В дверь тихонько постучали. Было поздно, она не могла уснуть.
– Кто там? – негромко бросила в пустоту роскошной комнаты.
Прислушалась, ожидая ответа.
– Это я, Том, – послышалось из-за двери.
Таня встала с кровати, накинула казенный халат, легкой походкой подошла и открыла.
– Проходи, – негромко бросила.
Махнула рукой, приглашая за собой, уселась на кровать, вопрошающе смотрела на Тома. Тот был слегка растерян. Таня была рада, что ее ночная меланхолия рассеялась.
– Чего я тебя здесь наблюдаю? – спросила с интересом, разглядывая своего товарища.
Том как-то скукожился, сник, боялся на нее посмотреть. Она любила его, не как парня, конечно, а как близкого человека. Он был ей очень дорог, был частью ее самой. И она даже знала, почему он здесь. Впрочем, не хотела спрашивать. Раз пришёл, значит ему так нужно. Понимала, что Том, как и она сама, волнуется и до жути боится той неопределенности, которую сулит завтра. Со всем этим осознанием неизвестного в одиночку Том не мог справится, наверное, потому и пришёл.
– Просто, – начал Том, запнулся, глубоко вздохнул. – Просто не могу заснуть!
– Да ты садись, возьми себе пива в баре! И мне принеси! – указала рукой на небольшой холодильник, встроенный в роскошную мебель номера.
Том с радостью и беспрекословно подчинился. Доставил ей бутылочку, себе взял парочку, вернулся и облегченно плюхнулся в кресло напротив, пригубил пивка.
– Тань, всегда тебе хотел задать вопрос, – начал он, слегка осмелев.
– Валяй! – Таня махнула рукой, приникла к бутылке, сделала пару глотков.
– Как ты стала пилотом? Ну в смысле такая крутая? – спросил он.
Татьяна улыбнулась.
– Ну а ты, как стал механиком крутым? – спросила в ответ.
– Это все знают, и ты в том числе, – смутился Том, – в рабах был, в машинном отделении жил, вот и научился.
Он вмиг стал печальным. Таня даже пожалела, что спросила.
– Мне было тринадцать, когда отец разбился, – начала она, – дальнобойщиком работал на «Ролл-траке».
– Это такие огромные одномоторные с твиндеками? – перебил Том.
– Ага, – подтвердила она, – а до этого, он служил пилотом на «Протоне», ракетном фрегате императорского флота города Святого Петра, участвовал в «Аркадийской» войне. Фрегат уничтожили, ему и ещё не многим удалось выжить. Отца по ранению списали, дали пенсию. Все равно средств не хватало. Пришлось переезжать в свободный город гильдии.
Таня замолчала, вспоминая.
– Жили небогато, там умерла мама. Я осталась с отцом, да и не отец он мне, отчим. Только вот роднее отца.
Том молча слушал, не перебивал.
– Мама познакомилась с ним тогда, когда я уже была. Отца я не знала, а мама про него не хотела говорить. Как-то так, – Татьяна замолчала, – отец брал меня с собой в долгие рейсы. Бывало, месяцами в воздухе болтались, он меня учил управлять воздушным судном. По сути, я стала настоящим пилотом, освоила грузовик, пилотировала его. Представь, в десять лет!
Она улыбнулась, сделала глоток из бутылки.
– Когда его не стало, меня отправили в приют, сраный работный дом. С тринадцати до шестнадцати я была рабом. Работала круглые сутки, нас били и унижали, мы дрались между собой за кусок хлеба, как дикие волчата. На кое-какие деньги, жалкие подачки за рабство, которые мне удалось скопить в работном доме, поступила в училище на курсы пилотов. Оно принадлежало гильдии. Училась, голодала. Затем… затем оказалось, что со своим дипломом я никому не нужна, меня никто не брал на работу. Жила на улице, голод стал моим верным спутником. Иногда просто хотелось броситься вниз и покончить с этой гребаной жизнью. Однажды повезло, удалось устроиться на местный очиститель-ассенизатор. Летали, чистили танки со всякой неприятной жижей. Там платили гроши, но это позволяло снять свой угол и хотя бы не голодать. Однажды «говносос» задел винтом коммуникации и рухнул. На мое счастье, не в мою смену. Но думаю, даже уверена, если бы я в тот момент была за штурвалом, помойник до сих пор бы сосал дерьмо. После такой новости я вновь осталась без работы. Пошла в ближайший бар, чтобы залить горе. Там и встретила Боско, во время недолгой совместной попойки я получила приглашение на «Жужаку». Ну, а что было дальше, я думаю ты хорошо помнишь. У меня появилась семья. Давай еще по одной бутылке, – махнула рукой, чтобы Том сходил еще за пивом.
Тот беспрекословно поднялся, отправился за новыми бутылками. В дверь постучали.
– Кто там? – спросила Таня.
– Это мы, я и Боско, – ответил Макс из-за двери.
Таня поднялась, пошла открывать.
– А Том у тебя? – спросил Макс, когда они вошли, – мы пошли к нему, а его нет.
– У меня, где же ему еще быть? – ответила Татьяна, посмотрела на топтавшихся парней в прихожей пригласила она к себе, – да блин, проходите уже.
– А че делаете? – спросил Боско.
– А вот, не твое дело, – оборвала его, затем подумала и добавила, – пьем, что еще делать?
– Да просто муторно, а в компании веселей, – объяснил, до этого молчаливый Том, стоя у бара в полумраке.
– Давай тащи сюда все пиво! – попросила Татьяна и воскликнула, – да чего вы стоите как неродные? Падайте уже куда-нибудь, ночь длинная!
Утром лучик солнца проник в номер через щель незакрытой шторы, осветил картину ночной попойки. Все спали на одной кровати. Определенно большую сторону заняла Татьяна, на остальном участке неудобно ютились парни. Весь пол номера был устлан пустыми бутылками из-под алкоголя.
В дверь постучали, никто не шелохнулся, постучали настойчивей.
– Господа, просыпайтесь, вы велели нам вас разбудить в шесть. Будьте уверены, мы настойчивые, – слышался из-за двери голос коридорного.
В номере зазвонил телефон внутренней связи. Таня с трудом расплющила глаза. Судя по тому, как они припухли, предположила, что снова плакала по пьяни. Скривилась от внутреннего стыда, во рту было мерзко и сухо. Толкнула локтем лежащего Макса в бок. Тот неожиданно вскочил со словами: “Я не спал!” Затем ломанулся с кровати, задел Тома, Том слетел вниз.
– Бля! – заорал оттуда.
– А ну, заткнитесь! – в свою очередь крикнул Боско.
Он натянул подушку себе на голову, брыкался ногами в черных носках. Таня приподнялась на локтях, чтобы обозреть размер бедствия. Накатило резкое головокружение, она поняла, что сейчас блеванет.
– Господа, вставайте! – бубнили за дверью.
– Блин, не лезет.
Том отодвинул тарелку с завтраком, взял чашку чая, пригубил. Вид у него был помятый. Сидели в роскошном, ярко освещенном утренним солнцем отельном ресторане, завтракали.
– Чё ты сёрбаешь? – спросил Макс, который тоже был не лучше.
– Я не сёрбаю, – оправдался Том.
– Да сёрбаешь! – буровил Макс, сам не зная почему, но его все бесило.
– С чего ты взял? Сидишь тут, воняешь носками, – принял вызов Том.
– Заткнитесь, суки! – зашипела Таня, обхватила больную голову руками.
– А ну, пошли вон отсюда! Позорите меня! Чтобы через двадцать минут стояли готовыми у входа, уроды! – зло разразился Боско.
В мгновение воцарилась тишина, все замерли. Первым отреагировал Макс, резким движением встал и слинял в направлении своего номера. За ним молчаливо удалился Том.
– О кей! Как скажешь, Босс! Все будет сделано, – Таня поднялась, засеменила к себе.
Боско проводил ее глазами, взял вареное яйцо, спокойно почистил, посолил, засунул целиком в рот, принялся задумчиво жевать в тишине. На него с удивлением смотрела ошарашенная публика, сидевшая за столиками вокруг.
Пространство
– Привет! – входа их встретил ядовитый Жоржик, поздоровался со всеми, откровенно пялился на Татьяну.
С ним в компании был еще один парень. Тот был выше Жоржика, худой, очень бедно одет. В синих коротких брюках, в серой до колен кофте, в коричневых видавших виды ботинках, с огромной черной кожаной сумкой на лямке, надетой через плечо. Лицо у парня, в отличие от рыжего Жоржика, выглядело доброжелательно. Выразительные голубые глаза смотрели открыто по-доброму. Прямой нос, тонкие губы и волевой подбородок. И копна светлых соломенных волос на голове. Парень с интересом разглядывал компанию, улыбался.