— Женька! Ты почему еще не собрана?
— Ма! Я не могу натянуть на маленького монстра платье! — Саша по-прежнему смеется.
— Инга Арамовна, я не хочу платье! Я пойду в джинсах.
Инга переводит на меня взгляд, и я развожу руками. Ну да. Вот так. Моя дочь не любит платья. Джинсы, ботинки, куртки, машинки, конструкторы любит. А вот все девичьи атрибуты — нет.
— Тогда надевай свои любимые джинсы и свитер! — Инга командует с улыбкой.
Отчего-то у меня внутри разливается тепло от нее. За то, что не стала давить и настаивать. За то, что приняла Женьку такой, какая она есть.
Женька убегает переодеваться, Саша тоже уходит в другую квартиру — ему надо собираться на тренировку. А Инга снимает пальто и бросает его на кресло.
Оцениваю ее. Вернее сказать — облизываю взглядом.
На Инге коричневое приталенное платье, красиво облегающее фигуру, каждый изгиб тела. Она присаживается в кресло и перекидывает ногу на ногу, открывая взору острые коленки в черных чулках.
Я сажусь ровнее в кресле напротив и поправляю загипсованную ногу, которая лежит на стуле. Инга смотрит на меня, а я на нее. Член в штанах дергается. Она красивая до умопомрачения. А еще отзывчивая. Чувственная. Я помню, как ее тело реагировало в ту ночь. Так отчетливо помню, что хочется смести ее и завалить на стол.
Задрать платье и вытрахать из нее весь воздух.
— Завтра важный день? — спрашиваю ее.
— Выставка, — кивает. — Да.
— Как мы и договаривались — Саша может остаться с ночевкой у нас.
— О, нет. Не нужно. Сашка прекрасно побудет один.
— Не надо. Тем более Женька ждет его завтрашнего прихода. Она уже новые пазлы приготовила, чтобы собрать с ним вместе.
— Хорошо, — кивает.
— Инга. Спасибо тебе.
Та снова кивает, никак не комментируя мои слова.
Так много хочется сказать, чтобы убрать неловкость между нами. А она есть, стоит только остаться наедине.
Выбегает Женька, и Разина уходит с ней. Когда квартира пустеет, я всегда остро ощущаю свою бесполезность. А еще одиночество.
Разговариваю с сестрой, спрашивая, как дела у тетки. Подключаюсь к корпоративному компьютеру, немного работаю. Вечером Инга приводит Жеку домой. Сама уходит к себе.
Весь следующий день я ищу повод, чтобы увидеть Ингу. Совсем скоро она должна отправиться на открыти выставки, и я не знаю почему, но не могу вот так просто отпустить ее. Я бы очень хотел составить ей компанию. Но, во-первых, меня никто не звал. Во-вторых, я не могу передвигаться на дальние расстояния. С костылями-то не особо прикольно. Я немощный, калека, который едва ли может спуститься на первый этаж.
Около восьми вечера нахожу самый примитивный из всех возможных поводов — вижу ее зарядку от телефона и берусь отнести, пока дочь смотрит мультики.
Тихо стучу в дверь. Тишина. Никто не открывает. Черт его знает, что мной движет, но я опускаю ручку двери, и она на удивление поддается. Открываю дверь и прохожу внутрь. Надо бы напомнить Инге, что дом у нас хоть и спокойный, но все-таки не до такой степени, чтобы ложиться спать с незапертой дверью. Ступаю бесшумно и становлюсь свидетелем разговора:
— Мам, давай найдем моего отца? — спрашивает Саша, и у меня внутри что-то обрывается.
Сашка классный пацаненок. Кусачий иногда, но он подросток — это вполне нормальное состояние для мальчика его возраста. Ловлю себя на мысли, что хотел бы себе такого же сына.
— З-зачем? — Инга явно нервничает.
— Стребуем с него алименты за тринадцать лет, — произносит возмущенно Алекс.
— Я думала, ты познакомиться хочешь, — ее голос дрожит, разговор ей не нравится.
— Да нахрен он мне нужен? Его не было в моей жизни столько лет, вот и пошел он.
Все это очень больно слышать. Я хоть и не его отец, но сожрал бы себя живьем, если бы сын так отзывался обо мне.
— Бабки у него возьмем, да и все. Сколько тебе одной тянуть?
— Не надо, Саш.
Я много думал о том, для чего Инге нужны были деньги. Далеко не сразу сообразил, что причина банальна. Нет тут никаких курортов или дорогих тачек. Ей элементарно нужны бабки на сына. На жизнь. На одежду.
У меня даже были мысли просто предложить ей деньги. Я был конченым уебком, когда уговорил на секс за бабло. Сейчас мне просто хочется ей помочь. Но я знаю, что она не возьмет. Оскорбится.
И мы снова пойдем по пути ненависти, а я так не хочу.
— Да брось, мам. Я знаю, что не нужен ему, — произносит как-то отчаянно сын Инги и вскрикивает: — Пошел он!
Как пощечина. И хоть я не его отец, но эти слова бьют очень больно.
Глава 27
Инга
Очередной день пережевал и выплюнул меня. А впереди еще открытие выставки. Я уже собрана, осталось вызвать такси и уехать, но у меня физическое отторжение этого события.
Саша, будто все чувствуя, садится рядом со мной и протягивает кружку с чаем:
— Ма, а Никита вроде неплохой мужик, да? — спрашивает неуверенно.
Внутри меня всю трясет.
Боже. Боже.
— Д-да, наверное…
Пауза.
— Мам, если ты захочешь с ним… ну… ты поняла… — краснеет, разговор ему явно тяжело дается.
— Поняла… — шепчу.
— Я не против, в общем, — произносит серьезно. — И маленький монстр прикольная.
Киваю слишком быстро. Снова замолкаем. Переводим взгляд на телевизор. Смотрим… что-то…
— Мам, давай найдем моего отца? — убивает меня одним вопросом.
— З-зачем? — господи, дай мне сил.
— Стребуем с него алименты за тринадцать лет, — произносит уверенно.
— Я думала, ты познакомиться хочешь.
— Да нахрен он мне нужен? — спрашивает возмущенно. — Его не было в моей жизни столько лет, вот и пошел он.
— Саша!
— Бабки у него возьмем, да и все. Сколько тебе одной тянуть?
— Не надо, Саш.
Сын фыркает и взъерошивает волосы. В этот момент он становится очень похож на своего отца.
— Да брось, мам. Я знаю, что не нужен ему, — произносит как-то отчаянно.
— Он…Он… — внутри будто кто-то пробку вставил, слова резко обрываются.
— Пошел он! — вскрикивает Алекс.
— Кхм…
Резко оборачиваемся с Сашкой. В дверях Никита… который явно все слышал…
Боже. Боже.
За секунду я загоняю себя в состояние панического приступа. Никита же стоит с нечитаемым выражением лица. Что именно он слышал? И какие выводы сделал? Ведь ранее тема отца Сашки никогда не поднималась.
Никита зависает при виде меня.
На мне черные брюки, которые так тесно облегают бедра, что виден каждый изгиб. Возле колен брюки переходят в клеш, из-за чего ноги кажутся бесконечными. Короткий черный пиджак стягивает грудь, а под ним… ну да, под ним ничего. Волосы собраны в высокий пучок, на плечи ложатся длинные массивные серьги, на губах алая помада.
Я практически вижу, как Никите хочется перехватить меня за локоть и затянуть в кухню, привязать скотчем к стулу и, ну не знаю, сделать что-нибудь со мной.
— Мне пора, — решаю сбежать. — Всем пока. Саш, звони, если что.
Взгляд Никиты закипает, он провожает меня им слишком откровенно.
Напоследок я оборачиваюсь и смотрю на двух мужчин своей жизни. Один — самый важный, самый нужный. Тот, ради которого я пойду на все что угодно. И второй, который вызывает у меня такое количество эмоций, что я вообще потерялась в них.
Ненависть. Ведь была же она. А я кто? Чертова мазохистка, просто автоматом списала все прегрешения человеку, который размазал мою жизнь, как кусок грязи на ботинке. Поставила свою вину превыше его грехов и теперь упиваюсь ей.
Смотрю на этих двоих и сглатываю, понимая, что к горлу подкатывает истерический всхлип.
Они похожи словно две капли воды. Как Никита этого не видит? Смотрят одинаковым, прожигающим, переживающим, собственническим взглядом.
— Мам, — зовет Саша. — Недолго там. Ладно?
Киваю.
— Постараюсь. Пока.
Разворачиваюсь.
— Ты очень красивая, — прилетает мне в спину от Никиты. — И твой сын прав. Возвращайся быстрее.