– Я… Я помню только свет. И я не мог двигаться. Он спустился прямо с потолка мне на грудь. А п-п-п… – Он мучительно скривился и закусил губу.
– Потом?
– Да. Пришли люди и меня разбудили. Вс-вс-всё, что я помню.
– Хорошо. На спектрографе у нас чисто. В крови у тебя превышений нет. Томограмма тоже в норме, насколько это возможно в твоей ситуации. Давай ты сдашь тесты ещё раз, когда будешь себя хорошо чувствовать? И если хоть что-то необычное проявится в мыслях или во сне – сразу обратись ко мне. Договорились? – Сашка заливал часто, сцепив руки под столом. – Это очень важно для твоего дальнейшего допуска и для безопасности окружающих. Надеюсь на твою сознательность. Конец записи.
Видео замерло на последнем кадре, в котором застыло испуганное до отчаяния лицо молодого Осокина.
– Добавить ничего не хочешь? – Спросил Гвид, неотрывно глядя на замерший кадр.
– Я… Я ничего не помню, кроме того, что рассказал на видео, – Сашка отдёрнул руку, которой скрёб по запястью.
– Или не хочешь помнить. Ну, это поправимо. Что у нас там дальше?
– Гвид! – С порога архива крикнул Толик. – Там твоя пицца, мать твою за ногу, и труп!
– Прямо в пицце? – Лениво отозвался оперативник, листая файлы.
– Нет. Отдельно. Мирный звонил.
Мужчина тут же несколькими щелчками комбинации кнопок закрыл папки и выключил компьютер. Он встал и кивнул напарнику на дверь.
– Пошли, Алехандро, у нас будет интересная ночь, – на коврике он переобулся. – Толян, давай наверх. Позвони кому-нибудь из дежурных операторов, пусть едут к Мирному прямо утром. Давай, рысью!
Охранник сорвался с места и побежал по лестнице. Напарники неспешно поднимались следом. В холле Гвид сам повесил ключ на место, взял ещё тёплую коробку с пиццей и пошёл на крыльцо.
– А оплачивает Контора? – Маг присел рядом с товарищем на лавочку для курильщиков и выудил аппетитный кусок из коробки.
– Угу. И пиццу, и такси, – мужчина набрал номер и поставил телефон на громкую связь.
– Такси "Вояж", диспетчер Ангелина, слушаю вас, – прощебетал звонкий голос.
– Два пассажира от Студенческой один до крематория, – сказал Гвид сквозь кусок пиццы, – в счёт оплаты ЗАО "Чистота".
– Принято, ожидайте, – ответила оператор после того, как выбила дробь по клавишам, и отключилась.
– Ты б хоть прожевал сначала, – буркнул Саша.
– Хочешь кого-то воспитывать – заведи собаку, – отозвался Гвид, поднимаясь.
Возле крыльца притормозила машина с "шашечками" на боку. Мужчины загрузились в салон. Молчаливый уставший водитель развернулся на небольшом пятачке и поехал по тихим предрассветным улицам.
– А кто такой этот Мирный, из-за которого ты сорвался? – Тихо спросил маг, наклоняясь к плечу оперативника.
– Можешь не шептать, водила слабослышащий. Это условие контракта. Мирный – это работник крематория. Он же работник городского морга. Днем он ассистирует патологоанатому, а по вечерам трудится оператором печи, в которую закидывают неопознанных, – Гвид открыл окно и закурил, выдувая дым в пролетающий мимо город, – ты же помнишь положение о безопасности, которое ввели в девяносто пятом? Его ещё очень осудила церковь тогда.
– Это о кремации всех неопознанных тел, тел с минимальными признаками неизвестных болезней и с любыми странными повреждениями без права прощания и отпевания? – Сашка покосился на напарника, тот только несколько раз кивнул. – Помню, конечно. Вой стоял среди верующих. И рейды на незаконные захоронения помню, недалеко от дома было кладбище…
– Хах, а ядерной бомбы у вас в подвале не было? – Оперативник повернулся к магу и внимательно посмотрел в глаза. – Ты, смотрю, собрал бинго дерьмовой жизни.
– Вроде того, – тихо произнёс маг, отворачиваясь к своему окну.
Воцарилась та особая тишина, какая доступна только пассажирам, едущим сквозь затихший ненадолго город. Только шуршание шин, непрерывный гул ветра, позвякивание ранних трамваев и приглушённое бормотание синглов из поздно закрывающихся баров. Пыльно-неоновая раскраска города стремительно блёкла под лучами пробивающегося сквозь выхлопы солнца. Такси выехало на парковку у здания с готическими остроконечными крышами, выкрашенного в нежно-розовый цвет. Только крыльцо было облицовано крупной черной плиткой под мрамор.
Гвид хлопнул водителя по плечу, сунул ему в руку бумажку и вылез, дёрнув задремавшего напарника за рукав. Вместе они пошли через калитку прямо к крыльцу. У колонны стоял и курил приземистый лысый мужчина в годах. Седые брови, белые пучки волос, торчащие из ушей и носа, морщинистые отёчные руки могли бы принадлежать старику, но на лицо ему было не больше шестидесяти. За толстыми стёклами очков прятались слезящиеся глаза в окружении морщин. Он теребил пуговицу на спецовке и периодически шмыгал мясистым носом.
– Утра, Мирный, – Гвид потянул работнику крематория руку.
– Наверное утра, – мужчина неосознанным движением сначала вытер руку о куртку, а потом пожал протянутую ладонь, – ты в компании опять.
– Александр, – представился маг и тоже протянул руку.
Некоторое время Мирный рассматривал повисшую перед ним ладонь, словно ничего интереснее не видел, а потом коротко пожал.
– Пошли, покажешь нам находку. Неопознанный? – Переключил на себя внимание оперативник.
– Ещё какой опознанный! – Мужчина оживился, выбросил сигарету в урну и сгорбившись мелкими шагами посеменил к двери. – Его считай вся страна знает!
Шаркая подошвами Мирный прошёл зал прощания и зашёл в следующий. На столе для гроба лежало тело, накрытое до шеи больничной простынёй. Лицо действительно было узнаваемо. Молодой мужчина был певцом, композитором, популярным исполнителем и меценатом для общественности. Контора же давно за ним следила. По неподтверждённым данным он любил оригинально проводить время – снимать парней, подрабатывающих проституцией, вселять в них мелкую нечисть и заниматься жёстким сексом. Прямых свидетельств не было. Тех самых парней никто не видел после. И неизвестно, существовали ли они вообще.
– Какие трупы! – Гвид взял протянутые Мирным перчатки. – Его к тебе сразу из коронерской машины вытащили, да?
– Угу, они тут же на карантин поехали, – мужчина сдёрнул с тела ткань.
– Алехандро, что видишь? – Спросил улыбающийся оперативник, отходя на шаг от трупа, как коллекционер, старающийся рассмотреть редкую картину.
– Вижу большие проблемы, – маг взял ещё пару перчаток и на несколько секунд закрыл глаза, чтобы дать глазам отдохнуть от свалившейся на сознание картины.
– Тогда ты начнёшь, а я потом дополню. Мирный, сделай нам кофейку сладкого, будь добр. И опечатай зал, он на карантине на двенадцать часов.
Мужчина кивнул и вышел, подволакивая ноги. Сашка собрался с мыслями, открыл глаза. Он старался не смотреть на почерневшие от крови разбитые в хлам губы молодого человека, на отбитый всмятку нос.
– Гвид, включи диктофон. У меня батарейка сядет пока я всё опишу, – напарник достал мобильный, нажал несколько кнопок и кивнул, – приступим. Погибший – мужчина, возраст известен, имя и фамилия известны, идентификация личности не составляет труда. На груди и плечах узнаваемые татуировки, целостность лица позволяет его опознать. На лбу ссадина, губы разбиты, нос сломан в нескольких местах.
Маг обошёл стол и встал за головой покойна. Он сложил пальцы в жесте-триггере, на который откликнулась пульсирующая внутри частичка магии. Лицо трупа пошло чёрными линиями, похожими на отпечатки древесных ветвей на коже.
– Тест на заражение положительный. Тело источает аномальное микроизлучение в диапазоне от десяти до пятидесяти единиц. – маг раздвинул губы покойника. – Передние зубы выбиты. Гвид, посвети. Язык порезан осколками зубов. Так, а это что?
Сашка оттянул нижнюю челюсть и под лучом телефонного фонарика вгляделся в рот, полный крови и кусков плоти.
– Во рту блестят осколки стекла и, кажется, лоскуты кожи… – мужчина отвернулся и задышал как можно спокойнее, руки дрожали.