— Мама!

— И не надо мне тут мамкать! Пилит, пилит, пилит! Господи, да когда ж у тебя силы-то пилить закончатся и ты своей жизнью займешься?!

— Вот не надо сейчас про мою личную жизнь! — срывается и уходит.

Тут же возвращается, ставит руки в боки и окидывает меня недовольно взглядом:

— Хочешь искать приключения на собственную задницу — валяй! Только знай: ни одной приличной девушки там сегодня не будет! Все шалашовки подзаборные, и ты такой же будешь, если пойдешь!

Открываю рот, не в силах как-то ответить на это. Обидой жгучей накрывает, что завыть в голос охота.

— Уж лучше шалашовка, которая любовь и ласку мужскую знает, чем как ты — каменный алтарь для поклонения! — бабулю тоже срывает.

Встает, повторяет позу мамы: руки в боки, глаза прищурены. А посреди всего этого я — в белом сарафане-ночнушке с букетиком Кузьминичны. И как их одних оставить? Поубивают друг друга ведь.

Вообще бабуля моя в сторону мамы при мне никогда выпадов таких не делала, сейчас то ли накипело, то ли меня стесняться перестали.

— Да ну вас! — мама, махнув рукой, уходит.

С грохотом закрывается дверь в ее спальню.

— И не хлопай мне тут дверьми! — летит вдогонку от бабули.

Хватаю ртом воздух, только сейчас понимая, что все это время реально не дышала. Бабушка рвано вздыхает и смотрит на меня с теплотой:

— Ты иди, Нюшенька. Повеселись там. А мать свою не слушай — она собственными руками свою жизнь запустила, а теперь виноватых ищет. Глупости все, что она говорит. Иди и не спеши обратно домой.

Буквально выталкивает меня из дома, поэтому мне ничего не остается, как отправиться к пруду. Тут уже собрались девчонки, начали разводить костер.

— Танюшка, привет! — машет рукой Света.

— Привет, девчонки.

Собралось нас прилично, человек двадцать. Все девчонки, отдавая дань традициям, нарядились в белые сарафаны. Кто-то фотографируется на помосте, кто-то нарезает фрукты, разливает вино. Одна играет на гитаре, несколько девчонок подпевают под музыку.

— Тань, иди на Купальное дерево повесь, — одна из девушек протягивает мне атласную ленту.

Оборачиваюсь, глядя на березу, ветви которой спускаются к воде. Она уже увешана лентами — тоже часть традиции. Подхожу и завязываю ткань на нижнюю ветку. Небольшой ветерок красиво развевает эти разноцветные ленты. Возвращаюсь и сажусь к костру.

— Девки, а ну всем быстро косы заплести! — командует Света.

— А если у меня каре? — надувает губы Ира.

— Ой, я тебе сейчас несколько кос заплету! — оживляется Марина.

— Нафига мне много кос? Я что, типа афро?! Алло, у нас славянский праздник.

— Ну хочешь, одну заплету? Чтоб она торчком, как пальма, была?

Все смеются, а Ира фыркает.

— Вообще-то, коса это символ невинности! — библиотекарша Маша поправляя очки, делая замечание. — Если так подумать, то пусть косы плетут только невинные барышни.

— То есть одна ты? — Светка не может избежать подкола.

Девчонки снова начинают смеяться, и я не могу удержаться от улыбки. Маша покрывается красными пятнами и отмахивается. Под дружный смех все-таки плетем эти косы, а после принимаемся за венки.

— О, Танюх, ты где такие красивые цветы взяла? — спрашивает Ира.

— Это мне Кузьминична дала, — говорю как ни в чем не бывало.

Игра на гитаре прерывается, девчонки замолкают и смотрят на меня ошарашенно.

— Ты нафига к ней пошла?— ахает Ира.

— Вот-вот, — поджимает губы Светка.

— Я просто помогла донести пакет с продуктами, и все. Она в знак благодарности дала мне букет. Никакого колдовства, перестаньте, девчонки.

Но куда там. Так и проходит время — под сплетни, девичий щебет и смех. Небосвод усыпан миллионами звезд. Солнце уже давно село, вместо него в небе взошла полная луна, освещающая водную гладь пруда. Он небольшой у нас, до противоположного берега влегкую доплыть можно, но все равно красиво. На улице жара, так и хочется окунуться, смыть с себя сегодняшний странный день.

Девчонки заводят песню, я подпеваю в местах, где знаю слова.

— Пошли венки пускать! — заговорщически произносит Света.

Кто-то выходит на помост, решая не мочить одежду, но большая часть заходит с берега. Вода чудесная — не холодная и не теплая, то что надо. Выпускаю венок, отталкивая его подальше, и ложусь на спину, рассматривая звездное небо. Фоном слышен тихий смех, кто-то напевает, кто-то дурачится в воде — брызгается.

А я закрываю глаза и улыбаюсь. И мне так хорошо-хорошо, что аж сердце щемить начинает. Как мало нужно человеку для счастья. Хотя нет. Кое-чего мне не хватает. Точнее, кое-кого. Я безумно скучаю по Славе. И хоть мы разговаривали и переписывались каждый день, этого катастрофически мало.

Как бы я хотела, чтобы он был тут, со мной. Но Слава на другом конце страны, и свидеться нам не суждено.

Девчонки выходят на берег, большинство уходит, кто-то продолжает пить вино. Становится заметно меньше народа. Я подплываю к деревянному помосту и залезаю на него. Не хочу идти на берег. Поднимаю голову к небу. Мокрый сарафан, прилипая к телу, холодит. Краем уха слышу плеск воды. Наверное, кто-то из девчонок решил снова искупаться.

— А-а-а! Нечисть! — кричит хор пищащих голосов.

Оборачиваюсь на берег. Девчонки встали со своих мест и тычут пальцем в меня. Что происходит?!

— Нечисть! Нечисть! Танька, за тобой леший пришел, беги! — Светка складывается пополам и начинает хохотать.

Девчонки хором смеются, а я чувствую, как от моих щиколоток выше и выше уверенно пробираются горячие руки. Ахаю и дергаюсь, но они обхватывают мои ноги, не давая сбежать.

Всматриваюсь в темноту.

— Слава! — ахаю, не веря своим глазам.

— Я нашел его, Таня, — улыбается такой счастливой улыбкой, что сердце начинает биться с утроенной силой.

Снимает со своей головы венок, который я запустила в воду, и показывает мне.

— Я нашел его, Тань. Теперь ты моя, — надевает венок обратно на голову, подхватывает меня за талию и стягивает в воду. — Я больше никуда тебя не отпущу.

Обнимаю его за голые плечи и опускаю лицо в изгиб шеи. В носу предательски начинает свербить, душа рвется на части, ища еще больше его тепла, а голова идет кругом. Кажется, я чувствую все запахи — его тела, пресной воды, цветов из венка.

— Нечисть украла нашу Танюшу!

— Эй, леший, у тебя там сородича не найдется, а то я тоже не прочь, чтоб меня украли!

— И меня!

— И меня!

— Эй, парень, я тоже свободная, если что!

— У нас тут много девиц на выданье, выбирай любую!

И веселый смех, смех, смех.

— Нет, девчат, — Слава даже не смотрит на них, только улыбается, заглядывая мне в лицо. — Мне нужна только моя ненаглядная. Одна-единственная!

И я сдаюсь ему с потрохами, забываю, отрезаю, умираю и возрождаюсь. Дышу, живу. Счастье так осязаемо: протяни руку, дотронься. У него есть вкус и запах. Прижимаюсь крепче, позволяя Славе увести меня подальше от берега.

Глава 32. Ночью косы расплела я

Таня

— Как ты тут оказался? — не могу сдержать улыбки.

— За тобой приехал, рыжая, — отвечает мне как ни в чем не бывало.

— Подожди.

Скатываюсь по его телу и ступаю на илистое дно. Света луны достаточно, чтобы разглядеть выражение лица Славы. И кажется оно мне каким-то магическим, гипнотическим. Черные тени на волосах, темная вода доходит до шеи, скрывая тело. Глаза как глубокие омуты, и я тону в них.

— То есть ты приехал сюда не по работе?

— Я приехал к тебе, — шепот, от которого мурашки разбегаются по телу с сумасшедшей скоростью.

Падаю ему в объятия, держусь за шею, а Слава подхватывает меня под бедра:

— Скучала? — на лице улыбка.

— Безумно, — отвечаю не задумываясь.

Честно, без масок. Гордость, злость, ненависть? Нет, не хочу.

Слава, как первобытный человек, тянет меня за собой через пруд на другой берег. Мы отплыли достаточно далеко, девчонок уже и не видно.