– Первый прорыв состоится в течении трех ближайших суток. Вы все узнаете в свое время. А сейчас поспешу откланяться.

С этими словами Павел быстро собрал снимки, распределил их на три неравные стопки, затем объединил все стопки в одну, переложив листами бумаги, после чего отправил всю пачку в сумку. Встав из-за стола, протянул мне руку, повернулся и быстрым шагом вышел из кафе.

По счету платил я …

– Через двадцать минут туалеты закрываю, подъезжаем. Через двадцать минут туалеты закрываю, подъезжаем. Через двадцать минут туалеты закрываю, подъезжаем.

Сначала орущий голос был не очень громким, потом усилился, потом опять ослабел. Поскольку орала тетка одно и тоже, а сила ее голоса то увеличивалась, то ослабевала, можно было логически заключить, что данная человеческая особь женского пола движется. Причем движение это осуществляется по узкому длинному коридору.

Коридору, очень похожему на вагон.

Вагон? Значит я в поезде? Потряхивает, кстати, вполне себе характерно. Да и этот мерный перестук колес … И правда похоже на поезд. Неизвестно только, откуда он движется и куда, собственно, мы «подъезжаем»? Да и кто такие эти самые «мы» тоже было бы неплохо выяснить.

Вот жеж, задери ее коза, ни черта не помню …

Ну вот, опять начинаются эти вопли, видимо, умолкшая было, проводница дошла до конца вагона и теперь возвращается. Ой, блин, ну зачем же так орать?

С неимоверным трудом разлепил глаза. Действительно – купе поезда. Верхняя полка. Отделка только какая-то архаичная, хотя и новая. Архаичная? Почему я так подумал? Вроде бы все вокруг вполне обычное.

Да и сам я совершенно обычный: одет в хэбэшный спортивный костюм синего цвета. Костюм изрядно помят и не первой свежести, но оно и понятно – в дороге же. На ногах носки. Точнее, носок полностью одет только на левую ногу, с правой почти что снят, но каким-то чудом еще держится на пальцах.

На торцевой стенке купе висят деревянные плечики, а на них – пиджак, брюки и рубашка. Судя по всему, все это мое.

Провел рукой по щеке и обнаружил щетину. На ощупь – двух либо трехдневная.

Хотел свеситься вниз и поглядеть на себя в зеркало, что на дверце и даже предпринял к тому должное усилие, начав приподниматься, но потерпел фиаско, причем сокрушительное. Голова от подобных запредельных для текущего состояния организма нагрузок чуть не лопнула.

Похоже, что мы с коллегами вчера малость перебрали, отмечая удачное завершение командировки …

Командировки? Коллегами? Ну вот, хоть что-то из памяти стало возвращаться. Но, бог ты мой, как же мне худо!

Бедная моя головушка болела так, что казалось она взорвется, если я поверну столь важную часть организма хоть куда-то в сторону. А ведь хочешь, не хочешь – поворачивать придется.

Я лежал уже минут десять на своей верхней полке и пытался собрать из осколков собственную личность.

Получалось плохо. Однако, мало-помалу, дело двигалось.

Все, что удалось вспомнить после значительного напряжения мозговых извилин, так это то, что работаю инженером-конструктором в НИИ Спецприборов. И вроде бы как мы с коллегами ездили на завод куда-то в глубинку (вопрос: куда?), чтобы решить какие-то технологические проблемы с подготовкой опытного производства. Что за проблемы там возникли, что мы собираемся производить, что у меня за коллеги – ничего этого я по-прежнему не помнил.

Мало того, я не помнил даже, как меня зовут, не говоря уж про то, какой сейчас год и в каком государстве я живу. Значит одних только умственных усилий в текущем горизонтальном положении недостаточно. Значит надо пересилить себя и попробовать свеситься с полки вниз, чтобы узнать, хотя бы, с кем я еду? Может зрительная информация сможет поспособствовать возвращению памяти?

И тут опять: «Подъезжаем. Товарищи пассажиры, сдаем белье. Туалеты через десять минут закрываются».

Какой же мерзкий голос! Да и артикуляция какая-то дурацкая: вроде произнесено все по-русски, но с каким-то трудноуловимым акцентом. Силюсь вспомнить, на что похож этот акцент, да не получается – память отказывает и здесь.

И что еще за «товарищи»? Так, стоп, с каких это пор стандартное обращение к согражданам стало меня удивлять своей необычностью? Что-то со мной не то сегодня творится!

Очень все это странно, очень!

Все-же собираюсь с силами, делаю глубокий вдох и, таки, свешиваю голову с полки. Почему обязательно потребовалось именно свешиваться вниз и почему никакой информации я не мог получить просто повернув голову на другую верхнюю полку? Да просто потому, что она оказалась пуста. А вот обе нижние – заняты. Понятно, видимо меня, как самого молодого из нашей компании отправили наверх, а старички, как им и положено, расположились внизу.

Впрочем, «старички», это громко сказано – дяденьки из нижней части купе были совсем не намного меня старше, лет на пять-семь, не больше.

Так, значит я откуда-то помню про свой возраст. Пытаюсь в очередной раз напрячь ум и, на сей раз, у меня все получается. Удается вспомнить и что мне двадцать восемь лет и что меня зовут Александр.

Ну, хоть что-то!

– Ооо! Какие люди! Ну ты вчера и дал, Сашуля! – хорошо, конечно, что подтвердилось мое реальное имя, но слегка напрягло вот это вот «дал», поскольку так просто подобными определениями в приличных кругах отнюдь не принято разбрасываться. Да еще и с характерной такой «всепонимающей» улыбочкой.

Как только я услышал спич про свое вчерашнее поведение и увидел человека его произнесшего, пришло воспоминание, что это не кто иной, как мой коллега по работе, которого зовут Семен Аркадьевич. Он мне именно, что коллега, не начальник никакой, причем скорее союзник, чем соратник. Потому как работаем мы хоть и в одной структуре, но в разных бюро: он механик, я электрик.

А вот моего непосредственного начальника зовут Павел Геннадьевич и он прямо в этот момент вернулся в купе, благоухающий ароматами зубной пасты и одеколона. Видимо, шеф только-только посетил тот самый туалет, который тетка громогласно и недвусмысленно угрожает вот-вот закрыть.

Кстати, а мне ведь тоже совсем не грех посетить данное заведение, а то мы с поезда сразу на работу. У нас в конторе так принято после командировки: сначала нужно отметиться в институте прямо с колес, продемонстрировав, тем самым, служебное рвение, ну а потом начальство, как правило, отпускает домой – досыпать.

Данную деталь моя память также посчитала нужным удержать на поверхности, не знаю уж, почему.

Вешаю полотенце на плечо, быстро спрыгиваю вниз, одеваю туфли, сминая задник и шлепаю по известному адресу. Как ни странно, но удобства оказались свободны – видимо на весь вагон я один был такой нерасторопный, остальные пассажиры уже «отстрелялись».

Мыла в туалете нет, причем ни обычного, ни жидкого. Жидкого? Разве мыло бывает жидким? Что за чушь лезет в голову с похмелья?

Проделав все обязательные процедуры, возвращаюсь в купе. Стоило расположиться на одной из нижних полок и приступить к почти что ритуальному утреннему чаепитию, как коллеги начали жизнерадостно вспоминать подробности прошедшего вечера и мой посильный вклад в общее веселье.

Оказывается, употребив изрядное количество «беленькой», я сначала читал какие-то странные стихи без рифмы, интонируя их, как будто это песня, музыки которой никто, кроме меня, не слышит.

Потом, якобы, перебравший горячительного молодой инженер выскочил из купе и попытался выделывать странные танцевальные па в коридоре, сопровождая сие действо голосовым музыкальным аккомпанементом, также, по словам коллег, чрезвычайно странным, похожим на слух на что-то вроде «дыщ-дыщ-дыщ».

Усмирять подающего надежды специалиста пришлось проводнице. Той самой, что сегодня меня разбудила. И только под угрозой вызова милиции я вынужден был вернуться в купе. Здесь еще некоторое время начинающий пиит в подпитии пытался декламировать, потом, под давлением общественности, все же согласился переместиться на верхнюю полку. Хотя коллеги готовы были и к тому, что их младший товарищ займет нижнюю, а одному из них придется лезть на верхотуру. В виде исключения, вызванного, так сказать, чрезвычайными обстоятельствами. Проделав несложные для трезвого, но почти не посильные для пьяного физические упражнения по размещению в верхней части купе, уставший от непосильных трудов молодой инженер, наконец, утихомирился.