И пока я искал жену, сбившись с ног, произошла вся эта фигня.

Еду к наркоманке. Адрес мне Юля сказала, а ещё она много говорила о ребёнке, в каких он там условиях, и что она должна была спасти малышку.

Насчёт ребёнка, которого мы собирались усыновить, у меня смешанные чувства. Не могу я пока принять мысль, что вместо нашей не родившейся малышки, которую я собственноручно похоронил, в доме появится посторонний для меня ребёнок. Но я видел, как это важно для жены, и ради неё шёл на этот шаг, в надежде, что потом привыкну и приму девочку.

И, конечно, у меня вопрос, как такой неблагополучной мамаше отдали ребёнка? Чувствую, тут тоже не всё чисто. Придётся разбираться.

Подъезжаю к старому запущенному дому. М-да уж. Притон, причём низкопробный.

Свет горит, музыка орёт. Гогот, пьяные крики, молодёжь какая-то сомнительная по тёмным углам шкерится.

Неужто, отмечают что-то? Видимо, есть повод?

Ну что ж, раз хозяева такие гостеприимные, зайдём и мы на огонёк.

Скидываю куртку, натягиваю на голову капюшон толстовки, чтобы не слишком выделяться из “толпы”. Толкаю хлипкую дверь, она легко поддаётся, в нос бьёт тошнотворный запах застарелого перегара и свежих алкогольных паров.

Да уж. Для ребёнка здесь точно не место. И я представляю, как эта жуткая атмосфера подействовала на расшатанные Юлины нервы. И если всё было подстроено, то я разорву всех, кто в этом замешан. Главное не сорваться раньше времени и не убить никого.

Осматриваюсь, два парня на диване лапают подружку, какой-то нарик спит в углу, голоса доносятся из кухни. Иду туда. За небольшим столом на покосившихся табуретках сидят ещё два мужика. На столе карты.

Сажусь на свободный стул, дотягиваюсь до орущей аппаратуры, выдёргиваю всё из розетки, музыка замолкает.

– Привет, мужики.

– О, а ты кто? – поднимает на меня кривой взгляд тот, что помоложе.

– Конь в пальто. Мне Галина нужна.

– Слышь, ты, конь. Вали отсюда, пока цел, – агрессивно выдаёт второй.

Рожа у него уголовная. Я таких пересажал до хрена.

Достаю телефон, набираю отдел. Там сегодня дежурный – Вадик. Хороший пацан, понимающий.

Ставлю на громкую связь, здороваюсь с Вадимом, он меня, конечно, узнаёт, прошу, чтобы на адрес вызвали оперативную группу.

– Слушаюсь, товарищ капитан, будет сделано.

Рожи у мужиков недовольно вытягиваются.

– Ты чё, бл… мент?! – вскакивает один.

Кидается на меня, промахивается, потому что вообще в дрова. Придаю ему ускорения, впечатывая в стену, сползает медленно, замирает.

Второго заламываю, утыкаю мордой в стол.

– У вас пять минут до того, как сюда нагрянет наряд, – рычу ему в ухо. – Последний раз спрашиваю, Галина где?

– Да спит Галька в спальне. Обдолбалась на радостях, – скулит утырок.

– Что за радости, колись?

– Так это, деньжат заработала, теперь угощает.

– Галькин хахаль ты? – сильнее заламываю ему руку, он начинает скулить.

– Нет, не я. Вон он – Шнырь. Ты ж его сам ушатал, – кивает на того, который первым на меня кинулся.

– Ребёнок где?

– Какой ребёнок? Не было никакого ребёнка.

– Ладно. Сейчас вали и кентов своих уводи. У вас пять минут. Потом, кто не спрятался, я не виноват.

Отталкиваю от себя это дерьмо в обличии человека. И пока в другой комнате начинается движение на выход, я иду в спальню, где вроде как спит Галина.

Комнатка маленькая, тёмная. На кровати действительно валяется девка. Пытаюсь привести её в чувства, но она не реагирует совершенно. Пробую пульс – слабый, нестабильный. Ох, похоже на передоз.

Возвращаюсь на кухню, гоп-компания уже вся испарилась. Это хорошо, поговорим с товарищем без свидетелей.

Подхожу к старой раковине, заваленной грязной посудой. Беру первый попавшийся стакан, наливаю в него холодной воды.

Выплёскиваю в рыло Шныря. Тот подрывается резко, отплёвывается, лупает безумными глазами.

Заламываю его сразу, пока не начал рыпаться.

– Пусти! Чего тебе надо, ментяра поганая?

– Пасть завали и не беси меня, – втыкаю в его башку свой игрушечный ствол-зажигалку. – Жить хочешь?

– Ты чё, совсем? – начинает паниковать, дёргаться.

– Давай не будем проверять, совсем я или ещё нет. Вы жену мою обидели, а за неё я легко башку отстрелю. Или начнём с колена?

– Нет! Не знаю я никакой жены. Ты чё, – усмехается гнилыми зубами. – На хрена мне жёны ментовские. У меня Галька есть.

– Ребёнок где?

– Не знаю я. Галька куда-то утащила. Он орал тут, спать не давал. На хрен он сдался?

– Ты идиотом не прикидывайся. Рассказывай! Что за история с продажей ребёнка? Зачем Галька его из больницы забрала?

– Так ей, это, предложили. Денег дали.

– Кто?

– Не знаю. Не видел. Галька сама всё решала.

– Ребёнок твой? Ты смотри, я ж анализ сделаю, если нужно, и спрошу потом за враньё.

– Да я откуда знаю. Мой, наверное, – сглатывает тяжело.

Боится. Правильно, я сейчас очень злой.

Но беру себя в руки, отпускаю урода. Он садится ровнее у стены, я сажусь на стул напротив.

– Слушай, как зовут тебя? – смотрю на него пристально.

– Николай, – сглатывает. – Слушай, мент, я ж ничего не знаю, это Галька сама там чё то мутила.

– Подожди, если ребёнок твой, – рассуждаю вслух, – понятно, что ты тварь последняя, кроме бухла и наркоты в жизни ничего не ценишь… И всё же. Твой же ребёнок. Я вот не пойму, неужели вообще нигде не екает, а? И Галя твоя вообще все мозги выжгла? Она хоть и хреновая, но мать… Тебе жить с такой не страшно? Если она ребёнка родного продать готова, то и тебя кинет…

– Не, Галька меня любит, – усмехается пьяно Шнырь. – А ребёнок… не наш это ребёнок, – вдруг выдаёт он.

– Как не ваш? А чей? – что-то сжимается внутри от странного чувства.

– Не знаю, – пожимает плечами. – Галька сказала, что когда рожала, точно видела, что ляльку мёртвую родила. Не кричал ребёнок, синий был, пуповиной перемотанный, она даже обрадовалась, потому что не хотела его. А потом… А хрен его знает, че там было потом. Дальше я не вникал. Гальке денег предложили, а кто ж откажется. Долгов у нас выше крыши, время тяжёлое. Но мы законов не нарушали, мы выпиваем немного, но это ж не запрещено…

Он ещё что-то говорит, а у меня в голове шуметь начинает от страшной мысли, а что если…

Глава 19.

Шнырь хрипит, беспомощно скребёт пальцами по моей руке, сжимающей его шею.

– Пу-с-ти-ии…

Красная пелена, перекрывшая всё, немного отступает. Разжимаю руку, Шнырь жадно хватает воздух, сползая по стене.

– Ты чё творишь, – кашляет. – Чё я сказал такого… Ты больной вообще…

Смотрю на это дерьмо под ногами, и тошнить начинает сильнее.

Неужели… Неужели…

Возможно ли, что ребенок Галины...?

Даже в голове страшно озвучить мысль до конца. Потому что, если это так…

Я не знаю… Это настолько страшно и одновременно невероятно…

Кто мог на такое пойти и, главное, зачем?

Да, враги у меня есть, но такое…

Слышу осторожные шаги. Выглядываю…

Ага, а вот и коллеги мои приехали. Беру себя в руки. Надо всё выяснить, а пока…

– Стас, привет, – киваю старшему.

– Что тут у вас?

Пожимаем друг другу руки.

– Да уже ничего особенного. Разбрелись по норам крысы эти. Одну вот только за хвост поймал, – киваю на Шныря. – Оформляйте.

– Э, мент, ты чё, – скулит тот, – я ж тебе всё рассказал.

– Ты мне главного не сказал. Где может быть ребёнок? Ты же должен знать!

– Не знаю. Если только у матери Галкиной.

– Адрес! Быстро.

Называет улицу и дом, объясняет, как проехать.

– Я всё скажу, только не трогайте, я ж ни чё не сделал, – скулит дальше.

– Ага, а это у вас что? Соль-сахар? – киваю на стол, где валяется пакетик белого порошка.

– Не моё это. Не знаю я больше ничего, – испуганно смотрит Шнырь.

– Короче, Стас, забирайте, но пока не оформляйте, подержите товарища. Может, у него просветление в мозгах наступит, и он вспомнит ещё что-то интересное.