– Доктор Уэллек. Нет, я его не знаю. А ты, Джо?

– Что-то слышал. Приехал года два назад. Хочешь сказать, что этот говнюк занимается абортами?

– Ничего подобного, – сказал я не без гордости. – У него совершенно открытая частная практика, и врач он, насколько я знаю, не из худших. И все будет сделано строго в рамках законности. Никакой партизанщины, все просто и по правилам.

– Ну, и как же ты все это умудрился устроить спросил Джо

– Признаться, я не говорил ему почти ничего, кроме правды. Я сказал, что у тебя уже двое детей и ты была бы не против – потом – завести еще, но сейчас настолько подавлена беременностью, что приходится опасаться, как бы ты чего над собой не сделала. Хотя, конечно, легенда слегка пообросла подробностями.

– Какими подробностями, Джейк? – озадаченно спросила Ренни.

– Ну, в общем, пришлось помутить воду. Начнем с того, что ты теперь моя жена – на время, конечно. Миссис Генри Дж. Демпси, из филадельфийских Демпси.

– Что?

День, полный приключений, бродил в моей крови, и я рассыпался соловьем, расписав им во всех подробностях телефонные звонки, поездку в Филадельфию, письмо, перевоплощения доктора Зигриста и, на сладкое, замдиректора ломбарда. Они внимали удивленно.

– Итак, все, что осталось теперь сделать мистеру и миссис Демпси – подмахнуть в понедельник утром эту самую бумажку, заверить ее у нотариуса, и дело в шляпе. Ни суеты, ни маеты, получишь свой укол и можешь смело обо всем забыть.

Джо с интересом воззрился на Ренни.

– Бред какой-то, – тут же сказала она.

– Правда, фантастика? – осклабился я, все еще надеясь, что мои уши лгут.

– Это просто чудовищно!

– Но ведь ты согласна, да?

– Конечно нет. Без вариантов.

– Без вариантов! Боже ты мой, Ренни, да я сегодня наизнанку вывернулся, чтобы все это устроить, а ты говоришь: без вариантов. Ничего не случится, я тебе клянусь!

– Не в этом дело, Джейк. Я просто не стану больше лгать. Даже если бы не нужно было ничего подписывать и говорить, все равно это ложь. Тебе стоило бы догадаться, что для меня такие вещи неприемлемы.

И вся конструкция рухнула. Джо даже бровью не повел, но я почувствовал, сколь велико единение их душ. В котором для меня места не было.

– Ну и хрен с тобой, стреляйся тогда на здоровье! – заорал я. – Я для нее носился весь день как проклятый, а она, видите ли, еще не решила, делать ей аборт или нет. Тогда не хрена было вчера оперетту разыгрывать.

Ренни улыбнулась.

– Джейк, я и в самом деле застрелюсь, как только станет ясно, что аборта ты устроить не в состоянии. Это было не актерство. Мне не важно, кто это сделает, и где, и как все это будет выглядеть, но я не стану врать, и принимать участие во вранье, и притворяться кем-то другим тоже не стану. Я никого не знаю, Джо тоже. И если бы ты не сказал, что у тебя кто-то есть на примете, я не стала бы так долго ждать. – Она провела рукой по животу, туда и обратно. – Я не хочу этого ребенка, Джейк. Он может оказаться твоим.

Она говорила совершенно искренне. Я в отчаянии обернулся к Джо, но Джо глядел уклончиво. Я снова ощутил меж ними вязкую субстанцию единства. Мне вдруг пришло в голову: а что, если напасть на них прямо сейчас, предъявить им обвинение в романтизме, поднять на смех их идиотское чувство чести – видит бог, оно того заслуживает, – и преизрядная часть моей души уже готова была с радостью ринуться в бой, но больше я в такую тактику не верил: они уже приняли решение, и решение это от моих наскоков, чего доброго, станет только тверже.

– Ты пока этого не делай, а, Ренни, – устало сказал я. – Я еще что-нибудь соображу.

– Что еще ты можешь сообразить, Джейк? Если бы у тебя и в самомделеняшняя, а? Ты считаешь, если достаточно долго будешь тянуть резину, я передумаю? Ты ошибаешься, Джейк.

– А как насчет мальчиков? О них ты подумала, или им тоже светит по дырке в голове?

– Ты задаешь вопросы, на которые не имеешь права, – сказал Джо.

– Джейк, хватит в игрушки играть, – сказала Ренни. – У тебя на самом деле что-то есть, или ты опять врешь?

– Есть, – твердо сказал я. – У меня есть одна знакомая, здесь, в городе, и у нее были аборты, один или два. Не будь я на нервах, сразу бы о ней и вспомнил. Завтра же ее разыщу и выясню, где она их делала.

– Я тебе не верю, – сказала Ренни.

– Чистая правда, клянусь.

– Тогда – как ее зовут? И давай без фокусов.

– Пегги Ранкин. Учительница, английский в средней школе. Ренни тут же подошла к телефону и сверилась со справочником.

– 8401, – сказала она. – Я ей сейчас позвоню и сама все узнаю.

– Ты что, с ума сошла? Она не замужем. И станет незнакомому человеку рассказывать такие вещи по телефону?

– Тогда звони ты. Прямо сейчас. Вы с ней, видно, неплохо знакомы, раз ты в курсе.

– Ты требуешь невозможного. С женщинами так нельзя – с остальными женщинами, по крайней мере. Я встречусь с ней завтра, и к вечеру ты все будешь знать.

– Мне кажется, ты опять финтишь, Джейк.

– Протри глаза, чтоб не казалось! Тебя что, так тянет к пистолету, что ты не в состоянии подождать двадцать четыре часа? – Я был в таком отчаянии, что, казалось, вот сейчас меня разорвет на куски, но Джо наблюдал нас все так же бесстрастно. На письменном столе у телефона лежали раскрытые книги – блокноты и книги: он продолжал работать над диссертацией!

Ренни задумалась на несколько секунд.

– Я подожду до завтра, до вечера, – сказала она и снова принялась натирать в кухне пол.

Ренни попала в самую точку, заподозрив меня в тактике проволочек и саботажа, но больше на эту карту ставить смысла не было. Я, конечно, и понятия не имел, делала ли Пегги Ранкин хотя бы раз в жизни аборт, более того, у меня не было ровным счетом никаких оснований надеяться, что она захочет мне помочь, даже если сможет, потому как с того самого раза, в начале сентября, я ее и в глаза не видел. Она мне звонила – тон был сперва окрыленный, потом оскорбленный и, наконец, умоляющий – за последнюю пару недель не раз и не два, но я был тверд как кремень. На следующее утро, в воскресенье, я ей позвонил.

– Это Джейк Хорнер, Пегги. Мне нужно увидеться с тобой по очень важному делу.

– А я тебя видеть не желаю, – сказала она в ответ.