– А ещё говорят, что на вершине этой горы живут вулфиры.

– Вулф-кто?

– Вулфиры. Люди-волки.

– Ты их видел? – Эртур изогнул бровь

– Нет.

– А знаешь того, кто видел?

– Не знаю.

Спутник пожал плечами.

– Не всем дано видеть, – прыснул Богород, указывая на свои рыбьи глаза, но слышать я горазд.

– Скажем, я был в тех горах – всё, что я там видел – снег, трупы, и кучка вопящих психов, бьющих в бубен и носящих зубы на шеях. Никаких людей-волков. Даже просто волков не видел.

– Твой подход слишком топорный, – отвечал псарь. – У тебя есть сердце?

– Есть, как же. Исправно стучит.

– А ты его видел?

Эртур хмыкнул, раздосадованно покачал головой. Старик сблизил лошадей, взял спутника за руку, приложил к его груди.

– Слышишь?

– Скользкую метафору я понял, – сказал Эртур. – Сердце-то я слышу, а вулфиров ты слышал?

– Меня здесь не было, откуда ж мне их слышать.

– М-да.

К вечеру они добрались до Далграда – пред ними оказался громадных размеров замок, вытесанный из белого камня, бесчисленное множество крепостных башен окружало территорию города. Само поселение было двухэтажным: на взгорье стоял сам замок, окружённый ближайшими кварталами, населёнными ремесленниками и купцами, районы эти были окружены стенами; нижний же этаж состоял из скромных каменных домиков, в которых жили местные горожане, чем дальше уходило это кольцо, тем захудалее становились домишки, вплоть до деревянных трущоб, к которым приближались путешественники. Сквозь город сверху вниз протекала величественная река Мида, идущая откуда-то с севера, рядом с рекой и был возведён город. Этот промозглый край со времён Первой Империи является одним из самых процветающих. Именно здесь есть единственная возможность пройти на север континента, сквозь Проход, так как на западе путь ограничен Датмортским лесом, куда люди стараются не соваться, а на востоке возведён Барьер, куда войска Ротмира не пускают никого.

– Добрались, – выдохнул Эртур, минуя окраины города.

– Напомни, мил человек, с какой целью мы сюда путь держали? – спросил Богород.

– Смерть Драговида стала для меня личным делом, по нескольким причинам.

– Это по каким?

– Маркус, гигант из замка, рассказал нам, что за история приключилась с правителем.

– Нам? – удивился псарь. – А, помню, помню, как же, вы ведь вместе с усатым возницей прибыли.

– С Гюнтером. – Эртур чуть посмурнел. – Но Гюнтера там уже не было. Нам – в смысле мне и травнику.

– Как же так вышло, что ты здесь, а он – там? – спрашивал старик.

– Удача.

– Не верю я тебе. – сказал он, недовольно причмокнув.

– Твоё дело.

– Так что ты тут ищешь?

– Не что – кого.

– И?

– До.

– Что значит «До»?

– Имя. – Эртур улыбнулся уголком губ.

– Ты его знаешь? – спросил Богород.

– Слышал.

– Зачем же он тебе понадобился – этот До?

– Говорят, он местным вельможам в одиночку помог больше, чем любой шпик и вся городская стража вместе взятые.

– Как же?

– Я не знаю. – Эртур чуть стеганул Рассвета, чтобы ускориться.

Праздный люд сновал меж нагромождений из домов, явно готовящийся к хмельному сну. Кто-то громко кричал похабные песни, иные довольно смеялись, периодически икая. Тёмные улицы освещали настенные и столбовые лампы верхнего города. Маленькие огоньки бродили по улицам – то местные стражники освещали себе путь. Аккурат перед въездом в город находилась местная конюшня, где они оставили коней за скромную плату. Конюх напомнил того бедолагу, который скончался у Бремени Ласточки. «Эх, – подумал Эртур, – от горячего я бы сейчас не отказался». В животе предательски заурчало. Наконец, путники подобрались к воротам.

– Торговцы? – спросил страж у ворот, щурясь во тьму. Лишь густая борода и маленькие глазки виднелись из-под округлого шлема с полумаской. На его щите был герб местного феодала – на синем поле облачённый в латы рыцарь на вороном коне пронзал огромного белого змея, сзади виднелись горы.

– Нет, – сухо ответил Эртур.

– Беженцы нам не надобны. – Стражник легонько стукнул древком копья о брусчатку.

– Мы не беженцы, – сказал Эртур, подкинув блондинов медяк.

– Велено не пускать, но нравитесь вы мне, – отвечал служитель закона.

Эртур покачал головой. Подкинул ещё один.

– Ох как нравитесь.

Третий.

– Милости просим в Далград, судари. Будьте осторожны, не все стражники так любезны, а нынче комендантский час – всех, кто ночует на улицах, гонят взашей.

– Грабитель, – сказал Богород, скупо причмокнув.

– Уж извольте, отец, я человек не богатый, а семью кормить надобно.

– Скажи-ка лучше, – начал Эртур, – где здесь на ночлег остаться можно, чтоб подешевле.

– Известно где. У Яна Гордона, в Ведьмином котле. Просто идите прямо, пока не выйдете на огромную площадь. – Он указал рукой направление. – Там спросите у кого.

– Ян Гордон? – он опешил от удивления. – Он ведь в Портауэре?

– В Портауэре чума, мессир.

– Скверно.

– А как же.

– Бывай. – Эртур приложил два пальца к капюшону, падающему на глаза.

– Всего хорошего, судари, – сказал стражник, подбрасывая добычу в руке.

В сумраке они двинулись по заданному маршруту. Вокруг красовалась обаятельная городская архитектура, так непривычная простому взору: изысканно исполненные дома из камня, бесконечный брусчатый пол, по которому ступать было одним удовольствием, и хоть светило уже скрылось за горизонтом, улицы были освещены мудрёными лампами, коих не увидеть где попало. И запах… здесь он был особенным, если не брать в расчёт сбрасываемые с балконов помои. Эртур потянул носом, думая о том, как наверно приятно провести жизнь в подобном месте.

Горожане до сих пор вальяжно прохаживались по площади, нищие и попрошайки пытались урвать последние гроши перед комендантским часом, карманников Эртур не видел, но на то они и карманники, кроме того, было темно. Когда они вышли на площадь, чтобы оглядеться, внимание их привлёк чудаковатый старик в тёмно-зелёной рясе. Он стоял на помосте, ведущем к эшафоту, где как маятники раскачивались приговорённые. Потешные столбы и места казней всегда являлись излюбленными местами для горожан, это Эртуру было известно.

– Так что за Гюнтер? – продолжил прерванный разговор Богород.

– Извозчик. Нанял меня.

– И всё?

– И всё, – соврал Эртур.

Старик в рясе пространно размахивал руками перед вечерней паствой. Группа зевак собралась поодаль, жадно внемля речам старика. Кроме того, даже местная стража безразлично проходила мимо, а иные и вовсе останавливались, чтобы вполуха послушать, о чём говаривал старик. Путники приблизились, чтобы также поучаствовать в местном представлении.

Глашатай в рясе порывистыми жестами будто бы пронзал на расстоянии висящих бедолаг указующим перстом.

– …не до́лжно впредь разбрасываться людьми! – кричал он, в то время как один его глаз презабавно дёргался. – Ибо же нагрянет из преисподней тлетворный Рок, всеобъемлющий да никого не щадящий. В пору же нам, людям, сплотиться во имя детей наших, во имя земли, по которой мы ступаем, во имя света.

Шум, исходящий от зевак, в целом, имел относительно положительный тон, кто-то даже одобрительно махал кулаком вслед говорящему. Некоторые же не без улыбки отстранённо наблюдали за происходящим.

– Скверна сия уже ниспадала на род наш! – оживлённо продолжал глашатай. – И видели наши предки то, как пагубны могут быть распри малые в тени приближающегося Рока! Лорды и вельможи врут нам! В закромах, в тайных библиотеках хранят они доказательства былых увечий! Но укрывают, дабы народ держать в неведении!

После заключающих слов толпа стала чуть шумней, однако местным блюстителям порядка мещанская разнузданность в это время суток не пришлась по нраву. Околачивающиеся поблизости стражники принялись разгонять собравшихся, а человек в рясе всё продолжал кричать что-то вслед, но затем и его сняли с помоста, отправив восвояси. Он медленно удалялся, понуро накинув капюшон на голову, словно ребёнок, которого поругали за шалость.