Конечно, все хуторские дети выступали в роли пастушков, помогая взрослым где-то раз в месяц, когда выпадала очередь, целый день, от зари до зари, пасти коров, овец и коз. Вот уж набегаешься по песчаным буграм, прокалишься под жгучим степным солнцем.

Заботы заботами, но и вдоволь наплескаться в ласковых озёрных водах время оставалось. Хороша на озере рыбалка. Раков можно наловить прямо руками, стоит только терпеливо пошарить по илистому дну, или же бесстрашно засунуть по локоть руку в нору под кочкой. Мгновение, и палец зажат клешнёй. На боль никакого внимания не обращаешь. Главное, огромный рак пойман.

За Подпешенским озером, через травянистый луг и перелесок в лесной чащобе находится ещё одно, невероятно красивое, романтическое, просто сказочное, – Будан, с прозрачнейшей водой. Оно поросло кувшинками на длинных стеблях и уникальным водяным орехом, чилимом. Мы эти плоды с колючими выступами-рожками называли рогульками. Вкус у них мучнисто-сладковатый, приятный, ни с какими покупными сладостями не сравнить. По берегам озера – колючие заросли ежевичника. Пока проберёшься через них – весь исцарапаешься, но зато наберёшь сочных сизоватых ягод. Да разве тут одна только ежевика. Хотите душистой клубники? Пожалуйста, идите в степные перелески. От краснеющих ягодами полянок трудно уйти. Собираешь клубнику до самой темноты. Благо прихватил из дома краюху хлеба, выпеченного в печи прямо на поду. Есть также и нежная малина. Ещё мы, ребятня, любили забираться на тутовые деревья и лакомиться пресными ягодками. Особая сноровка нужна охотникам за грибами, которых хватает в подпешенских лесах. Тут тебе и грузди, и маслята, и опята. Надоели ягоды и грибы? Ну, тогда нарвите в лугу кисловатых листьев щавеля. Знаете, какие вкусные получаются с ними пирожки и вареники. Пальчики оближешь. Взрослому казаку не так уж и трудно подстрелить на ужин зайчишку. Какая же у нас щедрая матушка природа, просто на диво.

Затерянный в песках хуторок – это целая самодостаточная Вселенная. В центре поселения – школа под камышовой крышей, семилетка, а потом начальная. Неподалёку – сельсовет с алым флагом над крыльцом и колхозное правление, всего одна комната, а между тем хозяйство на хуторе было немаленькое. Имелись молочно товарные фермы и птичники, сеялись пшеница и рожь, подсолнечник и кукуруза. Да, забыл сказать об электростанции, радиоузле, пилораме, бахчах и пасеке. Всем командовал бригадир. Зимой он ездил на санях, а летом на телеге. Добрый был человек. Всегда разрешал нам, ребятне, прокатиться. В колхозе держали быков, очень медлительных созданий. На них дядя Орест возил на ферму с сепараторного пункта обрат поить телят.

О сепараторе – особый разговор. Первичную переработку молока производили прямо на хуторе, что было весьма разумно. Ведь пока довезёшь по бездорожью молоко до маслозавода, оно скиснет. На сепараторном пункте получали сливки и обрат.

Для охлаждения сливок летом нужен был лёд. Зимой им набивали огромную траншею, пересыпая опилками. Так интересно было наблюдать, как в летний зной из недр земли выволакивают ледяные глыбы и крошат на мелкие куски. Во все стороны летели холодные искры, будто передавая привет от зимы.

Был на хуторе и свой Кулибин – электрик дядя Саша. Из подручных материалов он собирал нечто среднее между трактором и грузовиком и гордо разъезжал на этой чудо-технике по деревне.

После тяжёлой работы было где отдохнуть: в просторном клубе или же в читальном зале библиотеки. В основном люди сами веселили себя, устраивая в клубе весёлые вечера. Я уж не говорю о весёлых свадьбах и просто гулянках с пением протяжных казачьих песен.

Аккуратный дворик медпункта утопал в цветах, а сам домик облюбовали стремительные ласточки, слепившие под крышей гнёзда. Фельдшером-акушеркой почти два десятка лет работала моя мама. Всё она умела: и зуб удалить, и роды принять. Рожали тогда казачки прямо на дому. Дело естественное. Жившие на природе, занятые физическим трудом женщины отличались крепким здоровьем. Бывали годы, когда мама принимала по полтора десятка младенцев. И ни одного осложнения за все годы. Случались только комические моменты. Приняла однажды мама ребёнка, но поняла, что это ещё не всё. Будет ещё один. Так бабка, мать роженицы, узнав, что народится двойня, принялась ворчать: «Не надо, хватит и одного. Что же это такое, в самом деле». Но было уже поздно. Несмотря на протесты бабки, и второй малыш выпростался на свет Божий.

Разве мог тогда кто-нибудь предположить, что пройдёт каких-нибудь три десятка лет – и жизнь на хуторе едва будет теплиться. В поисках лучшей доли разлетелись многие его дети по свету, оставили свой прекрасный, но бездорожный, затерявшийся в песках хуторок. Другие же, отработав своё, отлюбив и отстрадав, отходив по песчаным тропкам, нашли вечный приют на хуторском кладбище, на могилках, как у нас говорят. Все они теперь в родной земле, мои хуторяне, рабы Божьи Александра, Федора, Лукерья, Маврея, Клавдия, Анна, Елизавета, Мария, Егор, Степан, Иван, Михаил, Евстигней, Кузьма…

Вот и состоялась через много-много лет моя встреча с родным хутором и земляками.

Нет теперь на хуторе ни школы, ни медпункта, ни клуба с библиотекой, ни ферм, ни сельсовета. Дольше всех продержался магазин, но и он закрылся. Там, где прежде стояли казачьи дома-курени, теперь только едва заметные бугорки, буйно поросшие травой. Как будто и не шумела тут десятилетиями, нет, больше, столетиями, жизнь, не кипели страсти людские, не раздавался детский смех. Всё заросло травой забвения, горькой полынью да жгучей крапивой. Вот и на месте хатки моей любимой бабушки Шуры прощально желтеют соцветия какого-то высокого, не знаю его названия, растения. А, нет, вспомнил: это же коровяк. Баба Шура многие годы не ладила с соседкой Агриппиной; ссорились, в общем-то, из-за пустяков. А теперь и на соседском поместье тоже только густая, высокая трава. Ещё печальнее смотрятся развалины, остовы домов. Если окончательно исчезнувшее с лица земли тёплое человеческое жильё стало частью природы, то эти руины кажутся непогребёнными скелетами.

Проникновенно сказано замечательным поэтом-земляком Виктором Политовым.

Неотступно мучает вопрос: почему же обезлюдело поселение в благодатном краю. Увы, это плата за технический прогресс, за ускоренную индустриализацию и урбанизацию. Ведь во всех западных развитых странах сельских жителей осталось очень мало. Только там этот процесс шёл медленнее, постепенно, с меньшими издержками. Много можно назвать причин умирания хутора: и объективных, и субъективных, обусловленных недалёкостью, а то и прямо глупостью властей, но разве от этого легче?

Всё-таки мне, моим сверстникам очень повезло родиться в глубинном хуторе, ибо уже во второй половине века двадцатого мы застали традиционный крестьянский уклад жизни, когда люди по большому счёту жили в гармонии и с самими собой, и друг с другом, и с природой. Та жизнь ушла в вечность, но она осталась в наших сердцах. Память о хуторском детстве помогает нам выдерживать головокружительный ритм жизни в больших городах. Кажется, что и сама земля помнит о том, что тут жили люди. На пепелищах трава особенно густая. То там, то здесь алеют сухие цветы бессмертника.

И всё-таки хуторок не сдаётся, живёт. Самые преданные его жители не покинули свою малую родину, веря народной мудрости: где родился, там и пригодился. Так приятно было встретиться с ними через столько лет. Сначала недоверчивое вглядывание друг в друга: неужели ты? Не может быть. Потом – крепкие объятия, слёзы на глазах, воспоминания. Как и прежде, подпешенцы кормятся с земли. Держат скотину. Благо пойменные луга богаты разнотравьем. В озёрах – хорошая рыбалка, в лесах – охота. Порадовал целый табун лошадей, направлявшихся к озеру на водопой. В задумчивых, безмятежных водах озера, как и вечность назад, отражаются облака и деревья.