Итак, в этот раз она пришла ко мне около девяти вечера, мы вместе приготовили пиццу, потом распечатали на клейкой бумаге портреты наших любимых актеров. Мой выбор пал на канадскую кинозвезду Хайдена Кристенсена. Я все еще была под впечатлением после недавнего просмотра фильма «Наркоз». Мне казалось, что это идеальный представитель типичного секс-символа современности – красивый, умный, молодой с идеальным телом и хорошими манерами. Конечно, я понимала, что этот идеальный образ был лишь образом из голливудского кино, но это не мешало мне периодически придаваться фантазиям.

Юлька была менее опопсевшей нежели я и выбрала лидера одной из финских рок-групп.

Около полуночи, надев на себя футболки с шедеврами совместного творчества, мы легли спать. Буквально через полчаса Юлька застонала. Подруга жаловалась на боли в животе. Я предложила выпить ей то, что нашла в домашней аптечке. Но это не помогло.

Скорая помощь приехала быстро. Мы едва успели одеться – я натянула впопыхах джинсы, а Юльке помогла запрыгнуть в юбку.

Два молодых санитара, не разуваясь, стрелой промчались в гостиную, где на диване пепельного цвета лежала моя подруга. Я занервничала.

Один сел напротив меня и стал задавать стандартные вопросы – имя фамилия, сколько лет, номер страхового полиса. Второй в это время ощупывал живот подруги. Он выглядел озадаченным. То и дело вдавливая свои пальцы в ее живот, он ждал какой-то реакции. Юлька прерывисто дышала изредка выкрикивая «Ох» и «Ах».

– Так, – сказал тот, который осматривал подругу, – надо ехать в больницу – может быть все что угодно.

Его коллега одобрительно кивнул. Так мы оказались здесь, самом ближайшем от моего дома травмпункте.

Пока я анализировала события сегодняшней ночи, мимо меня промелькнула женщина в белом халате. Она прошла в приемную, где лежала Юлька и захлопнула за собой дверь. Я нервно взглянула на часы – половина третьего ночи. Не успев отвести взгляда от своей руки, как боковым зрением я почувствовала, что в мою сторону идут они… Мое тело невольно напряглось, а глаза опять стали искать место, куда бы приткнуться, чтобы остаться незамеченной. Вопреки моему страху, незнакомец в белой футболке сел прямо напротив меня, когда как его окровавленный друг последовал за врачом в соседнюю палату.

Мы вновь встретились взглядами, на это раз нас разделяло расстояние вытянутой руки. Я смогла разглядеть его получше. Дерзкий взгляд светлых глаз. Зеленые или голубые? При тусклом свете больничных ламп было трудно понять. Беспорядочно уложенные светло-каштановые волосы, идеальная гладкая кожа и ровный загар приятно контрастировал с белой футболкой.

Он провел взглядом от моих ног и поднялся выше, а затем задержал свои глаза на моей груди. Этого я ожидала меньше всего. Прошло немало времени, прежде чем незнакомец улыбнулся уголком рта и отвернулся в другую сторону. Сама того не желая, я задергалась – сначала перекинула одну ногу на другую, затем опять поменяла их местами. Сложив руки на груди и тем самым установив психологический блок, мне стало легче.

В коридоре тем временем начался переполох. Мимо нас проскочило несколько врачей. На их лицах было нескрытое беспокойство. Они направились вглубь коридора к сидящей паре. Женщина, заметив приближение медиков, вытерла платком лицо и встала. Мужчина последовал за ней. Они, взявшись за руки, приблизились к врачам. Я перевела дыханием и глубоко вздохнула. Мне было трудно наблюдать за ними – столько боли, сколько было в их глазах я давно не видела.

Незнакомец откинулся на больничную стенку, свел руки на груди и закрыл глаза. Казалось, я его больше не интересую. Ну и ладно. Я попыталась расслабиться.

Врачи что-то впопыхах стали им объяснять. До меня доносились слова – томограмма, гематома, сильный ушиб головы. Пара все это время внимательно слушала врачей. По женщине было видно, что она борется с собой из последних сил. Вот-вот и разрыдается. В конце разговора один из специалистов заговорил достаточно громко, чтобы я могла все отчетливо расслышать.

– Сейчас мы бессильны, у нас нет нужных специалистов. Останьтесь здесь и потерпите до утра, – заключил он.

Мужчина и женщина покорно кивнули в ответ. Наверное, у них уже не было сил произносить слова – выглядели они очень истощенными.

После окончания разговора медики зашли в палату, от которой меня отделяли две двери. Спустя минуту они вывезли в коридор больничную каталку небольших размеров.

Конечно! Это был ребенок, совсем маленький малыш – на вид год-полтора, я не очень разбиралась в этом. Женщина подбежала к каталке и остановилась рядом. Ребенок прерывисто дышал и все время стонал, его маленькие ручки то дрожали, то вновь замирали.

Мое сердце сжалось, и на глаза чуть было не навернулись слезы. Я глубоко вздохнула и вновь посмотрела на малыша – «он умирает» – донеслось у меня в голове. Я вздрогнула, зная, эта фраза не плод моих мыслей – она пришла извне, прорвалась подобно вулкану в сознание и застряла там.

Со мной такое бывало часто. Я даже дала этому определение – «предчувствие». Предчувствие, которое прорывало оборону, несмотря на мои попытки не видеть и не слышать подобное. Оно появлялось именно тогда, когда я могла что-то изменить, и это сильно тревожило, ведь теперь только я отвечала за будущее. И какой бы я путь не выбрала – молчание или действие – ответственность все равно легла бы на мои плечи. Ну что я могла сделать? Что я могла сделать, чтобы помочь и не навредить?

Надо было решаться – или сейчас или будет поздно. Я опять окинула взглядом ребенка, затем его мать, отца, врачей и начала сканировать.

Сначала я задержала дыхание, закрыла глаза и попробовала сосредоточится на маленьком существе на каталке. Когда его образ четко сформировался в голове, я вновь открыла глаза и устремила их на малыша. Картина происходящего стала медленно отдаляться, все уходило на второй план – были только я и этот ребенок. Нас разделял длинный темный коридор, заполненный белым полупрозрачным туманом. Я мысленно сантиметр за сантиметром стала приоткрывать завесу тумана. Но почему в этот раз так трудно? Что не так? Как будто что-то блокировало меня. Белая пелена не хотела поддаваться, и мне стоило огромных усилий сдвинуть ее хоть немного вверх. Еще одно усилие, и я смогла бы увидеть.

Видения стали приходить сами собой, сначала медленно, затем картинки замелькали в беспорядочном темпе, как будто кто-то решил перемотать пленку вперед. Привычное дело. Это еще одна трудность – разложить их в правильном порядке и не перепутать, иначе я могла бы не уловить или хуже того, переврать смысл. Позволить себе такое было бы подобно убийству маленького существа. И я продолжала работать своим сознанием, чувствуя как мой лоб покрывается испариной, а мозги в буквальном смысле закипают.

Я ясно увидела, что ребенок не доживет до утра. Мать будет биться в истерике у его холодного тела, а спустя два дня после похорон перережет себе вены.

Завязка, подумала я. Но где же развязка? Я собрала всю волю в кулак и начала вновь выстраивать в правильной последовательности кадры. Вот подходит врач и делает им предложение прооперировать ребенка прямо сейчас. Ну в чем же проблема? Почему они не соглашаются? Ах да, хирург совсем неопытный, только закончил медицинский. Стоит ли ему вверять жизнь крохи? Или надо подождать до утра, когда появится более опытный специалист? Они решают подождать и тем самым выносят приговор. Есть! Я наткнулась на зацепку. Всего секунда – и реальность вернется ко мне. Но нет! Я внезапно начала задыхаться, грудную клетку так сдавило, словно все тело охватили мощные тиски. В чем дело? Раньше ничего подобного не происходило…

Мальчик стал медленно испаряться, пока на том месте, где он находился прежде, не появилась легкая дымка. Сразу после его исчезновения я осталась в коридоре одна. Все еще было трудно дышать, все еще сильно болела голова. Я нервно искала выход – любой проблеск света, но вокруг была одна темнота. Надежда, выбраться когда-нибудь из этого места, мигом испарилась. Впервые за долгое время я испытала неописуемый страх. Он будто тяжелые цепи сковал все тело: нельзя было ни пошевелиться, ни сделать вдох. В тот момент я ясно поняла, что могу умереть. И вряд ли, даже находясь в больнице, в окружении десятков врачей, мне смог бы кто-то помочь. Это помогло взглянуть на вещи с другого ракурса, и из последних сил я попыталась вырваться из мрака.