– А я в это не верю. Врут твои книги, монах.

– Фома неверующий.

– Кто-о?

–Остынь, Богомил, – выставил перед собой руки Тихон. – Наша матушка-княгиня тоже приняла крещение и была наречена Еленой. Правда, в ромейских источниках её называли Эльгой, королевой ругов. Не будем ругаться и продолжим. В восемьсот семьдесят третьем году по рождеству Христову, – вещал священнослужитель, единственный, кто не использовал скоморошьи словеса, – князь Рюрик вместе с дружиной посетил дальние страны. Пока гостил в Европах, варяги не нападали на них.

– Ну да. Кругом царила тишь-гладь, да божья благодать, – хмыкнул волхв. – Всё-всё, продолжай, – миролюбиво потряс перед грудью ладонями, выставив их в сторону Тихона.

– Там встречался с императором Людовиком Немецким, королём франков Карлом Лысым…

– Как сотник Велерад…

– То не я, то Владимир сказал, – на всякий случай отмёл подозрения монаха в попустительстве наукам. Богомил, с трудом сдержав так и рвущийся наружу смех: «Не следовало вчера брагу жбанами пить, а то весёлый с утра, будто скоморох».

–… И ещё встретился с королём Лотарингии Карлом Смелым. Людовик Немецкий враждовал с ромейской империей…

– То есть жили как кошка с собакой, – позавидовав Владимиру, вставил своё слово в речь наставника и захихикал княжич Олег, но тут же замолчал, с трепетом подумав, как бы похмельный ведун для развлечения и снятия головной боли, не превратил его в какую-нибудь хвостатую живность.

Но волхв благосклонно взирал на княжича, чем успокоил его детскую душу.

Вздохнув, Тихомир продолжил:

– Князь Рюрик, будучи умным, целеустремлённым и дальновидным политиком, исподволь готовился к борьбе за Куявию, которую вдруг стали поддерживать ромеи и Хазария.

– Купили Аскольда за злато. Видно, точно окрестили Скалу, и стала она холмиком, – поднялся с лавки Богомил. – И вскоре этот холмик стал могильным. На обратном пути Рюрик посетил единственный город свеев Бирке, где проживала большая община славян, создавших семьи с местными жителями и правившие ими. Так уж повелось в те времена, простой варяг вагр или ободрит, взяв на меч фьорд, а в жёны дочь ярла, сам становился ярлом. Рюрик полюбил и взял в жёны дочь ярла-вагра по имени Ефанда, подружившись с её братом Олегом. В восемьсот семьдесят четвёртом году у Рюрика родился сын Игорь, а в восемьсот семьдесят девятом году, простудившись в походе, Рюрик умирает, передав власть пятилетнему сыну и определив к нему наставником и опекуном его дядьку – ярла Олега. В восемьсот восемьдесят втором году тот взял под свою руку главный город кривичей Смоленск, и следом, с варягами, словенами, кривичами, далее по Днепру, спустился к Киеву. Применив свойственную не варягам, а ромеям хитрость и спрятав в лодьях гридей, направил к Аскольду доверенного переговорщика со словами, что плывущий в Царьград купец-варяг имеет тайное послание от Олега и княжича Игоря, и просит переговорить с глазу на глаз в лодье, не желая, чтоб его видели любопытные киевляне, среди коих могут быть хазарские соглядатаи.

Когда в сопровождении только юного своего наперсника Ольма тот взошёл на лодью, Олег, со словами: «Ты не князь, а вот он – князь, – указал на Игоря, – и посмел воевать с Рюриком, – приказал дружинникам убить Аскольда, Ольма же велел оставить в живых.

Друг и сподвижник киевского правителя, по христианскому обычаю, предал земле тело своего покровителя на горе, возле Киева, поставив со временем на могиле церковь святого Николы.

Олег, совершив династический переворот, в чём опять взял пример с ромеев, стал княжить в Киеве, объединив Северную и Южную Русь в одно княжество-государство: «Над Ильмень-озером небо всегда хмурое, а здесь, в Киеве, солнечное и ясное. Новгород на окраине княжества стоит, а Киев – в центре. Тут и быть стольному граду земли русской», – решил Олег. Следом подчинил племена древлян, северян и радимичей. В девятьсот седьмом году Олег выступил в поход на Царьград, что стало традицией, и, обладая нечеловеческой хитростью, подойдя по морю к городу, велел дружинникам приделать к лодьям колёса и при попутном ветре с поднятыми парусами корабли посуху подошли к городу. Поражённый столь изощрённым коварством, которое даже им, ромеям, не снилось, император предложил архонту ругов мир, и заключил договор, согласно которому выплатит дань на русские города, и по двенадцать гривен за каждую уключину.

– Удачливый и хитрый полководец, – принял эстафету наставничества и вразумления неразумных чад, монах. – Осенью девятьсот двенадцатого года, согласно легенде, Олег умирает от укуса змеи, но на самом деле, на пиру, ему поднёс чашу с ядом ставший богатым купцом Ольм, отомстив за убийство покровителя и благодетеля Аскольда. Словом – сплошные ромейские интриги. Первым киевским князем династии Рюриковичей считается не Олег или Аскольд, а Игорь, сын Рюрика, муж княгини Ольги и ваш дед. Он традиционно пошёл походом на Царьград в девятьсот сорок первом году. Поход оказался неудачен – в морском бою ромеи сожгли корабли русичей так называемым греческим огнём. Погибло множество воев. В девятьсот сорок четвёртом, собрав рать, вновь двинулся на Царьград. Узнав об этом, император ромеев выслал навстречу послов с дарами. Приняв дары, Игорь повернул назад. Осенью следующего года он поручил воеводе Свенельду, варягу из ободритов, идти на полюдье, это, княжичи – сбор дани означает. Вырастите, сами станете ходить. Варяги Свенельда обрадовались, а гриди Игоря возмутились. Выслушав дружинников, князь, вместе со Свенельдом пошёл на землю древлян собирать дань. На обратном пути в Киев они решили, что взяли недостаточно, и вернулись. Обозлённые такой наглостью древляне во главе с князем Малом, перебили отряд, убив самого князя. Его жена, ваша бабка, жестоко отомстила за гибель мужа, а как именно, узнайте у неё, боярина Свенельда или его сына – Люта.

–Теперь настало время князя Святослава, а после него наступит и ваше время, – собрался уходить волхв. – Письмом и счётом с монахом занимайтесь, и не поддавайтесь на его уловки – принять христианство.

– А ну, пошёл отсюда, ведун, – столкнулся в дверях с княгиней Ольгой, услышавшей, видно, конец фразы. – Чтоб духу твоего собачьего тут не было.

– Волчьего, – произнёс, удаляясь, Богомил. – Собачий – это у волхвов Семаргла.

В середине ноября Святослав вызвал к себе воеводу Свенельда.

Войдя в покои, старый варяг склонил лысую голову с длинными, до плеч, седыми волосами по краям, и, выпрямившись, снисходительно оглядел понуро сидевшего за столом князя, сумрачно глядевшего на стену с оружием. Узкие окна пропускали неяркий ноябрьский свет, слабо освещая лицо и голову князя с оселедцем, и нетронутую братину с мёдом перед ним.

– Свенельд, – очнулся от раздумий Святослав.

– Здрав будь, княже.

– Садись и отведай мёда, – предложил воеводе, не ответив на приветствие. – Сокровищница пуста, а хазар воевать надо. Там и пополним казну. А нынче объяви, что через седмицу отправляемся в полюдье – дань собирать. Починим старые и построим новые лодьи, пополним дружину и в мае, как называют сей месяц ромеи и матушка, пойдём воевать хазар.

– Сделаю, княже. Купцов приглашу и дружину составлю, а вместо себя сына отправлю, Люта. Нездоровится что-то мне, – тяжело поднялся с лавки воевода.

– Быть посему, – тоже поднялся князь. – С древлян начнём, а тебя там, после сбора дани с моим отцом, не любят, – проводил до двери, оказав уважение старому воеводе: «Да и матушка моя погорячилась, мстя за мужа… До сих пор древляне полян ненавидят, но боятся, – усмехнулся он. – Верно в народе говорят: «Сила солому ломит». Может, и правильно тогда княгиня поступила. Зато как крещение приняла, слишком доброй стала», – одевшись, вышел на крыльцо и повеселел, наблюдая, как лихо бьются на подворье гриди, дабы себя показать и девиц, выглядывающих из окошек, позабавить.

Бородатый варяг, гридень Молчун из свенельдовой дружины, в кольчуге и лихо заломленной шапке вместо шлема, упоённо бился со своим побратимом, громадиной Гораном, обряженным в кожаную одёжу с железными пластинами на груди и плечах, зато в шеломе. Был он из княжеских гридей и его телохранитель. Святослав потворствовал ему и многое прощал, даже зная, что на совести Горана был немалый табунок порченных им девок, и не только полянских.