Лана вновь не смогла удержаться от улыбки, понимая, что подруга цитирует известный мем.

– Ну, тогда ей надо рассказатьвсёи как можно быстрее.

Юлька показала большой палец и, сладко зевнув, почесала лопатки о спинку стула.

– Меня, если честно, она больше твоей свекрови бесит. С той что взять? Возраст, старческое слабоумие, зрение плохое, а слух вообще ниже плинтуса. Вот она ребёночка за своего и приняла. А мошенница Вика ей быстренько мозги-то и запудрила. Вам ещё повезло – легко отделались. А над некоторыми пенсионерами знаешь как «шутят». Они на таких вот «девочек» квартиры переписывают. Может, Вика до того, как клофелинщицей стала, в определённой службе работала и капитаном полиции с Петровки 38 представлялась. Я всё жду, когда мне оттуда позвонят и скажут, что с моей карты переведена энная сумма денег на энного господина из Урюпинска. Я уже даже речь для такого случая заготовила. – Юлька потёрла ладони и, встав, громогласна заявила: – Макс, волки позорные, наш общаг уводят!

От смеха Лана схватилась за живот, но тему свекрови решила дальше не развивать.

– Может, тебе в стендап податься? Или хотя бы в «Кривое зеркало». Такой талант пропадает.

– А, может, и подамся когда-нибудь. Но пока мне дорога одна. На репу. У меня тут как раз один ученик в соседнем доме живёт. Через десять минут урок. Так что не теряй. Я полетела собирать общаг. – Лана кивнула и выключила газ. Борщ был готов – по кухне витали соблазнительные запахи. – А я буду совсем скотина, если попрошу у тебя пару тарелочек? Макс за твой борщ убить готов.

– Раз готов, то, конечно, налью.

Достав с верхней полки шкафа пластиковый контейнер, Лана щедро наполнила его супом до краёв. Юльке бы она отдала даже последнюю краюшку хлеба.

– Вот спасибо, – Китайгородская спародировала Чеширского кота и поскорее запрятала горячий контейнер в недра своей необъятной сумки. – Чмоки-чмоки! Люблю, целую! Звони, не забывай.

Обулась и оделась она быстро, но на пороге нос к носу столкнулась с Владом. Он только достал ключи, намереваясь вставить их в замочную скважину.

– Привет, – дружелюбно произнёс он. – Как Макс?

Юлька пробежала мимо него, как мимо статуи, не поздоровавшись и не попрощавшись.

– Она сказала, что мы извращенцы, – объяснила Лана, намереваясь взять его куртку, однако Влад раздеваться не спешил. Глаза его смотрели хитро, правый уголок был чуть вздёрнут вверх.

– У меня для тебя сюрприз. Закрой глаза.

Лана удивилась, однако просьбу мужа выполнила. Из Талицы они вернулись четыре дня назад, и теперь каждый вечер Влад приходил домой с подарком. В первый день он принёс музыкальную шкатулку, во второй – пену для ванн с ароматом ванили, а вчера – так сильно любимую Ланой «Птицу дивную». Все подарки принципиально дарились в прихожей.

– Открывай.

От увиденного глаза у неё полезли на лоб. Влад держал в руках нежно-розовый костюм Пятачка, какой обычно носят только аниматоры. Ещё полминуты назад пакета в его руках не наблюдалось. Значит, прятал «Пятачка» он как раз под курткой.

– Кигуруми? – с сомнением в голосе выдохнула Лана. – Мне?

– Ты часто мёрзнешь, поэтому я решил, что пижама будет греть тебя, пока меня нет рядом. А, во-вторых, я помню, как сильно тебе нравится диснеевский «Винни Пух».

– А, в-третьих, я родилась в год поросёнка.

Влад улыбнулся и отдал подарок. Лана потрогала мягкую ткань и зарылась в неё носом. Пижама вкусно пахла и была приятной на ощупь.

– А, в-четвёртых, кигуруми – это протест против серых будней. Сейчас это особенно нам не помешает.

– Как только ударят морозы, я обязательно её напялю.

Несколько секунд они стояли напротив друг друга, но Лана так и не решилась поблагодарить мужа поцелуем, а он благоразумно не стал на этом настаивать.

– Что у нас на ужин?

– Борщ.

– Борщ на ужин – это моветон.

– А мы против серых будней, – съязвила Лана и перекинула кигуруми через руку.

– Ладно.

Сняв куртку и переобувшись в тапочки, Влад ушёл переодеваться в домашнее. Он, как и раньше, обитал в спальне. Вещи Ланы висели в шкафу в одной из гостевых комнат. Спала она теперь тоже там, на диване, рядом с журнальным столиком. Надолго не загадывала, жила одним днём. Влад оказался прав: она по-прежнему его любила. Возможно, не так сильно, как до появления Вики, но всё равно любила. А, любя, как известно, не отрекаются.

– О чём задумалась? – Влад остановился на пороге. Пройти в её спальню дальше он не посмел. Видимо, боялся спугнуть то маленькое и хрупкое, что между ними зарождалось.

– Ни о чём. – Взглянув в зеркало, Лана пригладила волосы, собранные в высокий «хвост», положила на кровать кигуруми и одёрнула на груди длинную футболку бежевого цвета. – Пойдём ужинать.

Поедая борщ из большой глиняной тарелки, Влад говорил не переставая. Нахваливал ужин и рассказывал о работе. Лана молчала, но старалась слушать. Не пропускала не единого слова, пока смех Влада не перебила громкая мелодия его телефона. Лана вздрогнула. Вздрогнула и поймала себя на мерзкой мысли. Как долго она ещё будет вздрагивать, если ему кто-то позвонит? Год или больше?

Быстрым взглядом Влад посмотрел на экран, но вызов принимать не стал, однако спустя минуту телефон требовательно зазвонил снова. Абонент с номером, оканчивающимся цифрами: семь, два и четыре, оказался упорным.

– Ответь, – сухо сказала Лана.

– Номер незнакомый, поэтому там вряд ли что-то дельное. Наверное, мошенники звонят, или какой-нибудь банк кредит втюхать хочет.

– Всё равно ответь.

По обыкновению, Влад не послушался и как можно дальше отодвинул от себя гаджет, тогда Лана встала и набрала звонившего сама.

– Алло, я Вас слушаю.

Ей ответил женский голос. Молодой и чуть заикающийся.

– Мне нужен Владислав Сергеевич Облонский.

Лана посмотрела на мужа, чувствуя, что начинает злиться. В голове мелькнуло словосочетание «Вика номер два».

– Он не может подойти, но я его жена. Говорите. Я всё ему передам.

Женщина по ту сторону провода замялась. Секунду подумала, но всё же ответила:

– Я звоню из больницы. Умерла его мать.

Глава 27

Мать Влад хоронил сам и по всем инстанциям тоже бегал сам. Сам собирал всевозможные документы и сам договаривался с ритуальными службами. Какой-то добрый человек заставил его написать на желтоватом листе бумаги план действий, и Влад заглядывал в него чуть не каждые пять минут. План стал для него своеобразным сводом законов. Против выполненных пунктов он рисовал галочки.

Жену Облонский попросил только об одном – сходить в квартиру Александры Фёдоровны, найти приличную одежду для похорон и фотографию на памятник. Против этого Лана возражать не стала. Все вещи свекрови она нашла в шкафу в спальне, выбрала длинное платье из синего трикотажа и белый пиджак с элегантной голубой розой на груди. Как ни крути, а Александра Фёдоровна была ещё той модницей. На даче могла ходить в драной телогрейке, но в городе и в шестьдесят бегала на каблуках, душилась французскими духами и красила губы перед каждым выходом на улицу.

Старые фотографии Лана отыскала в ящике стола, а на столе увидела записку. Записку, адресованную ей, но не законченную. По-видимому, свекровь кинулась строчить её после вызова «скорой», но успела нацарапать только два предложения. Бригада фельдшеров нашла её без сознания, пожилая женщина лежала на полу, у стула. Какое счастье, что перед тем, как упасть, она успела отпереть дверь! Каким-то чудом доползла…

«Прости меня, Иоланта! Прости, я не должна бы…»

А дальше всё. Дальше она упала. Но последние её мысли были о Лане.

Умерла Александра Фёдоровна от рака. Третья стадия, неоперабельная опухоль, находящаяся посередине правого лёгкого. Как выяснилось из больничной карты, узнала она о болезни за несколько дней до Ланиного юбилея. Узнала и начала активно лечиться, хотя и понимала, что надежды уже нет никакой, но в свои проблемы сына и невестку решила не втягивать, написала завещание и дала себе слово молчать. Молчать до последнего. И молчала.