Лана молчала. Она смотрела Вике в глаза и отчаянно искала признаки лжи. Вика взгляд не отводила.
− Пока мама с этим подонком жила, дом наш в притон превратился. Кого там по ночам только не было. Я лежала на кухне с ножом и молилась, чтобы меня не тронули. Но однажды меня тронули, и нож не помог, поэтому в Бога я не верю. Помню, первым уроком в то утро английский был, его моя классная вела. Звонок прозвенел, все вышли, и я только тогда встала, а она, заметив у меня на штанах пятно, подумала, что я протекла. У девочек в средней школе такое часто бывает − достала из сумки прокладки и в туалет проводить хотела, а я заплакала и сказала, что прокладка мне не поможет. В общем, выложила я ей всё и начистоту. Она нахмурилась и отвела меня к медсестре. Наверное, поэтому на следующий день меня в интернат и забрали. Я тогда на класснуху разозлилась страшно, а сейчас даже благодарна. Ни позвони она в опеку, меня бы и второй раз не пожалели, и третий. Поэтому как работать стала, начала сразу на операцию откладывать, чтобы мне всё там зашили начисто, а как зашили, мужикам решила мстить. Всем. Без исключения. И по-чёрному. Приходила по вечерам в бары и подсаживалась к тем, кто совсем лыко не вязал, о себе говорила, их слушала и незаметно подсыпала клофелин, а после уговаривала пойти в гостиницу. А в номере уже обчищала. Деньги, часы, запонки… Всё, что находила, забирала. У твоего Влада визитку стырила. Для коллекции.
− Ты, значит, мало того, что аферистка, так ещё и клофелинщица.
Выдавив кривоватую ухмылку, Вика кивнула в сторону детской кроватки.
− Ну, пойди, заяви на меня в полицию. Оставь сына без матери.
Лана с отвращением покачала головой. От услышанного её затошнило.
− Ты такая мерзкая. И подлая. От макушки до пяток.
− Конечно, мерзкая. Конечно, подлая, да только, если бы я честной была, я бы или с голода подохла, или бы давно в Каму бросилась. Знала я одну такую девочку. В одном интернате жили. Но я на себя руки не наложу. Мне надо о Боре заботиться. Думаешь, я только к Владу ходила? Нет, кроме него, ещё трое было. Всех троих в баре выцепила. По одному. Все трое глаза выпучили и просто денег дали. Разбирайся, мол, как хочешь. Для вида поугрожали, конечно. Обещали, что ноги переломают, если ещё раз на глаза попадусь. Про старые «бабосы», естественно, никто не вспомнил. Видимо, решили, что потеряли или пропили. В больницу тоже не тащили.
Лана прикрыла глаза и запрокинула голову. Стоять ей стало невыносимо.
− А с Владом раз и такая удача, правда? Заместитель генерального директора, да ещё и беременных на руках готов носить. Как за такого не ухватиться? Ну, и наплевать, что женатый.
− Ты бы на моём месте также поступила.
− Я бы на твоё место не попала.– Лана всё же заставила себя открыть глаза. Вика продолжала взирать на неё с прежней наглостью.
− Думаешь? Отца у Бори Кириллом зовут. Он работал тренером в нашем клубе. Селиванова отношения на работе не поощряла, поэтому мы ото всех шкерились. В кино и в театры не водил, но в комплиментах рассыпался, вот я однажды и растаяла. Как раз спустя две ночи после знакомства с твоим мужем. Месячные у меня всегда скакали, поэтому о «залёте» я поздно узнала. Говорить боялась, но он, как ни странно, нормально отреагировал. Замуж, конечно, не позвал, однако пожить вместе предложил, а ровно через месяц в Москву свалил. Сказал, что деньги поехал зарабатывать, я поверила. Первые недель шесть звонил постоянно, беспокоился, а потом, как водится, пропал, номер сменил и во всех социальных сетях меня заблочил. В день, когда меня уволили, я узнала, что он женился на одной московской крале. Отец у неё депутат. Есть квартира, машина. Про таких говорят: укомплектованная. Потому-то я на ту лахудру и сорвалась, а Селиванов уж, конечно, подсуетился. Перед богатой клиенткой хвост распушил, а меня, как собачонку, за порог вышвырнул. Повод-то я ему сама подкинула: на рабочем месте хавальник открыла – не прикопаешься. Так я и залетела по всем фронтам. Сессию завалила, с работы уволили, пенсию тоже платить перестали. Что мне делать-то было?
Лана презрительно пожала плечами.
− Если бы ты пришла и попросила помощи, а не…
− Пришла и попросила помощи? – Губы у Вики изогнулись в улыбке, глаза, однако, остались холодными. – И вы бы мне, разумеется, помогли, да? Вот так запросто. Незнакомому человеку с улицы. – Вика сама не заметила, как повысила голос. Вероятно, Лана сумела задеть её во второй раз. – Ну да ладно, я не гордая. Попрошу сейчас. Ситуация ненамного поменялась. Раньше я беременная была, а теперь с грудничком на руках. Да ещё и после кесарева. Но я готова. За мной не заржавеет. Помогите мне, Лана. Помоги!
Лана не стала ей отвечать. Она с чувством повернулась и вышла. Без работы, без денег и без жилья жизнь Вики и так скоро станет адом. Ей отольётся всё, что она сделала. Закон бумеранга ещё никто не отменял. И не отменит. Это Лана хорошо знала по себе.
_______________________
*Ляды − село в Пермском крае.
Глава 21
На Комсомольском проспекте было многолюдно и шумно. Гуляли все: от мала до велика. Молодые, влюбленные парочки шли, взявшись за руки. Люди постарше вели на поводке собак. Подростки, бегущие домой из школы, громко кричали, смеялись и прыгали по лужам. Пенсионеры предпочитали отдыхать на скамейках в одиночестве.
Часы показывали только четверть восьмого, однако город тьма уже поглотила. Впрочем, уличные фонари и многочисленные окна многоэтажек отчаянно пытались с ней бороться. Особенно в этом отношении преуспело колесо обозрения. Оно переливалось всеми цветами радуги: от красного до фиолетового. И, наблюдая за мягкими переходами цветов, Лана блаженно улыбалась. «Чёртово» колесо напоминало ей о детстве, о том времени, когда она ещё не жила в Перми и приезжала в «город пяти морей»* один-два раза за лето, чтобы послушать страшные рассказы о Башне смерти, поглазеть на величественный кинотеатр «Октябрь» и поесть сладкой ваты в парке Горького. Тогда всё было не так, как сейчас. Тогда всё было по-другому. Проще что ли, понятнее. Надо-то было лишь учиться да мыть посуду. А в остальном… В остальном она бед не знала.
Одна из проезжающих мимо машин громко просигналила. Должно быть, Лана отвлеклась и прошла на «красный». До дома оставалось совсем чуть-чуть, и, ускорив шаг, она поспешила зайти в подъезд. Два последних этажа по обыкновению прошагала пешком. Дверь их с Владом квартиры располагалась в аккурат напротив лестницы. Ключ вошёл в замочную скважину мягко, замок не вредничал, но едва Лана переступила порог, как в нос ей ударил удушливый запах гари. На кухне громко матерился Влад.
Сбросив на ходу сапоги и зажав нос рукой, Лана стремглав бросилась к плите прямо в пальто. Сегодня на ней было светло-серое с синей окантовкой и без капюшона. То прежнее, ярко-голубое с юбилея, висело в глубине шкафа, а белое шёлковое платье и вовсе было отдано на благотворительность. Вот уже десять лет Лана неизменно следовало одному принципу: от вещей, которые напоминают о плохом надо избавляться без сожаления.
− Что случилось?
На Владе был её фартук. Розовый с гипюрной оторочкой, а сам он стоял возле духовки и что есть силы махал полотенцем над иссиня-чёрным пирогом в круглой железной форме. Выглядел пирог плохо, а точнее, сгоревшим вкрутую.
− У «Шарлотки», оказывается, очень тонкая грань между «ещё не готова» и «есть уже невозможно».
Лана молча отобрала у мужа форму, взяла нож и срезала у злосчастной «Шарлотки» часть верхнего слоя. Шутка про тонкую грань не показались ей ни смешной, ни остроумной.
− Внутри по-прежнему сырая. Открой окно или включи вытяжку. Ничего страшного. Со всеми случается. И у меня по первости пироги сгорали.
− Завтра испеку вишнёвый. Уверен, он получится лучше.
Лана пожала плечами и вернулась в прихожую. Стоять на жаркой кухне в пальто было смерти подобно. Она мгновенно вспотела и принялась вытирать лоб подвернувшимися под руку салфетками. Влад следовал за ней хвостиком.
