогда не встречала человека, которого бы назвала хорошим, но теперь, к сожалению, она поняла, что оценка Сталкера была верной.
Я больше никогда не встречу равного ему человека, — сказала она себе.
Они доплыли до Левиафана и перенесли детей на борт. Миррима держала Фаллиона на палубе, а один из людей Сталкера побежал за водой. Лоб Фаллиона пылал.
Некоторые члены команды начали тянуть якорь, а другие метались, разворачивая мачты, готовые уступить дорогу.
Сталкер мрачно всматривался в другие корабли в гавани. Четыре корабля. Корабли Шадоата. Он не осмеливался оставить их, чтобы они не погнались за ним.
— Огонь, когда будете готовы, — сказал Сталкер, и его люди подошли к катапультам, подожгли факелы к железным ядрам, обернутым смолой, и отправили шары по дуге в ночь. Два ближайших корабля взяли по шару, и вскоре Миррима увидела, как члены экипажа спешат тушить небольшие пожары.
Корабли были укомплектованы лишь минимальной командой, по два-три человека на борту каждый.
— Это должно занять их, — сказал Сталкер, ухмыляясь.
Член экипажа принес Фаллиону ковш, наполненный пресной водой, и тот поднял голову, чтобы попить. На мгновение он всмотрелся в корабли на винно-темной воде с их маленькими огоньками.
Миррима почувствовала в нем жар, лихорадку, которая внезапно стала взрывоопасной. Затем он вылетел невидимым шаром, который можно было почувствовать, но не увидеть, и ударил по воде.
Пожары усилились, скрутили мачты и захлестнули палубы. Огненный шар перепрыгивал с корабля на корабль; за считанные секунды все четыре пиратских корабля превратились в ад. Их члены экипажа вскрикнули от страха и прыгнули в море.
Сталкер с удивлением всматривался в пожар.
Фаллион улыбнулся. Он слышал шипение пламени и голос своего хозяина, радостно шипевший в знак признательности.
Он использовал свои силы и воздал славу Огню.
Только когда Фаллион убедился, что его огонь сделает свое дело, он сделал глоток.
40
МЕСТЬ МАТЕРИ
Даже волчья сука любит своих щенков.
— высказывание из Интернука
В сумрачные утренние часы Шадоат прошел через туннель под воротами дворца. Каменные стены обуглились и потемнели. Тела тех, кто был слишком близко, когда ткач огня принес себя в жертву, были распростерты на земле, их одежда сгорела, плоть обуглилась и сгорела до неузнаваемости. Двадцать семь человек погибли там, в самом центре пламени.
Некоторые из них были солдатами, другие — пленными. Но, судя по останкам скелетов, ни один из них не был детьми.
Фэллион и Джаз сбежали и забрали с собой Валю.
Шадоат вскипела.
На ее счету были сотни даров выносливости, но даже они едва сохраняли ей жизнь. Исчезли пальцы и ухо, ее правый глаз и большая часть ее зрения. Исчезла лучшая часть ее носа.
Ее лицо представляло собой массу шрамов. Каждый дюйм ее тела был жгучей болью. Она будет жить, но никогда больше не будет красивой.
Ее сын Абраваэль подошел к ней сзади, морская обезьяна ползла за его спиной.
Капитан Сталкер отправится в Ландесфаллен, — сказал Шадоат. – Мы найдем его там.
Откуда вы знаете? — спросил Абраваэль.
У него там жена и сын. Он знает, что я знаю, где они живут. У него нет другого выбора, кроме как спасти их.
– Он будет нас хорошо вести.
Корабли прибудут достаточно скоро. Сталкер будет пробираться в Ландесфаллен с трюмом, полным груза. Ему осталось как минимум шесть недель. Мы облегчим нашу ношу. Если повезет, мы встретим его в доках.