Меня, пока говорил, разодрало… ощущением теплоты, что он меня – понимает. И обидой, что он меня – сдал. Но и то и то было такое… тупенькое. Ну, понимает, и – чего? Ну, братик же. Ну сдал, и чего? Тёть Люка же.

Люка в трубке воскликнула:

«Хераси Пирикоси!»

Меня против воли улыбнуло. А Деск сказал:

«Ну да. И пока она у нас…»

Вот тут в душу жахнуло… как летним ливнем на пыльный лес. Ну, я ощутила, что они это – серьёзно. Точней, не серьёзно, а очень привычно, как что-то само собой и уже лет несколько как. Абсолютно не понарошку. Что я – у них. Что я, извращенка мелкая и засранка голосистая – у них, а не только у Ангела.

Голос Деска… там, наверное, было «…без кованой пластинки с пока непонятно какими значками, не видать ей коммунизма с полным обеспечением». Ну, это пролетело где-то мимо.

Я попыталась сдержаться. Не смогла. Вскочила, пошатнулась от потери равновесия, и шатаясь, выбежала из места, где про меня болтали два человека, которые…

Короче, это сейчас я такая умная вся набитая учебниками и опытом. И слова знаю описать. А тогда меня пипец рвало, просто в пыль агонизирующую раздирало душу от того, что я полностью ощутила то, как они ко мне. Их, грубо говоря, любовь к товарищу по банде. К новобранцу в отборном коллективе. Их радость, что появился ещё кто-то, к кому можно – спиной и кто прикроет ещё одно направление, взяв часть работы. Свою пайку работы из общей кучи. И от них шло почти то же… давно забытое из детства… ощущение папы с мамой. Ощущение взрослых, которые любят и готовы заботиться. Но.

Я чуяла, что они очень хотят меня рядом. Спина к спине и в обнимку. Но – не сдвинуться. Не имеют права менять ради меня свою позицию. И попытка их поменять будет воспринята, как атака. И они, сцепив зубы от горя, порвут со мной.

И мне надо было быть такой же. Сидеть на своём месте так же. И только тогда я могу себе позволить осмелиться выдать им хоть какие-то ответные чувства без опасения, что отдачей меня снесёт за горизонт.

Да, «Безоткатная любовь» – из вот этого момента. Надеюсь, теперь понятней, почему она такая… цитируя типовой отклик – «чую, что там какая-то огромная мысль, но пятый раз переслушиваю – а она ускользает. Чёртова магия высокой поэзии, я тупой, убейте меня».

Ну и ещё раз, коротко. Они уже считали, что я – там. И одна часть меня хотела быть там. И не хотела, не могла себе позволить не оправдать их ожиданий. И если бы речь шла только о том, чтобы умереть с ними в атаке, прикрыв собой – всё было бы очень просто и легко. Но надо было ещё и ответить им на любовь. А меня снесло за горизонт отдачей, что – кто я такая, чтобы. И какая я, чтобы. И что я им наношу просто голосом. Не говоря об остальном.

Ну и меня – разорвало. Часть… тот мизинец в руке Люки – там. Часть… (хер на стыд!) кричащая в объектив попа – за горизонтом. Остальное – мелкой пылью между.

Забилась под одеяло и рыдала. От бессилия. От того, что я – слабачка.

Выплакалась до тоскливой пустоты. Тихого скулежа на одной ноте без мыслей. С ним и уснула.

Из сна осталось, что я каким-то образом, как приседания, под мерный голос деда «ить-ни, сан-си» делаю телом упражнение. Именно деда и – на японском, которое звучит «раз-два, три-умри». Упражнение было… ну, я на раз-два растягиваю тело, как резиновое и отпускаю. А на «три-умри» стискиваю и отпускаю умереть. И оно с каждым разом становиться всё жёстче, будто остывает. Силу растяга-сжима я не меняла. И когда оно перестало тянуться-жаться, дед сказал: «закончили», и я проснулась.

Кто почти в теме – да, это доработало иридиевое зелье.

Проснулась. Тело – ощущалось. Как какое-то новое. С которым что-то произошло, и теперь оно может двигаться равномерно, не уставая. И оно лежало скромно, с достоинством ненавязчиво готовое показать, как оно теперь может.

Ну и ещё ему хотелось, но так же ненавязчиво, в душ, в туалет, и поесть.

Настроение и состояние мозга были какие-то спокойно-боевые. Ну, как на игре в допрос с дедом. Где я – следователь и я знаю, что получу ответы, как бы не брыкался и не юлил допрашиваемый.

И список вопросов у меня – был.

Можно сказать, что я собралась из размазанного состояния. К жопе. А передо мной лежала тропинка с развилками вопрос-ответ. И я видела, куда она может привести. Причём почти все выходы были где-то там, в команде. Просто – в разных местах, половину из которых я не видела, потому что там – не бывала мысленно.

И… как бы… чувство долга превышало стыдливую панику, что на краешке вариантов выхода маячило, то, где мы с Деском – за столом, а я – его девушка.

В коридоре – услышала на кухне за дверью голоса Люки с Деском. О какой-то геометрии про толщину щита по сравнению с танком. Смутно поймала, что они про образ и его вскрытие группой. Но абстрактно, а не вообще. И – так, привычно фехтуют подколками для удовольствия поединка умов на словах.

Ну, туалет-сполоснулась, настраиваясь – войти туда, к ним. И не улететь от отдачи. Остаться идущей по тропинке, а не летящей, сломя голову, через лес на натянутом канате долга любви.

Вошла. Встала. Там было – именно так, как представлялось. Их пространство, куда меня готовы впустить, и будут рады. Но не тащат. А прямо сейчас можно зайти в гости и осмотреться-обнюхать. И никто не будет ругать, что тыкаюсь носом в углы. Хотя – не станут особо сдерживать улыбки, что – носом, а не пальцем.

Скользнула взглядом по Деску, встретилась с Люкой. Она сказала, очень… без усилий:

«Привет. Присоединяйся».

Кивнула на третью кружку на столе.

Села.

Хлебнула, посмотрела поверх кружки на Деска, на Люку.

Люка:

«Мы тут умничали про образы с имиджами. Это у нас любимая тема поспорить, где нам есть, чем померяться. Потому как у меня – вкруговую, для шпионов, а он разбирается в сфокусированном показе на камеру, в кино. Ну и вот обсуждаем, проходит ли через камеру ощущение объёма погружения актёра в образ, или на камеру можно не хоронить в памяти жизнь за кадром.

Но это не про тебя, грёбаная шиноби»

Меня – улыбнуло. Смутило, но не согнуло. Улыбнуло и вопросительно задрало бровь.

Люка, с восторгом и возмущением:

«Я про себя – помолчу. Я тебе факт скажу. В циферках. Тестовая группа зрителей фотосета, тридцать человек. Вопросы со шкалами в пять уровней от «точно нет» до «точно да» с нулём очков на «не могу ни да ни нет», где «скорей всего» – одно очко, а «точно» – иногда два, иногда три, в зависимости от вопроса. В этом вопросе – три. Не сложно ль?»

Я – кивнула. Радуясь, что мозг работает ровно и без напряга понимает, что это за метод сбора данных.

Люка расплылась в коварной улыбке и спросила:

«Как думаешь, какое арифметическое среднее на… там сначала, «опишите ощущения, как думаете, этот человек ____»? И только потом – «Японка и ирландка на фото – двойники, но разные люди?»

Пожала плечами. Потом показала «два с половиной». Ну, было предсказуемо.

Люка посмотрела на меня. Повернулась к Деску, возмутилась:

«Не, ну ты глянь. Она и не скрывается даже!»

Деск смотрел на Люку с улыбкой. Сложной. Ну, подыгрывал по поверхности, и с мудрым сарказмом в глубине.

Она – рассмотрела. Посмотрела на меня. Вздохнула.

Сбросила бабское щебетание. Сказала ровно, с простреливающей жёсткостью и болью:

«Рин. Мы – мудрые. Само собой, понимаем, что вот это вот бабское бла-бла с охочками и ахачками – болтовня ни о чём. Шумы без особой деятельности.

Но я своим объясняю так:

Социум – механизм. Ты – деталька. Или узел деталек. Не важно. Суть в том, что ты касаешься, стыкуешься с другими детальками. Как шестерёнка с другими. И вы – вращаетесь некоторое время вместе.

Идеального совпадения в реальном мире – нет, и не будет. Потому нужна смазка. Сало, подсолнечник, графит, дёготь. Хоть что-то. Иначе – быстрый перегрев и заклинит. Или треснет от нагрузки. Или очень сильно сотрётся, сгрызая стружку в процессе притирки.