Однажды родители Фувала ушли и оставили единственного сына на попечении семи его сестер, а тем надоело сидеть с ним няньками. Случилось это, когда сыны Божии ходили по земле и брали себе женщин по своему желанию. До сей поры на долю сестрам приключений не выпадало, ведь они всегда нянчились с Фувалом. Самой младшей из них уже исполнилось сто семьдесят девять лет, а самой старшей – двести сорок шесть, и все они принадлежали к женскому полу. Это было несправедливо. И вот уселись они на кухне и стали обсуждать. А Фувал был один в зале. Он играл там в куклы. С мальчиком никогда не было хлопот, и его сестры как раз об этом и говорили.

– Он либо просто слоняется туда-сюда, либо сидит в углу без дела, – сказала первая.

– Они должны радоваться, что он непохож на других мальчишек, которые стреляют друг другу в лицо из луков, – сказала вторая.

– Он больше всего любит играть с нашими старыми вещами, вряд ли ему от этого будет какой-то вред, – сказала третья.

И только она это произнесла, как из зала донеслись громкие крики. Все сестры разом обернулись: Фувал отчитывал куклу за то, что та испачкалась.

– Мы возьмем его с собой! – сказала одна.

– Они нас убьют! – сказала другая.

– Это лучше, чем торчать здесь! – сказала третья.

Тут в дверях кухни показался сам Фувал. Он был красивым мальчиком.

– Мы просто никому об этом не скажем, – сказала седьмая.

Сестры пошли готовиться к свиданию с сынами Божиими, и Фувал вместе с ними. Когда на него надели платье и убрали волосы под платок, можно было вполне подумать, что это была восьмая дочь Нафтахиты и его жены.

В те дни ангелы Божии обитали на земле. Военный лагерь, где они были расквартированы, располагался за городскими стенами. Там царило веселье, а у входа стоял строгий караул. Чтобы попасть внутрь, сестрам пришлось вытянуть губы трубочкой. Фувала они спрятали меж собой, и стражник его не заметил.

Посередине лагеря была площадь, туда-то и направились сестры, чтобы показать себя. Cыны Божии подходили один за другим и разглядывали их. Адамовых дочерей они очень любили и потому поражались, что никогда ранее не видели этих девиц: одна сестра прекраснее другой. Сыны Божии немедленно развели их по своим шатрам. Они даже немного поспорили между собой, кому уйти со старшей, а она-то боялась, что ее никто не возьмет.

Остался один Фувал. И ангел Элиас. Их отношения развивались медленно. Сначала ангел взял застенчивую девчушку под свое крыло, отвел ее за лагерь и там вместе с ней ожидал, пока другие сестры наразвлекаются с сынами Божиими. В лагере творилось большое распутство, и ангел, чтобы не развращать девушку, укрыл все это своим пером. Затем, в один прекрасный день, Элиас обратился к Фувалу (полагая, что это была восьмая сестра) со словами: “Ну вот, ты теперь уже взрослая, тебе исполнилось сто шестьдесят лет”. А когда Фувал поправил его и раскрыл ему, что был юношей, тогда и возлегли они вместе. Потому что единственный сын Нафтахиты и его жены полюбил ангела, который был сыном Божиим.

Фувал огляделся. Он был весь покрыт пухом. И лежал в огромном гнезде. Гнездо было устроено в дупле дерева, выдолбленном при помощи гигантского изогнутого инструмента. Высоко на стене напротив Фувала висело платье из красивой, сверкающей парчи, подаренное ему на прощание одной из сестер. Сестра отправилась на небеса с Сыном Божиим Джошем, она родила ему сына, который был великаном. За платьем скрывалась продолговатая щель, достаточно широкая для того, чтобы в нее мог проскользнуть худощавый человек. Через нее и вошли сюда Фувал и Элиас, который мог растягивать свое тело как в ширину, так и в длину. Это свойство – вдобавок к вежливости и обещаниям новой, лучшей жизни – и делало ангелов столь превосходными любовниками, а при удачном развитии отношений и желанными супругами.

Фувал тяжело поднялся на ноги и, когда с него облетел пух, покрылся гусиной кожей. Где же был его ангел? Как непохоже на Элиаса – оставить Фувала просыпаться после их любовных утех в одиночестве. Обычно они подолгу сидели в гнезде и беседовали обо всем на свете. Ангел был начитан, хорошо разбирался в книгах богов и людей и делился своими знаниями либо словесно, либо давал Фувалу съесть свиток, и тогда описанные там события пробегали перед его глазами, словно силуэты на экране.

Любимой темой Фувала была история сотворения мира, особенно та ее часть, где Адам давал зверям имена. А также когда Господь подыскивал самому Адаму родственную душу и перепробовал всё – от бабочек до жирафов, прежде чем ему в голову пришла идея с женщиной. Ангел Элиас помнил наизусть целые свитки, а в придачу знал все об их авторах. Истории об авторах были Фувалу не менее интересны. Чем только не занимались эти писатели! Чем только не занимались эти Элиас и Фувал!

Гнездо ходуном ходило под ногами, и Фувал, осторожно ступая, двинулся в сторону висевшего на стене платья. Он потянул его к себе, и по лицу юноши ударил дождь. Вода потоком хлынула в открывшееся отверстие, и Фувал подумал, что ему больше не хочется оставаться в дупле. Он ухватился за край щели и подтянулся. Повисев так с минуту, он вспомнил, что остался один, что ангела не было рядом и тот не может обхватить его за бедра и подсадить. А это всегда знаменовало окончание их совместного времяпрепровождения.

Фувал уже наполовину высунулся наружу, когда обнаружил, что, пока он спал, в мире произошли совсем не пустячные изменения. Во-первых, дерево странно наклонилось и раскачивалось взад и вперед. Но не как под ветром, нет. Когда Фу-вал смахнул с лица застилавшую глаза пелену, то увидел со всех сторон одну лишь взъерошенную водную поверхность. И дождь был не просто дождем, казалось, сами небеса низверглись на землю. Исполинская молния разорвала угольно-черные континенты туч, и через мгновение над древесной кроной грохнул раскат грома с такой силой, что Фувала – сына Нафтахиты, младшего брата семи сестер и возлюбленного ангела Элиаса – отбросило обратно в дупло.

Юноша уткнулся лицом в ладони и заплакал. Спустя какое-то время он осушил слезы, встал и, чтобы уберечься от дождя, снова завесил щель своим красивым платьем. После чего принялся плакать по новой.

И больше он ничего не делал.

Шли дни, а Фувал все рыдал вместе с небесами. У него не хватало сил покормить себя, но поскольку он находился в обители святого существа, которое любил и которое любило его, из-под коры дерева вылезали всякие насекомые, заползали к нему в рот и опускались вниз, в его желудок. Это была его пища. И их жертвенная смерть – для того, чтобы он мог жить.

Затем дождь стал утихать, а вместе с ним утихал и плач Фувала. Всхлипывая, он поднялся на ноги и выглянул наружу. Да, теперь это был всего лишь сильный ливень. Фувал поплакал еще немного. Дождь перестал совсем. И Фувал успокоился.

Весь мир был затоплен. Все, в чьих ноздрях теплилось дыхание, всё, что когда-то жило на суше, было смыто с лица земли. Фувал понял, что все, кого он знал, умерли. Он снова принялся всхлипывать, но его всхлипы скоро превратились в пение, потому что он заметил, что вода убывает. Ветры обдували землю, и вскоре над поверхностью, словно острова, замаячили горные вершины. Дерево Фувала дрейфовало, подгоняемое ветром, а сам он сидел, свесив ноги из дупла, и распевал, как подросток, кем он по сути и был. Как-то раз он увидел ворона и обрадовался, когда тот уселся на дереве рядом с ним, и они покаркали вместе. Жизнь была бы восхитительна, если бы не боли в животе. Чем дольше длилось его путешествие, тем сильнее становились боли, а живот даже немного вздулся. В этом Фувал винил свою необычную диету – тех крошечных существ, что приносили себя в жертву его жизни.

Его приятель ворон улетел своей дорогой. Следующим гостем стал голубь. Фувал поймал его и съел. К тому времени из воды кое-где начала появляться суша, а живот Фувала уже настолько раздулся, что юноша был вынужден спать снаружи дупла, на ветке. Именно так он поймал голубя, потому что тот прилетел ночью – как вор.