В тот вечер, много лет назад, я нашла на кровати в своей комнате карманный французский словарик, в котором была карта Парижа со стикером: «Veni, vidi, vici. Я жду тебя. Вив».

Этот день стал началом целой череды событий. Отец перестал улыбаться. Вечера он проводил, закрывшись в кабинете и глядя в окно на ночное небо. Мать становилась все более обидчивой и вспыльчивой, и ей было все труднее угодить.

После нескольких месяцев бесплодных попыток выяснить, что же такого страшного совершила моя тетя, я сдалась. У меня появились сомнения. В каком-то смысле я стала ее ненавидеть. Она изменила наш домашний уклад и больше не возвращалась. Просто исчезла.

Однажды утром, стоя перед своим отражением в окне гостиной, выходящем в сад, я торжественно поклялась, что никогда не разочарую окружающих меня людей. И ни с кем и никогда не буду больше говорить о тете. Но потом я часами пекла булочки шу, эклеры, пирог «тарт татен» и пирожные «макарон», изучала французский язык по купленному тайком учебнику грамматики с подаренным тетей маленьким словарем.

Когда тетя еще была рядом, мне все казалось возможным, мир играл всеми красками, и я никогда не чувствовала себя одинокой. Где-то, быть может, в далеких странах, в Париже, в Африке, на Северном полюсе, был человек, который меня понимал. Без нее я не знала, кому довериться или с кем по-настоящему повеселиться. Я снова стала никем.

Я писала ей письма, которые оставались без ответа. Кажется, она сменила адрес. Что мой отец узнал о ней и почему она больше никогда не появлялась в нашей жизни, так и осталось загадкой. Вторая рана нашей семьи.

Обеденный перерыв почти закончился. «Это очень важно, – твержу я себе. – Жду тебя в „Шекспире и компании“…»

Ровно в час дня, как всегда по понедельникам, я вышла из-за стола со спортивной сумкой на плече, но потом решила сделать небольшой крюк и для начала выпить кофе. Я выбрала привычный бар, которым управляет милая китайская семья. Заведение это стерильное и совершенно безликое, но мне оно нравится, потому что туда никто не ходит, а еще меня умиляет сынишка хозяев, который только и делает, что ест фасованные деликатесы и пьет газировку. Счастливчик! Однажды он предложил мне кусочек своего батончика из белого шоколада с вишней. Было трудно, но я устояла.

Крепкий кофе просочился в мой пустой желудок, скрутил внутренности и заставил отказаться от идеи посещения тренажерного зала. «В другой раз», – сказала я себе, ощущая вялость, как всегда при отлынивании от физических нагрузок. По крайней мере, сегодня у меня имеется хорошее оправдание.

При одной мысли о ночном поезде мне приходят в голову хаотичные образы: летучие мыши, наркотрафик, Агата Кристи, складной нож, яд, темнота, тоннели и, сама не знаю почему, проказа, чума и лазарет.

Конечно, добираться самолетом было бы еще хуже: раньше мне нравилось летать, но сейчас я предпочитаю оставлять другим острые ощущения от часового сидения взаперти в тяжелом металлическом ящике, подвешенном в воздухе. Может, это и самый безопасный вид транспорта, но падение – вопрос мгновения.

Часы, висящие на стене, показывают 14:00. Мои коллеги уже вернулись на свои рабочие места. Я собираю в стопку маркетинговые исследования, с которыми так и не удосужилась ознакомиться, и плачу за кофе. За прилавком мне улыбаются. Перед тем как открыть «Фанту», мальчик машет мне рукой. Я бегу в сторону офиса, поэтому слегка потею.

Шестнадцать лет. Поездка в Париж занимает одно из первых мест в списке моих желаний. Список длинный, но я пока не осуществила ни один из пунктов.

В лифте я достаю маленькое полотенце из спортивной сумки и, не вытирая пот, вешаю его на шею – этого должно быть достаточно, чтобы все поверили, будто я была на тренировке. Не то чтобы кого-то это волновало, но тренажерный зал – это отговорка, которой я пользуюсь, чтобы избежать коллективных обедов, где меня будут заставлять пробовать столовские макароны с мясным соусом или фруктовый салат, «в котором, по крайней мере, есть витамины». Нет, я предпочитаю проводить перерыв в китайском баре. Пропускать обед и, пока никто не смотрит, обходиться готовыми снеками.

Тетя жива и хочет со мной встретиться! За прошедшие годы я выдвинула уйму самых невероятных гипотез: что на ее любовь наконец ответил взаимностью такой очаровательный мужчина, как Питер О’Тул[8], и что она живет с ним в маленькой деревне в Перигоре[9], где они выращивают хищные растения и разводят кроликов породы Гавана; что она стала информатором секретных служб, приняла монашеский постриг, уехала миссионером в Африку и не вернулась. В самом худшем варианте я представляла, что она одинока и живет на улице, продавая за гроши свои стихи, как та женщина, которую я видела в Париже в детстве, когда мы навещали тетю. То, что она жива, уже неплохо. И раз она прислала мне подарок, значит, все еще лучше.

Я открываю ящик стола, достаю упаковку острого хрустящего горошка, прячу ее в рукав пиджака и пробираюсь в туалет. С едой покончено за двадцать две секунды. Острота помогает утолить чувство голода. Это открытие сделали в сельских регионах Индии.

Какой эффект произведет на меня встреча с Вивьен? Когда я наконец узнаю, что произошло много лет назад и как она жила все это время. Возможно, она не впечатлится моими успехами. Факультет экономики, стажировка, работа в сфере маркетинга. И как она отреагирует на мои планы выйти замуж?

Что, если это шанс наладить отношения между ней и отцом? А если он узнает о нашей встрече и перестанет общаться и со мной? И что, если это возможное открытие заставит его копаться в прошлом, с которым он когда-то покончил навсегда?

Поезд отправляется в пятницу вечером и прибывает в Париж в субботу утром. Мне придется ехать на вокзал сразу после работы и возвращаться в воскресенье вечером, чтобы в понедельник утром уже сидеть за рабочим столом. Две ночи в дороге, одна в Париже. Безумие.

Я не могу спросить совета у Манубрио: она целый месяц будет в Мексике и для связи недоступна.

– Отпуск есть отпуск, – сказала она мне на последнем сеансе, протягивая украшенную драгоценностями руку.

Довериться Бернардо – это все равно что предстать перед судом: он всегда мыслит логически и никогда не проигрывает в спорах.

Если жизнь и правда похожа на океан, то сейчас я нахожусь на гребне огромной волны, балансируя на доске, которая движется будто сама по себе, а мой гидрокостюм настолько тесный, что я не уверена, смогу ли когда-нибудь стянуть его с себя.

В центре стола на серебряном блюде ждет разделанный на порционные куски жареный цыпленок. К нам, как и всегда по четвергам, присоединился Бернардо, поэтому моя мама накрыла стол по всем правилам этикета. И, как и всегда по четвергам, они спорят, кто же удостоится права положить себе первый кусок.

– Гости в первую очередь, – говорит мама.

– Спасибо, Габриэлла, только после тебя.

– О, как это любезно с твоей стороны, – сдается она и кладет на тарелку самый маленький кусочек грудки.

Я бросаю взгляд на отца. Его взор прикован к экрану телефона – решает рабочие вопросы, как обычно.

– Как-то безвкусно, – огорченно заявляет мать. – Неудачный цыпленок в этот раз получился.

– Как по мне, так идеальный, – тут же успокаивает ее Бернардо.

Настал мой черед. Я беру ножку.

– Очень вкусно, – спешу сказать я. Но на самом деле мама права.

После нескольких неудачных попыток беседа не клеится и сегодня. У нас дома не так много тем, на которые можно говорить свободно. Под запретом все неразрешимые проблемы, печальные новости, экстремальные виды спорта, теории заговора, эзотерика, гомеопатия, сложные для интерпретации утверждения. Идеальной темой могли бы стать мои достижения – жаль, что таковых не имеется. Время от времени на обсуждение выносится мой табель успеваемости за четвертый класс лицея, в котором я получила две девятки[10]: одну – по итальянскому языку, другую – по латыни. Учителя постоянно не было, и мы играли в нарды с его заместителем – в общем, оценки эти мне поставили незаслуженно. Разумеется, я никому в этом не призналась.