Помимо этих двух основных мотивов мы должны будем постулировать существование также и третьего базового коммуникативного мотива, хотя причины, по которым мы считаем его базовым, станут окончательно ясны не раньше, чем мы рассмотрим этот вопрос в онтогенетической и филогенетической перспективе. Люди часто хотят просто поделиться с другими своими чувствами и взглядами. Я назову это экспрессивным мотивом, или мотивом разделения с другими чувств (expressive or sharing motive). Например, если стоит прекрасная погода, то совершенно нормально сказать коллегам по приходе в офис «Какой сегодня чудесный день!», и это будет вызвано чисто социальными побуждениями, а не мотивами просьбы или информирования, связанными с оказанием помощи. Коммуникативный акт такого типа заключается всего лишь в том, чтобы поделиться своими переживаниями и мнениями, чтобы расширить наши общие знания с другими людьми. Этот мотив приобщения (sharing) стоит за многими повседневными разговорами людей, когда они сплетничают о всевозможных вещах, выражают свои взгляды и мнения, которые, как они надеются, другие люди до определенной степени разделяют. Выясняется, что этот мотив достаточно рано возникает в онтогенезе и у младенцев выражается в доречевых указательных жестах, когда, например, они показывают родителям на разноцветного клоуна и радостно визжат. Хотя иногда младенец может указывать просто для того, чтобы сообщить родителям о присутствии клоуна, он часто указывает и визжит, даже если родители уже видели клоуна, и даже если они смотрят на него прямо сейчас, потому что ребенок все равно хочет, чтобы взрослые разделили его радость. Мы подробнее обсудим этот мотив в главе 4, посвященной онтогенезу, где я представлю экспериментальные свидетельства об исходно социальной природе этого мотива, и также в главе 5, посвященной филогенезу, где я буду подчеркивать его важность с точки зрения самоотождествления отдельных индивидов с некоторым сообществом своих единомышленников (но не с другими сообществами, состоящими из тех людей, с которыми эти индивиды не будут сплетничать и делиться своими чувствами).

Таким образом, мы можем выделить три основных вида коммуникативных мотивов, возникших в ходе эволюции. Они различаются в зависимости от того, какого рода воздействие на реципиента пытается осуществить коммуникант, и могут быть описаны в терминах мотивов, связанных с разделением намерений (shared intentionality motivations):

Просьба (Requesting): я хочу, чтобы вы что-то сделали, чтобы помочь мне (просьба о помощи или информации).

Информирование (Informing): я хочу, чтобы вы кое-что узнали, потому что я думаю, что это вам поможет или заинтересует вас (предложение помощи в виде информации).

Приобщение (Sharing): я хочу, чтобы вы почувствовали что-то, чтобы мы могли поделиться друг с другом нашими чувствами и мнениями (разделить переживания или взгляды на вещи).

Эти три самых основных человеческих коммуникативных мотива стоят за бесконечным множеством конкретных социальных намерений, которые люди реализуют в конкретных контекстах, и они будут играть ключевую роль при рассмотрении возникновения человеческой кооперативной коммуникации в онтогенезе и филогенезе^[12].

3.2.3. Предположения о готовности к взаимопомощи и кооперативное мышление

Тот факт, что действия коммуникантов, а при прочих равных условиях и реципиентов, побуждаются этими кооперативными мотивами, также является частью совместных знаний людей. В первую очередь их мотивирует на сотрудничество именно такое взаимное предположение, что передача сообщения от одного к другому ведет как к индивидуальной, так и к совместной выгоде. Поскольку коммуникант знает об этом, то дальше он пытается удостовериться, что реципиент знает о его попытке начать общение, как если бы он сказал: «Вам будет интересно это узнать…» (то есть вы просили меня о чем-то, я хотел бы кое-что вам сообщить, у меня есть мнение, которым я хотел бы с вами поделиться). Такой дополнительный пласт намерений — «Я хочу, чтобы ты знал, что я чего-то от тебя хочу…» — является ключевым для процесса коммуникации. Вслед за Грайсом, его чаще всего называют коммуникативным намерением.

Грайс (1957) заметил, что в структуре человеческого коммуникативного акта присутствует специальное коммуникативное намерение. То есть, если я показываю вам на дерево, то я не просто хочу, чтобы вы обратили на него внимание, но я также хочу, чтобы вы обратили внимание на мое желание, чтобы вы посмотрели на дерево. Часто это последнее желание передается посредством глазного контакта и тому подобных средств, и очень часто оно подразумевается при эмоциональном выражении мотива, как знак того, что нечто делается «для вас». Этот дополнительный пласт намерений необходим, чтобы побудить вас сделать некоторые предположения о том, что имеет значение в текущей ситуации, в свою очередь, необходимые, чтобы определить предмет референции и мое социальное намерение (Sperber, Wilson 1986). Так, когда вы видите, что я указываю на дерево, и очевидно хочу, чтобы вы знали, что я указываю на него для вас, то вы, естественно, хотите знать, почему я это делаю: что я хочу, чтобы вы сделали, подумали или почувствовали в отношении этого дерева. Вы предполагаете, что я показываю на дерево для вас, что я считаю, что это будет вам интересно или что это почему-то будет для вас важно. Может быть, потому, что это дерево вашей любимой породы, и я хочу сообщить вам, что оно растет в этих местах. Или может быть, потому, что у меня есть просьба относительно этого дерева, которую вы, как я думаю, будете не против выполнить. Или же потому, что я хочу поделиться с вами тем, как оно мне понравилось.

Чтобы это стало окончательно ясно, сравним случай, в котором коммуникативное намерение есть, и случай, когда оно отсутствует (ниже приведен видоизмененный пример из работы Спербера и Вилсона 1986). Так, предположим, что во время прогулки мы присели на валун в лесу. Я устал и откинулся на спину, тем самым открыв вашему взору большое дерево. Никаких выводов из этого не последует. Но если я откинулся назад и настоятельно указываю вам на дерево, то вы, естественно, попытаетесь выяснить, почему я так поступаю.

То есть, вы замечаете, что я настоятельно постарался указать вам на это дерево, и вы начинаете искать (обычно в рамках наших совместных знаний), с чем это может быть связано: почему это он хочет, чтобы я обратил внимание на это дерево? Поскольку я знаю о происходящем процессе, то я стараюсь убедиться в том, что вы знаете, что я указал на дерево намеренно и, соответственно, что вы будете искать причину этого моего намеренного действия по отношению к вам: что я хотел, чтобы вы знали, сделали или почувствовали. О том, что этот процесс — естественная составляющая подавляющей части человеческого общения, свидетельствует тот факт, что, как правило, требуется значительное усилие, чтобы без него обойтись. Так, если гость хочет еще вина, но думает, что прямо попросить об этом хозяйку будет невежливо, то он может просто поставить свой бокал на какое-нибудь видное место, где хозяйка заметит его и, как надеется гость, наполнит, не догадываясь, что все это было проделано умышленно. Гость хочет, чтобы хозяйка знала о пустом бокале, но не хочет, чтобы она узнала о том, что он хотел, чтобы она это знала. Такие случаи «скрытого авторства» или иногда простого безразличия к тому, заметит ли реципиент, от кого исходит сообщение, свидетельствуют об особенно глубоком понимании той роли, которую коммуникативные намерения выполняют в структуре коммуникативного акта.

Главное, что все это происходит благодаря тому, что оба участника коммуникации знают о задействованных мотивах сотрудничества и полагаются на них. К примеру, если человек-коммуникант просит о помощи, то, при прочих равных условиях, человек-реципиент захочет ему помочь, и они оба это знают и на это рассчитывают. Аналогично, если коммуникант предлагает реципиенту какую-то информацию, то они взаимно предполагают, что он считает эту информацию полезной или интересной для реципиента (и обычно это также означает, что информация «достоверна»), и потому реципиент примет ее. Наконец, если коммуникант хочет поделиться своим мнением, то они вместе предполагают наличие у него социального мотива приобщения, если только нет серьезных причин предполагать обратное. Таким образом, коммуникант открыто сигнализирует о своем намерении общаться, и они оба вместе с реципиентом работают над тем, чтобы обеспечить успешность коммуникативного акта.