Этер знал, что каждый год в Атлантик-Сити выбирают самую красивую девушку Америки, но в его школе в те годы царила мода на интеллектуалов, и участие в подобном дешевом шоу считалось позором. Можно было потерять звание мыслящего существа!

– Мудреные картины не убегут, а конкурс закончится завтра, – искушал Джимми.

– Чтобы отвергнуть, надо познать, – решил шестнадцатилетний лицемер, благо находился вдали от школьного мирка и презрительного приговора юных умников.

– Чего-чего? – не понял Джимми.

– Поехали, говорю!

Городок неподалеку от Нью-Йорка очень напоминал склад театральных декораций. Копии всех европейских стилей были беспорядочно перемешаны. Бок о бок мирно уживались крепости шотландских танов, французские замки с берегов Сены и Луары, немецкие домики и палаццо Венеции. Все неестественное и пряничное. Этакий взрослый Диснейленд.

Атлантик-Сити предлагал гостям лошадиные и собачьи бега, прогулки в плетеных каретах, запряженных пони, луна-парки и парки ужасов, рестораны и ночные клубы.

Этер оказался на длинном бульваре, где продавали дешевые сувениры, лакомства и всякую дребедень.

– Salt water toffee[6] – Джимми вынырнул из толпы с пакетиком конфет. Все вокруг расхаживали с пластиковыми пакетами, украшенными этой надписью. – Угощайся, это здешняя достопримечательность.

Ириски оказались очень вкусными, хотя и отдавали солоноватой горечью.

Джимми, как заправский гид, рассказал Этеру байку о том, как появились эти конфеты.

Как-то морской прилив залил оставленный на набережной лоток с конфетами. Утром к продавцу прибежала девочка. У продавца были только подмоченные ириски, и он отдал их даром. Но через полчаса к нему сбежались все городские дети, требуя исключительно salt water toffee, – так им понравились горьковатые ириски. Лоточник стал миллионером.

По набережной парадным строем шли претендентки на звание Мисс Америка. Девушка, выбранная в Атлантик-Сити, не имеет права на участие в международных конкурсах. Она представляет собой идеал красоты для местных, не на экспорт, и получает около ста тысяч долларов за то, чтобы в течение следующего года разъезжать по штатам, давать интервью, улыбаться и быть счастливым талисманом страны.

Финал конкурса состоялся в казино, вечером. Джимми не без труда достал билеты, как ни странно, на ипподроме. Букмекеры перепродавали их втридорога, не брезгуя и таким заработком.

Зал был переполнен. Претендентки на звание Мисс Америка танцевали, пели, держали речи и отвечали на умные вопросы. Наконец объявили победительницу – Мисс штата Коннектикут. Зал взорвался аплодисментами, свистом и визгом.

Самая красивая девушка Америки кланялась публике. Ее золотистую головку окутало сияние бриллиантовой тиары, на груди голубой кровью пульсировал сапфир.

– «Великая герцогиня»! – прогремел мужской голос.

Так называлось украшение. Ведущий нахваливал красоту камня, прелесть колье… Назвал фирму, которая одолжила на этот вечер роскошные драгоценности для Мисс Америка.

– Давай вернемся домой!

Этер уже не слышал рекламных возгласов. Девушка на подиуме поразительно напоминала другую, с портрета в его доме. И все из-за украшения на шее. Один миг – и все, казалось бы, навеки похороненное ожило в памяти острой болью.

На следующее утро Этер поспешил к известному ювелиру.

Прежде чем фотоэлемент открыл стальные двери, компьютер убедился, что у гостя нет ни оружия, ни взрывчатки. Наконец двери открылись, и Этер, сопровождаемый здоровяком охранником, по винтовой лестнице поднялся на второй этаж. За стенами из стекла, которое нельзя ни пробить, ни расплавить, на шелке и бархате покоились драгоценные камни сказочной красоты.

– «Шахерезада», «Снежная Королева», «Капля росы», «Утренняя заря», «Венера Каллипига»… – Названия изумрудов цвета майской зелени, ледяных бриллиантовых радуг, серебристо-розовых жемчужин.

Полюбовавшись сокровищами в выставочном зале, клиент снова оказывается на первом этаже, в тихом уютном кабинете. Там он может совершить покупку. Если что-то выбрал для себя, то бросает в чрево компьютера свое удостоверение личности.

Электронный мозг мгновенно проверяет подлинность документов и передает в офис данные о владельце. В его памяти закодированы данные постоянных и потенциальных клиентов, а также тех, кого в салон пускать не следует.

«Сердечно рады видеть Вас!» – загорелось на экране компьютера, когда машина вернула водительские права Этера – единственный документ, который у него был.

Вместе с охранником он вошел в офис и поразился. На него с портрета смотрела Люсьен Бервилль.

Люсьен Бервилль, написанная другим художником, в другом стиле, из другого времени. Эта уже была одета по моде семидесятых годов, в тяжелом богатом ожерелье, в ушах серьги с крупными, с фасолину, камнями.

Эта Люсьен была гораздо старше той девушки с домашнего портрета. Сердцевидное личико стало еще выразительнее, время умелым резцом сделало его тоньше и нежнее. Голубовато-зеленые глаза на сей раз впитывали зелень берилла и загадочно мерцали. Зрелая, чуть грустная красота осени.

Постаревшая, печальная и словно уставшая от жизни Люсьен показалась Этеру ближе, чем та беззаботная девушка. Он не в силах был оторвать от портрета глаз. Ему казалось, что все, что он делал последние три года, вело его сюда, к матери.

– Собственно, я ничего не собираюсь покупать, – смущенно пробормотал он, оказавшись перед изысканной седовласой дамой, облаченной в царственное черное платье. Из украшений на ней была только нить серебристого жемчуга. Жемчужины были крупные и матовые.

– Чем могу вам служить, мистер Станнингтон?

Дама дружелюбно улыбнулась и предложила ему кофе. Она вела себя как радушная хозяйка, а не как продавщица. Элегантный салон тоже ничем не напоминал магазин.

– Портрет… там, в холле… у меня дома точно такой же, но с сапфиром, – нескладно начал Этер.

– Поищем сапфир!

Дама решила, что Этера интересуют драгоценности, и раскрыла перед ним цветной каталог уникальных камней.

– Прошу прощения, я только хотел узнать, кто та дама, на портрете с изумрудами.

– Наша модель.

У него замерло сердце.

– Ее зовут Люсьен Бервилль?

– Нет, Уна Сэлливан. Мисс Америка тысяча девятьсот сорок девятого года. С тех пор она стала нашей моделью.

– Но ведь это Люсьен Бервилль, ведь…

У него едва не вырвалось: «…ведь отец не мог ошибаться!»

– Дама с таким именем никогда не работала для нашей фирмы.

– Поразительное сходство!

Как червь, закопошилось в нем подозрение: отец солгал. Он не сохранил ни единой фотографии Люсьен Бервилль, а когда три года назад Этер стал домогаться снимка матери, обвел его вокруг пальца, показав портрет Уны Сэлливан.

В салоне знаменитого ювелира Этер навсегда расстался с доверием к отцу. Он ни словом не обмолвится ему о своем открытии, никогда не заговорит с ним о матери. Отныне он станет внимательно следить за отцом.

Через год Этер окончил колледж и сдал экзамен на экономический факультет университета Беркли. В тот день он получил от отца чековую книжку на свое имя с достаточно скромной суммой, но юноша, до сих пор не имевший ни цента, почувствовал себя свободным и богатым. Этер засобирался на свои первые самостоятельные каникулы.

– Поедем вместе в Индию, – предложил отец.

– Я хочу увидеть Америку. Я не знаю собственной страны.

Кроме той поездки в Нью-Йорк, Этер нигде больше не был. Он не сомневался, что отец не откажется от Индии, чтобы поездить с ним по Америке.

В Индии он достаточно успешно боролся со старостью, каждый год отдаваясь в руки восточных врачевателей, которые хранили тайны тысячелетней медицины. Оттуда отец возвращался действительно помолодевшим и даже подобревшим: с годами его деспотизм рос.

Стив, неразлучный спутник отца, рассказывал о таинственных клиниках, где лечили богатых стариков. Особенно его заворожил Дом Здоровья в Кая-Кальпа, где пациентов заставляли голодать, держали на растительной диете, купали в таинственных маслах, поили бальзамами и возвращали увядшим телам упругость, а усталым душам – радость жизни.