— Кстати, — вставила Скрэтти, — слово «робот» было придумано для этой пьесы. «R.U.R.» означает: «Rossumovi univerzalni roboti».

Генерал утвердительно кивнул, глянул на часы, и продолжил:

— Рурфабы, затем големы и ксверги, производят не только товары, но и свои копии. И в перспективе они покрывают всю цепь, от природного сырья до готового продукта. Так рождается постэкономика Адриана Боуэра, известная как RepRap. Футурологи гадают о переходной фазе к этой перспективе, но того, что уже есть — достаточно, чтобы товарно-денежная модель захлебнулась в изобилии. Деньги становятся нишевым продуктом: их применимость сужается до узкого круга случаев. Поэтому отношения труда и капитала, производства и собственности, кредита и финансов, инвестиций и паев — рассыпаются с течением времени. В большинстве отраслей они держатся лишь на инерции привычек, которая неотвратимо исчезает со временем. Кстати, о времени: у нас 50 секунд, чтобы налить шампанское, поскольку Новый год…

…

Новый 14-й год Каимитиро был встречен выпивкой, караоке, игрой в снежки, в общем: спонтанным релаксом. Параллельно с этим, Тургут Давутоглу переварил услышанное объяснение, и пришел к выводу, что местами там не хватает конкретики.

— Вальтер, а как быть с бизнесом? Я насчет переходной фазы, о которой ты так туманно упомянул. А ведь мы в ней живем, причем это надолго, как я услышал.

— Но ты лучше меня это знаешь, — заметил генерал.

— Еще бы! — и турецкий миллиардер с театральным трагизмом воздел руки к небу, будто призывая в свидетели мириады вертящихся снежинок — Еще бы мне не знать! Я по дням наблюдал битву стальных концернов «Raselor» и «Uniron». Картельные пакты о разделе мира нарушены, цены валятся и транснациональные поставщики уже конкурируют, как средневековые пекари на одной улице. Великие торговые войны — новая норма. Каждая сторона ищет союзников посильнее и «Raselor» привлек на свою сторону главные силы АТЭС. Тогда Карл Индер, лидер «Uniron», видя, что его позиция проиграна, призвал ее египетских друзей!.. (тут Давутоглу указал взглядом на Скрэтти)… И они за год просто сломали рынок первичного черного металла!

— А почему сразу я? — почти обиженно проворчала Скрэтти, — Да, я много лет позитивно сотрудничаю с Западно-Красноморской СЭЗ, иногда подрабатываю на комбинате Айн-Сохна и по случаю рекомендовала тамошним боссам приглядеться железомарганцевым конкрециям на дне Красного моря. Но конкреции там лежали 10 миллионов лет, и что?

— Ничего такого! — Тургут прижал ладонь условно к сердцу, — Но конкреции, уже в виде первичного металла, теперь лежат горами по всему берегу Нубийской пустыни. Рынок сломан. Цена продукта упала до цены транспортировки, а количество равно мировому потреблению этого полуфабриката примерно на 5 лет вперед.

— Но зачем было выплавлять такой избыток металла? — полюбопытствовала Кристина.

— Просто, — сказала Скрэтти, — если рурфаб-цикл запущен, то его остановка требует ряда усилий. Проект закрытия проекта. А чтобы цикл крутился сам собой, не нужны усилия.

Под влиянием такого ответа, в памяти Кристины всплыл НФ-роман Лема «Эдем», один эпизод с давно заброшенным автоматическим комбинатом, продолжающим выпускать продукцию. Но был нюанс: комбинат на Эдеме раз за разом перерабатывал заново свою продукцию, здесь же комбинат продолжал бы вынимать руду со дна моря и громоздить сюрреалистические холмы из брикетов уже никому не нужного металла… Ее сознание зацепилась за мысль «…уже никому не нужного…» и перепрыгнуло на новеллу «Будет ласковый дождь» из Марсианских хроник Брэдбери. Люди исчезли, но автоматический коттедж продолжает заданный цикл сервиса, будто люди еще там. Кристина мысленно расширила поле сюжета от коттеджа до страны, до континента, до планеты…

…Тут генерал мягко и ласково сжал ее плечо.

— Проснись, солнышко мое. Брэдбери был хотя гений, но беспричинный алармист.

— Как ты угадал, что я думала о Брэдбери?

— Ты машинально двигала губами, вспоминая микро-поэму Сары Тисдейл про ласковый дождь: «…и однажды весна встретит новый рассвет, не заметив, что нас уже нет».

— Понятно… — она улыбнулась, — …Однако, я бы не назвала нынешний алармизм в стиле Брэдбери совсем беспричинным. Ситуация тревожно напоминает сказку братьев Гримм «Горшочек каши», но без хэппиэнда с закрывающим заклинанием «горшочек не вари».

— Знаешь, — ответил генерал, — некоторые бизнесмены… Я тактично не стану показывать пальцем… Намного изобретательнее, чем братья Гримм. Тот горшочек с потенциально-бесконечной кашей вписался в их планы, и в городе Адантепе появился даже мурал, где изображен бизнесмен, на которого я тактично не показывал…

— …Ты неправильно произносишь название города, — немного нервно заявил Давутоглу, затем произнес правильно (однако вряд ли воспроизводимо для западноевропейца).

— Увы, — весело согласился Штеллен, — у меня беда с турецкими топонимами, однако, ты согласен, что ситуация феерического успеха имеет место.

Миллиардер вздохнул, сосредоточенно потопал по снегу, и произнес.

— Сейчас я объясню. Это из-за встречи по Юго-Восточной Анатолии на вилле у Фалиха.

— Ты о Фалихе Гюнале, президенте республики? – уточнил генерал.

— Да, но я назвал по имени, ведь встреча была неофициальная и проблема тоже не очень официальная. Все знают, что Юго-Восточная Анатолия хронически проблемное место, однако прямо говорить об этом не принято. А на неофициальной встрече можно прямо. Хотя, некоторые лучше бы молчали. Есть там главный советник по аграрным районам, который твердит: все беды от того, что люди забыли о боге, юноши не хотят трудиться, девушки — рожать, а старики — умирать. Сам он едва моложе Мафусаила, маркеры эйдж-реверса на лице написаны: борода почти без седины, однако, учит… Ладно, фиг с ним. Говорилось много чепухи, а Фалих высказался, что кое-кто нагреб богатство как халиф Харун ар-Рашид, наплевав на родную страну. Ясно было, что камень в мой огород, и я ответил довольно резко, что у дурака-караванщика верблюд на реке пал от жажды. Мы сцепились на тему, кто дурак, и я взялся показать как надо на одном бедовом районе. В смысле, это был не бизнес-план. Я просто передал муниципальным властям некоторые лишние вещи, которые нашлись у меня в действующих бизнесах. Конечно, пришлось в начале сменить кое-кого во властях… Поменять кое-какие правила… Ввести принципы бесплатного шеринга для жителей… Пригласить нескольких грамотных волонтеров…

— Лишние вещи, — иронично сказал генерал, — это дюжина фюзоров по 100 мегаватт, 300 мини-рурфабов и столько же мобильных поликлиник, 5 тысяч фюзорных локомобилей разных типов, включая роботизированное навесное оборудование…

— …Но они действительно были лишние! — перебил Давутоглу, — А для бедных жителей депрессивного района такая техника в бесплатном пользовании стала решением многих проблем. Что-то пришлось дополнительно решать усилиями волонтеров, но у них была мотивация, это ведь интересно. Мне тоже было интересно. Так что это не бизнес план!

Скрэтти широко улыбнулась, похлопала его по спине и сообщила:

— Если ты третий раз скажешь, что это был не бизнес-план, то Штеллены точно тебе не поверят.

— Но ты-то мне веришь? – эмоционально отреагировал он.

— Конечно, я тебе верю! Это был не бизнес-план, а онли-фан, чтобы люди, увидев тебя, говорили: вот дядька, превративший жопу жопы в пятно благополучия, которое теперь расползается по окрестностям. Да! С этим дядькой интересно вести дела! И это ведь не бизнес-результат, верно, Тургут? Совсем-совсем не бизнес…

— Вот ведь как ты все перевернула… — миллиардер ладонью смахнул с головы снег, уже успевший нападать за время его объяснений о не-бизнесе.

— Заметим, — произнес генерал, — что аналогичные фокусы проделаны в северо-кипрском Мелапаисе, в ливанском Сайдэ и в сирийском Басите.

— И что в этом плохого? – эмоционально возразил Давутоглу.

— Пора идти пить кофе, а то снегопад явно усиливается, — внесла очередное практичное предложение Кристина.