Annotation

«Вдруг недалеко, в хате Юры, раздался женский крик, крик страха, заставляющего дрожать все живое. Я открыл окно и прислушался к дикому голосу села, от которого у меня шел мороз по всему телу. Ночь была очень темная…»

Ф. Потушняк

Ф. Потушняк

ШЛЯПА С ЗЕЛЕНЫМ ПЕРОМ

Я проводил археологические раскопки в одном интереснейшем месте. В долине замыкал село могучий, словно умышленно брошенный сюда, холм — полукруглый, весь из крупного желтого песка, то тут, то там поросший лесом. Село небольшое, всего пара десятков хижин и почти все крытые черепицей. Казалось, что в нем живут одни женщины — мужчины уезжали куда-то на заработки и возвращались домой только весной, к полевым работам.

Было позднее, декабрьское время. На холодном, вечно черном небе висели хмурые тучи. Не было видно, где они кончаются и где начинаются… Земля постоянно мокла под мелким дождем. Впрочем, я люблю поздние осенние дни, когда снега еще нет, и вокруг угрюмый, голый пейзаж, пропитанный каким-то глубоким замыслом, таинственностью бытия.

Мы раскапывали памятники каменного века. Я увлекся и не бросал работы, несмотря на неприветливый день.

В такое время производить раскопки даже удобно. Поля голые, свободные. Да и земля мягкая, подходящая для такого труда. Даже прохладно…

Я жил в деревне, в небольшом старинном домике. Предания свидетельствовали, что он остался с глубокой поры — еще с панщины.

Местных крестьян знал скоро почти всех. Могу сказать, что ко мне с самого начала относились хорошо. Были это молодые, красивые женщины, старики, дети и несколько мужчин, еще оставшихся в селе. Они меня считали паном, но добрым, который их не обидит. Я скоро привык к их нравам и чувствовал себя как дома, придерживаясь правил взаимного уважения и приличия. Любили ли меня? Или я был интересен только тем, что меня еще мало знали? Нет, это была честная, естественная, искренняя дружба. Мы не проходили никогда мимо друг друга, чтобы о чем-нибудь не заговорить, не пошутить. Я был счастлив ими, а они мной.

Однажды, когда мы копали на самом верху холма (а помогали мне двое парней и один дед), наткнулись на дубовую доску. У моих рабочих разгорелось любопытство. Думая, что нашли клад, они так взялись за лопаты, что через минуту перед нами оказалось обтесанный с четырех сторон дубовый сундук. Счистив глину, мы увидели, что сундук непростой, потому что на верхушке к нему была большими гвоздями прибита толстая доска. С каким нетерпением бросились мои рабочие срывать ее! Не останавливали их никакие приказы, никакие просьбы. Доска быстро упала на землю. Но когда мы заглянули в сундук, застыли от удивления: там лежал скелет с колодкой на устах. На его ногах тоже были колодки. Мы их сняли осторожно, как ценный предмет, который не встречается даже в музеях. Я сделал антропологические измерения и несколько других, интересных для науки. Потом приказал закрыть сундук и забросать глиной.

— Перо нужно было взять, — сказал старший из парней.

Меня это удивило:

— Я никакого пера там не видел…

Молодой начал было доказывать, но дед его зашипел на него и что-то пригрозил шепотом.

На следующий день нам очень повезло: мы наткнулись на ряд вещей большой научной ценности. О деревянном сундуке я и забыл.

Вечер наступил мрачный, даже черный. Накрапывал дождь. Я отпустил рабочих и возвращался домой в одиночестве, пробираясь через ручьи и кусты.

Перейти еще один ручей — и я в деревне… Вчера я мог его перепрыгнуть, а сегодня вода поднялась, и перебраться через нее нелегко. Решил, что нужно положить какую-нибудь доску и направился через сад к ближайшей хате. Подошел к окну, постучал. Меня как будто никто не услышал. Постучал в дверь.

Вдруг в хате закричала женщина — испуганно, с плачем. Я отскочил от двери и побежал вдоль воды, ища, где бы перескочить овраг. Перехода нигде не было. Посмотрел по селу — не светилось ни в одном окне.

— Что это? — спросил я себя. — Никогда так рано не ложились спать.

Я ощутил неприятное чувство, и оно словно подгоняло меня. В конце концов просто вошел в воду, выбрался на противоположный берег и пошел вверх по склону между ореховыми деревьями.

Возле своей хатки я увидел прислуживающую у меня девушку. Она очень обрадовалась, увидев, что я уже захожу во двор. Но когда мы вошли в хату, в глазах девушки я заметил слезы. Спросил, почему плачет, но она не отвечала — отворачивалась.

Не успел я раздеться, как в дверях стал знакомый Юра — молодой сосед с того берега ручья. Глаза у него были страшные, лицо измученное, бледное.

— Что случилось? — спросил я его.

Он тоже ничего не хотел говорить — просто сел на скамью и молчал. Долго сидел так. Потом поднялся ветер. Юра пожелал мне спокойной ночи и поспешил домой. Я в этом не увидел ничего удивительного, потому что здесь такой обычай, что можно просто войти в чужую хату и, не говоря ни слова, сесть и сидеть. Сердиться за это никто не смеет.

Вскоре после Юры наведался ко мне пожилой человек. Это был Иван, который умел гадать. Лицо у него выглядело не так, как обычно, он был настороженный, грустный. Я таким привык видеть крестьян, когда в их доме происходило несчастье.

— Вы слышали? — начал дед, зажигая трубку. — Вы слышали новость?.. — И после этого рассказал такое, что я никак не рассчитывал услышать…

У Юры, который только что здесь был, жена ночью начала кричать. Он поднялся и зажег свет. Видит, его Поланя лежит на кровати измученная, полуобморочная. Дал ей воды, она пришла в себя. Встала и рассказывает… Пришел к ней во сне какой-то молодой пан с зеленым пером за шляпой. Стал и смотрит. Потом засмеялся, взял ее за руки, обнимает… Она кричит, рвется, но не может вырваться. От страха проснулась, но ей все еще страшно. Муж ее успокаивает, что это был просто сон. Но она дрожит: нет, это был нечистый! Чего хотел от нее, того и добился… Как только они погасили свет и задремали, как сквозь сон послышался шум. Хата задрожала до самого основания, а на улице словно буря гудела. Юра хотел открыть дверь, но его так страшно ударило ветром, что он полетел к кровати и, ударившись, потерял сознание. Утром встал и пошел в конюшню взглянуть на скот. Коровы были отвязаны и от страха стояли в яслях передними ногами.

Иван умолк и посмотрел на меня.

— А кто это был? — спросил я.

— Чужой дух… Что-то нужно с этим делать… Приходит ночью к женщинам, всех перемучит, если не помочь…

Наступило молчание.

Иван поднялся и тоже пошел домой.

Я лег спать. Знал, что по нашим темным селам подобные поверья ходят, как эпидемия. И все же после такой беседы на ночь мне стало как-то неприятно. Вдруг недалеко, в хате Юры, раздался женский крик, крик страха, заставляющего дрожать все живое. Я открыл окно и прислушался к дикому голосу села, от которого у меня шел мороз по всему телу. Ночь была очень темная — казалось, открылось самое лоно природы, и из него выступает черная сила тьмы.

Я снова лег. Тело мое набралось холода и не могло согреться. Да, дрожал от стужи, ведь чего мне было бояться? Я был уверен, что ни в какой предрассудок не верю и ничего не боюсь!.. Вскоре согрелся и заснул.

На следующий день, идя на работу, я проходил мимо дома Юры. Его жена стояла в воротах и смотрела на улицу. Я даже испугался — такая она была бледная. Напрасно пытался ее убедить, что ее страх — это психическое явление, и ночное видение было нереальным, приснилось — и все.

— Сон есть сон, — сказала она. — Но то был человек в шляпе с зеленым пером. Я понимаю, что и как… Его видел и мой муж! Не может же у двоих быть одно видение…

Я оставил ее с болью в сердце.

Когда возвращался вечером домой, все двери были заперты, а окна занавешены. Над селом царил страх — необычный страх перед «нечистым духом».

Ночью я вдруг вскочил. Сердце мое билось ускоренно, воздух мне казался тяжелым: меня разбудил женский вой из хаты Юры. Я подошел к окну и вгляделся в тот берег ручья. Юров пес, заскулив, бросился в поле. В хлеву заревел скот. Остальное село было немым.