Есть ли на шапочке инициалы? И если есть, то которого из двух? Юсси или Лауронена?

Улламайя взяла шапочку и, с минуту подержав ее в руке, словно удостоверяясь, что она не кусается, вывернула наизнанку.

Хозяин шапочки завернул ее края отворотом дюйма в полтора шириной. Из складки что-то торчало.

Улламайя высоко подняла находку, и каждый второй мальчик в классе узнал входной билет. Это был билет на решающий матч между спортивным клубом ИФК и «Горностаем», сыгранный вчера вечером. И, конечно, все в классе узнали вторую бумажку, извлеченную из складки. Это была сложенная в несколько раз десятка.

За такой шапочкой всякий зашел бы в уборную, вспомнив, где он мог ее забыть, если только какая-нибудь важная причина не воспрепятствовала этому.

Улламайя присела в книксене перед дворничихой. Она умела быть любезной, когда хотела.

— Спасибо! Для нас это ключ к разгадке тайны разбитой раковины!

— Это хорошо, если она вам пригодится, — сказала дворничиха. — Ее велел принести вам магистр Касуринен.

— Мы очень благодарны за это!

Не зная, что сказать еще, дворничиха, пятясь, вышла из класса и захлопнула за собой дверь.

Улламайя пронесла шапочку, как драгоценный камень из королевской короны, и положила ее на стол.

Девочка, казалось, испытала новый прилив сил, когда подняла глаза от шапочки и оглядела класс.

— Теперь мы не зависим от того, признается Йони или не признается!

На лице Йони появилось насмешливое выражение.

— Я не понимаю, Улламайя, что заставит кого-нибудь признать эту шапочку своей, если он не сделал этого до сих пор.

Улламайя тряхнула головой.

— Теперь мы не будем искать владельца шапочки, а подыщем шапочке владельца… Я видела, Томи, что Рой ожидает тебя у калитки. Поди приведи его сюда!

У Томи занялся дух. Никто не издал ни звука.

— Я думаю, Рой найдет владельца шапочки меньше, чем за пять секунд, вспомните фокус с велосипедом.

Таким образом Улламайя пресекла все попытки Томи отказаться от этого плана.

Томи несколько раз похвалялся перед классом, что Рой отыщет на дворе велосипед хозяина среди четырехсот — пятисот таких же велосипедов. И действительно, Рой отыскивал — всего за несколько секунд.

— Я думаю, что он найдет, — согласился Томи. — Мы можем попробовать, если никто не возражает.

Улламайя обвела взглядом класс.

— Никто не возражает? А если возражает, то на каких основаниях?

Минна подняла руку, как на уроке. Затем опомнилась и быстро проговорила:

— Но надо быть абсолютно уверенным в чутье собаки, чтобы не назвать кого-нибудь зря преступником.

Улламайя недовольно нахмурила лоб.

— У того человека будет возможность оправдаться и доказать свою невиновность, если он сможет! Но я доверяю Рою.

— А сколько дней эту шапочку никто не надевал? — спросила Минна.

— Не много, — сказала Улламайя.

— Мы можем проверить это на моем шарфе, — предложила Паула. — Он три недели лежал в парте.

— В таком случае к его запаху мог примешаться запах парты, — заметил Томи. — Поменяйся с кем-нибудь местами, чтобы Рой не узнал тебя хотя бы по этому.

— Вот так дело и разъяснится, — решила Улламайя. — Принеси сюда шарф, а Томи пусть позовет Роя… Или, может, виновный уже хочет сознаться? А?

«Лауронену сейчас последний срок признаться, — подумал Томи. — Такой толковый малый, как он, должен бы сообразить, что игра проиграна. Или, может, он плохо знает Роя?»

— Ну ладно, — сказала Улламайя.

Томи поднялся с парты.

— На данной стадии разбирательства я заявляю, что виновному лучше сознаться сейчас.

— Да чего там, веди сюда собаку, — сурово сказал Йони. — Наконец-то все выяснится!

Услышав голос Улламайи, раздававшийся в притихшем зале, Томи остановился с Роем перед дверью.

Голос первой ученицы чем-то напоминал голос Мари. Или Ээвы. Скорее, именно Ээвы.

Из Улламайи, безусловно, выйдет еще одна Ээва. Жена какого-нибудь спекулянта-застройщика, у которой будет собственный мыс и плавательный бассейн, круизы и приемы с коктейлями.

— … Пусть это окажется кто угодно, я все равно говорю заранее, что мне хочется плюнуть в рожу такому типу. И не надо выставлять никаких причин. Единственная понятная мне причина заключается в том, что этот мерзавец сдрейфил, когда пришло время отвечать за свой поступок.

Улламайя была горазда на такие штуки! И без сомнения, наслаждалась ситуацией… Она важничала, ей льстило то, что она сможет посмотреть свысока на человека, которого сейчас обзовут трусом — ославят на всю жизнь.

Ну, а что думал в эту минуту сам Лауронен? Наверное, он вынужден признать, что его ухищрениям приходит конец…

Думая о положении Лауронена, Томи чувствовал, как спазм перехватил ему горло. Лауронену теперь не позавидуешь…

— … Нет ничего ужаснее, когда мужчина не обладает ни умом, ни смелостью! — громко разглагольствовала Улламайя в классе.

Об уме они кричали все. В экстазе от собственной гениальности… Если бы подойти сейчас к Улламайе и сказать, что у нее кривые ноги, а на коленях шишки, или проехаться насчет глаз Кариты, в классе поднялся бы такой шум, что пришлось бы послать за судьей и психиатром. Однако некоторые могут вот так просто заклеймить человека дураком и безнаказанно кричать об этом изо дня в день.

Напустить бы на них дедушку Жестянщика, чтобы он поговорил с ними насчет разума. Обожествляемый Улламайей разум как нельзя более круто управлял этим миром, где в одном месте сжигают пшеницу, в другом изобретают оружие, а в третьем умирают от голода, потому что разумные головы не умеют распорядиться властью, которую они захватили.

Но теперь не стоило задумываться над этим. Рой прямо бросится к виновному, чтобы наиболее одаренные могли плюнуть ему в лицо!

Речь, которую толкала Улламайя, прервалась в тот момент, когда Томи — не постучавшись — открыл дверь и, пропустив вперед Роя, вошел в класс.

Они подошли к учительскому столу.

— Сидеть!

Томи взглянул на Улламайю.

— Ну так что ж, начнем?

— Господин, как я вижу, имеет не очень-то воодушевленный вид!

— Чем скорее, тем лучше. Давай сюда шарф!