– Вовсе нет, принцесса. Чего бояться хозяину в своем доме? Но пока Вы не коснулись родового камня, Вы чрезвычайно уязвимы для всякой нечисти вокруг. Безусловно, я защищу Вас, но зачем подвергать риску то, что можно не подвергать, без крайней необходимости. Или она есть?
И он так пристально и в то же время так дружелюбно посмотрел на меня, что сердце мое предательски забилось еще живее и я просто не смогла соврать ему.
– Есть! Есть такая необходимость. Слушай, Давид, ты вроде толковый малый, давай начистоту.
– Я и так совершенно открыт перед Вами.
Да что ж он делает…
– Давид, родненький. Давай оставим эти игры в принцев и принцесс, я не Золушка на вашем балу. Послушай, у меня есть есть свой дом, семья, работа, двое детишек…. Муж, в конце концов. Я их очень люблю и я нужна им. Так же, как и вам, только больше. Они пропадут без меня, а я без них. Я не знаю, что у вас тут происходит, меня это никак не касается и в случае чего я дам отстраненные показания, но сейчас мне просто нужно домой… у тебя есть дом, семья?
– Да, есть, – спокойно ответил Давид.
Какая-то совершенно неуместная ревность кольнула меня. Соберись, Наташа!
– Ну вот… и теперь представь, что однажды ты ушел на охоту и не вернулся. Как думаешь – твоя… жена сильно обрадуется?
Наташа, Наташа, Наташа! Нормально произноси слово «жена».
Давид смутился… впервые за весь разговор.
– У меня нет жены, дочь есть, жены нет…
«Фух» – совсем не к месту пронеслось в голове. И нить важного разговора стала утрачивать свою прямоту.
– Как она могла бросить тебя? Тебя, такого… такого…
– Она умерла.
Спасибо, Давид, это хорошо отрезвляет.
– Печально. И все же, вот представь, что я тоже для кого-то сейчас умерла… неужели ты не хочешь помочь мне вернуться к тем, кто сейчас скорбит обо мне?
Он задумался. Кажется, лед тронулся… Ну, давай же, давай, у тебя получится.
– Хорошо, – наконец, сказал он. – Я помогу Вам, принцесса. Но при одном условии.
– Разумеется, я тебя поцелую, – тут же невпопад обрадовалась я.
Он так строго посмотрел, даже сурово, что я обмякла.
– Это невозможно. Вы принцесса, я дружинник. У нас с Вами разные статусы, это совершенно недопустимо в Бугудонии. Даже думать об этом кощунственно.
Ишь ты, недопустимо… цену себе что ли набивает? Непохоже. Ладно, Бог с ним. Неприятно, конечно, никогда еще так грубо не отшивали, но надо выбраться отсюда, а остальное пофиг. Кощунственно думать? Ну, и не думай. Нежный какой. А я со своими мыслями как-нибудь сама разберусь.
– Ладно, – сухо сказала я, – тогда что за условие?
– Прежде, чем мы покинем город, Вы коснетесь родового камня.
Пффф… тоже мне условие.
– В чем подвох? Он горячий?
– Нет, он обычный, просто коснетесь и все, договор?
И он протянул свою крепкую ладно сложенную руку.
– Договор, – моментально согласилась я и с большим удовольствием пожала его огромную теплую ладонь. Пуля восторга и давно позабытого желания мгновенно пробила мое неискушенное женское сердце. Как же давно, а может и никогда вовсе, я не млела столь отчаянно от прикосновении к мужчине. Что ж ты делаешь со мной, Давид…
Осторожно и незаметно он вывел меня с территории дворца и, крадучись, дабы не привлекать ненужного внимания мы побрели в сторону таинственного камня. Впрочем, предосторожность была напрасной – в этой ночи людям было на чем сосредоточиться: народ вокруг веселился в полную силу, везде горели костры, звучали песни, играла музыка – все радовались моему возвращению, впрочем, надеюсь, недолгому.
Наконец, мы вышли на некую площадь, посреди которого возвышался серый неприметный камень, высотой примерно мне по пояс.
Я скептически посмотрела на Давида:
– Это и есть тот самый легендарный родовой камень, ради которого весь сыр-бор?
– Да, – ровно ответил мой загадочный спутник.
– И мне нужно просто к нему прикоснуться и все?
– Да, обеими руками.
Я разглядывала камень. Да что с ним не так? Вроде никаких проводов к нему не подведено, визуально камень как камень…
– А что ж никто его не охраняет, раз он такой важный?
– Камень сам может постоять за себя, – пожал плечами Давид.
– Я касаюсь на секундочку и мы идем дальше, так?
– Так, – спокойно смотрел на меня мужчина.
А вот мне как раз неспокойно стало. Что ж с этим камнем не так, что его так ценят в королевстве? Ну да ладно, чем больше тянешь, тем быстрее нужно это сделать, чтобы разом снять ненужное напряжение. Я перестала думать и просто подошла, положила две руки на гладкую прохладную поверхность камня – будь, что будет!
В ту же секунду все вокруг меня закружилось бешеным вихрем, от страха я попыталась скинуть руки с камня, да не тут-то было, они словно намертво слились с породой. Нас с камнем приподняло вверх, все вокруг неслось с невероятной скоростью неразличимым белым потоком – все быстрее и быстрее, зажужжало, зашумело, мне казалось внутренние органы плотно вдавились к позвоночнику и когда от напряжения я была близка к обмороку, вдруг наступила тишина.
Тишина, спокойствие и безмятежность. Мне стало невероятно легко и хорошо. Не было ни камня, ни потока, я парила в каком-то белесом тумане, который стал постепенно рассеиваться. Вот теперь я наконец-то умерла – подумалось мне.
Я вдруг оказалась под потолком в какой-то комнате. Судя по внешнему виду – во дворце. Здесь в сильных потугах рожала молодая очаровательная девушка. Видно было как тяжело ей это дается и как долго это уже продолжается. Вся потная, в совершенном отчаянии она выдавливала из себя эту новую жизнь и у нее получалось:
– Давай-давай, я вижу головку, – прикрикивала старуха-акушерка.
Еще мгновение и бабка извлекла малюсенькую крохотульку.
– Девочка, – торжественно произнесла акушерка.
И в этот миг, что-то остро сжалось во мне, я вдруг явственно и совершенно отчетливо поняла, что та девочка – это я. Я. Родилась. Впервые в жизни я увидела свою маму – мамочку, которую не знала никогда в жизни, у меня не было даже ее фотографии. И вот она, красивая, живая, настоящая – только руку протяни. Какое же у нее было невероятно нежное и любящее лицо, когда она принимала новорожденную на руки. И тут же в зал вбежал высокий статный мужчина, в котором я без труда угадала короля… Бур… Бундер… в общем, того самого короля, что встречал меня сегодня. Он бросился к жене с ребенком, обнял их и зарыдал. Да что ж он такой сентиментальный.
– Виктория, любовь моя, я самый счастливый человек на свете. Благодарю, благодарю тебя… какая прекрасная чудная малютка…
И они обнялись все втроем – и эта была самая счастливая, самая искренняя и любящая семья, которую я когда-либо видела. Это была моя семья – семья, которую я никогда не знала, не видела и никогда не чувствовала всю силу их любви. А сила была невероятная. Отец схватил меня на руки и закружил по комнате, он смеялся, иногда его пробивало на слезы, на серьезность, на улыбку – это был каскад неконтролируемых эмоций подлинно счастливого человека:
– Стамина, мы назовем ее Стаминой. Это девочка осчастливит Бугудонию, это будет принцесса, которой еще не знал этот мир, а потом она станет королевой Бугудонии и это будут самые светлые и радостные годы правления. Стамина, моя любимая Стамина.
Мама лежала невероятно уставшая, но еще более невероятно счастливая. Со слезами на глазах, с подлинной любовью и нежностью она смотрела на нас с отцом.
Потом видение сменилось. И мы оказались в лесу. Мамочка бежала со мной на руках, за ней гнались черные всадники на таких же черных, как смола, вороных конях. Поодаль от нее бежали еще девушки и всадники, настигая их, молниеносно разрубали мечом… Мама бежала и бежала, в страхе закрывая меня, пока мы не оказались на краю обрыва высотой в несколько метров, внизу журчал родничок, наполняя махонькое озеро янтарного цвета. Мамочка остановилась, в страхе оглянулась и тут один из всадников замахнулся мечом, в ужасе она прикрылась рукой и меч мгновенно рассек ей утонченную руку.