Калитка во двор проводника печально проскрипела на ржавых петлях. Петр поднялся по ступенькам к двери и вежливо постучал три раза. В сенях послышались тяжелые шаги; дверь распахнул сам хозяин дома – проводник по кличке Рябой, прозванный так за жуткие оспины на лице, которые часто приводили незнакомых людей в ступор. Но Вячеслав Алексеевич слыл добрым человеком и никогда никому не отказывал в помощи. Он даже не ворчал на своего юного приятеля, который зачастил к нему на ужин, уплетая все, что бы ни приготовил хозяин.

– Оголодал, Петруха? – Рябой широко распахнул дверь, приглашая его войти.

– Есть такое дело. – Петр потупился, пытаясь скрыть румянец, выступивший на лице.

– Ну, заходи, коль пришел.

Петя уже на крыльце почувствовал приятный аромат мясного блюда. Он разулся в прихожей, надев на ноги смятые выцветшие тапки на два размера больше, и поковылял к рукомойнику, чтобы ополоснуть руки.

– Садись, дорогой. – Рябой подвинул к кухонному столу, застеленному цветастой клеенкой, табурет и положил на столешницу дополнительный прибор. – Сегодня в меню макароны по-флотски.

Он поставил на середину стола большую чугунную сковороду с едой и уселся сам, беря в руки вилку.

– Сперва ужин – потом разговор. – Рябой сообщал это каждый раз, прежде чем приняться за еду. Петр и сегодня не стал с ним спорить – живот громко урчал, требуя незамедлительно отведать горячей пищи.

Пока они работали вилками, уплетая макароны, на плите кипел чайник. Наконец Петр, прикончив свою половину сковороды, отложил в сторону вилку и погладил себя по животу.

– Пища богов! – Он действительно считал, что Рябой готовит как заправский повар.

– Похвала из твоих уст – словно мед для моих ушей, – засмеялся Рябой, убирая сковороду со стола и доставая из буфета две чайные чашки. Он отмерил в каждую по одной чайной ложке растворимого кофе и залил его кипятком, аккуратно помешивая. Петя положил себе две ложки сахара и только потом заметил, как изменилось лицо Рябого.

– Что вы за люди такие, молодежь? Кто же портит такой напиток сахаром?

– Дак он же растворимый! – растерялся Петр, зная, как трепетно Рябой относится к кофе.

– Действительно, – хохотнул Рябой и поставил на стол вазу с сухарями. – Угощайся, блудный сын. Вот теперь можешь пытать меня беседой, ибо болтать на голодный желудок – удовольствие ниже среднего.

Петр вздохнул, не зная, с чего начать, и в итоге проговорил:

– Николай Иванович сказал, что мне следует отправиться на «Вятку» в одиночку.

– Все верно, – подтвердил Рябой, – это обычная практика.

– Он намекнул, что я могу не вернуться. – В словах парня ощущался неподдельный испуг.

– Ах, вот ты о чем. – Мужчина полез в карман за сигаретами, выбил из пачки одну и прикурил от спички. – Тут Волкогонов знает побольше меня, хотя стаж бродяжничества по «Вятке» у нас одинаковый. Понимаешь, Петруха, быть проводником не так просто, как кажется со стороны. Вроде геройская профессия – но и опасная. Сам ведь догадываешься, что проводники пропадают так же часто, как и их клиенты. Могу тебе сказать только одно: ты обязан пройти этот путь, и ты его непременно пройдешь.

– Меня больше интересует, с чем я там могу встретиться.

– Вот тут, брат, все сложно. – Рябой стряхнул пепел в блюдечко и снова затянулся. – Понимаешь, мы водим людей по тем маршрутам, которые нам открыла «Вятка». Чаще всего локации этих маршрутов у каждого из нас не совпадают, за редким исключением. Есть этакие развилки, в которых бывает каждый, – это Желтое болото, Сухой ручей или Телевышка, – но в остальном у каждого свои тропы, неизвестные другим коллегам. Твой маршрут будет исключительным, совершенно не таким, каким был у Волкогонова. В своем путешествии ты не найдешь ничего, что встречалось тебе раньше. Именно по нему ты в итоге будешь водить своих клиентов. Это будет твой персональный мир, который «Вятка» создаст исходя из твоей личности, твоих тревог и страхов, твоих фантазий и предубеждений.

– Представляю, какое это окажется безрадостное место, – промямлил Петр.

– Можно подумать, что на маршруте Волкогонова тебе было весело, – поморщился Рябой. – Сомневаюсь, что ты бы хотел все повторить.

– Тут не поспоришь, – согласился Петр.

– «Вятка» построит персональный маршрут, который тебе предстоит пройти, но нужно быть предельно готовым, чтобы вступить на эту тропу. Ты уже понял, что вернуться будет не так просто.

– И сколько длится такое путешествие?

– Всего три дня. – Рябой затушил окурок в блюдце и отхлебнул кофе.

– Это радует.

– Не забывай, где ты находишься, – напомнил Рябой. – Три дня могут растянуться на много суток, поэтому заранее предупреждаю, что нужно взять продуктов побольше. Как говорится, своя ноша не тянет. Лучше вернуться с запасом, чем остаться без еды на маршруте, где точно никто не придет тебе на помощь.

– Тебе было страшно в первый раз?

– Петруха, да мне каждый раз страшно! – Рябой дернул подбородком, вспоминая последнюю ходку. – Всякий раз «Вятка» умудряется меня удивлять.

– И когда мне стоит отправиться на «Вятку»?

– А вот это, брат, каждый решает сам. – Рябой убрал чашки в раковину. – Ты сильно-то не переживай. Каждый из нас через это прошел. Самое неприятное в этом деле даже не то, что ты там можешь встретить, а одиночество. Не каждый способен прожить хотя бы один день наедине с самим собой, а в экстремальных условиях все превращается в настоящее испытание.

– Вы с Волкогоновым и так на меня страху нагнали, – поежился Петр.

– Ну извини. – Рябой неловко пожал плечами и вышел в соседнюю комнату, но вскоре вернулся обратно, протягивая ему книгу. – Держи. Презент тебе.

– Что это? – Петр взял в руки увесистый томик и прочитал название. – «Кулинарная книга»?

– Научись уже сам готовить, Птенец! – Хозяин засмеялся.

Петя вздохнул, понуро опустив голову, встал из-за стола и засобирался домой: за окном уже почти стемнело.

– Спасибо. – Он совершенно не обиделся на подкол старшего товарища, понимая, что ему все равно предстоит постигнуть эту сложную науку, да и постоянно ужинать у Рябого ему самому было стыдно.

– Ты не обижайся, – похлопал Рябой молодого по спине, – я ж любя.

Петр кивнул и вышел наружу под мрачное небо без единой звезды. Улица встретила его пронизывающим холодом и неласковым ветром, взъерошившим его волосы. Он поежился и скорей пошел туда, где было тихо и одиноко.

Порой на него наваливалась безысходная печаль. Так бывает, когда ты долго находишься в самой гуще людской круговерти и вдруг неожиданно оказываешься в полной тишине совершенно один. Грусть подкрадывается к тебе незаметно и обхватывает своими томными руками, призывая заглянуть внутрь себя и понять, как ты на самом деле одинок в этой жизни.

Он зажег спичку и затеплил керосиновую лампу, ставя ее на стол. Затем растопил печь, которая весело затрещала березовыми поленьями, и взял в руки приключенческий роман, начатый накануне. Но как он ни пытался вчитываться в похождения пирата Карибских морей, буквы плясали, строчки расплывались, а мысли пускались вскачь. Нить повествования совершенно терялась. Тогда он отложил книгу в сторону и открыл топку. Он часто задавался вопросом, по какой причине люди любят смотреть на огонь, и пришел к довольно неутешительному выводу: человеку свойственно восхищаться тем хаосом, что способна сотворить природа, поэтому так притягивают взгляд картины штормов, лесных пожаров, извержений и землетрясений, – будто колоссальное количество энергии, выделяемое при этом, потрясает все наше естество. Разрушать куда проще, чем создавать. Для созидания требуется энергия совсем другого характера – творческая. А такая не каждому дана.

Он подбросил еще дров и решил немного вздремнуть, понимая, что книгу все равно читать больше не сможет. Лампа осталась гореть на столе: хоть он и считал себя достаточно взрослым мужчиной, вот только оставаться в одиночестве в кромешной темноте… неуютно, что ли?