Порой я сижу на крыше и смотрю, как летучие мыши кружат в лунном свете. Или наблюдаю, как мои не-родители спят, и храбро подношу руку к волосам не-мамы. Но сегодня я только ем.

Разделавшись с трапезой из отбросов, я подхожу к раковине, наклоняю голову к крану и жадно глотаю сладковатую, чистую воду. Напившись, вытираю рот тыльной стороной ладони и тихонько выскальзываю на крыльцо. Поднимаю с верхней ступеньки миску, которую оставила там моя не-сестра. На поверхности плавает букашка, и я заглатываю ее вместе с молоком.

Я уже хочу скрыться в лесу, когда сбоку от дома замечаю длинную тень с пальцами, похожими на ветви.

С яростно колотящимся сердцем крадусь вниз по ступенькам и заползаю под крыльцо. Мгновение спустя Богдана заворачивает за угол дома. Она по-прежнему такая же высокая и жуткая, какой я запомнила ее в первую ночь, – даже еще ужаснее, потому что теперь я знаю, на что она способна.

У меня перехватывает дыхание. Я закусываю щеку, чтобы случайно не закричать и не дернуться с места.

Я наблюдаю, как Богдана проводит ногтем по просевшей от времени алюминиевой облицовке стены. Пальцы у ведьмы длинные, как цветочные стебли, а руки и ноги – вытянутые и тонкие, точно березовые прутья. Пряди черных волос, похожие на листья сорняка, спадают на белое, цвета поганки лицо и наполовину прячут крошечные глазки, в которых светится злоба.

Она заглядывает сквозь оконное стекло. Ей ничего не стоит поддеть раму ногтем, проскользнуть в дом и убить моих не-родных во сне, перерезав им горло, а потом содрать с них кожу.

Это все моя вина. Если бы я держалась отсюда подальше, она бы не почуяла мои следы рядом с домом. Ее бы сейчас здесь не было. «Это я виновата».

Теперь у меня есть два варианта. Я могу остаться на месте и слушать, как моя не-семья умирает. Либо могу увести ее подальше. Выбор очевиден – мешает лишь страх, ставший моим вечным спутником с тех самых пор, как меня выкрали из мира смертных. Ужас прожег мои кости и засел в моей сущности.

Но как бы ни жаждала безопасности, еще сильнее я хочу, чтобы мои не-родные остались живы. Пусть я больше не часть семьи, но мне необходимо их защитить. Если их не станет, оборвется последняя ниточка, связывающая меня с той Рэн, которой я когда-то была, и мне останется лишь плыть по течению.

Я делаю глубокий, судорожный вдох и выпрыгиваю из-под крыльца. Бегу к дороге, подальше от леса, где ей не составит труда нагнать меня. Несусь по газону, не соблюдая осторожности и не обращая внимания на хруст сухих веток под босыми ногами. Каждый звук эхом разносится в ночной тишине.

Я не оглядываюсь, но знаю, что Богдана услышала меня. Она наверняка повернула голову на шум и теперь раздувает ноздри, стараясь уловить мой запах. Движение привлекает хищника. Пробуждает в нем инстинкт погони.

Фары машин слепят меня, и я морщусь, ударившись о бордюр. В моих слипшихся от грязи волосах застряли листья. Некогда белое платье приобрело землисто-серый оттенок и покрыто пятнами – подобный наряд подошел бы призраку. Может, и мои глаза светятся в темноте, будто звериные? Не исключено, что так и есть.

Грозовая ведьма несется за мной – стремительная, словно ворон, и неумолимая, как злой рок.

Я перебираю ногами еще быстрее.

Острые камешки и осколки стекла впиваются в босые ступни. Поморщившись, я случайно оступаюсь, и мне вдруг кажется, что я чувствую дыхание ведьмы за спиной. Ужас придает мне сил бежать дальше.

Теперь, когда я увела ее прочь от дома, мне нужно как-то ускользнуть самой. Если она отвлечется хотя бы на мгновение, я найду где спрятаться. Я очень хорошо развила этот навык, пока жила при Дворе Зубов.

Я сворачиваю в переулок. Замечаю в сетчатой ограде небольшое отверстие, сквозь которое можно протиснуться. Бегу что есть сил, скользя по грязной, усеянной мусором земле. Ударяюсь об ограждение и вдавливаюсь в дыру, чувствуя, как металл царапает кожу. Воздух вокруг наполняется резким запахом железа.

Я несусь дальше, слышу, как забор ходит ходуном, когда через него перелезают.

– Остановись, глупая! – кричит мне вслед Грозовая ведьма.

Паника заполняет мои мысли. Богдана бежит слишком быстро, слишком уверенно. Она убивала как смертных, так и фейри задолго до моего рождения. Если она призовет молнии, надежды на спасение не останется.

Инстинкт говорит мне вернуться в лесное убежище. Залезть в шалаш, свод которого я свила из ивовых веток. Лечь на дно, выстланное гладкими речными камушками, – когда-то я вдавливала их в мокрую от дождя землю, пока они не образовали такую плоскую поверхность, чтобы на ней можно было спать. Мне хочется завернуться во все свои три одеяла, хоть они и изъедены молью, запачканы грязью и обожжены по краям.

Там спрятан разделочный нож. Острый, хоть и не длиннее ее пальца. В любом случае он лучше любого из трех маленьких лезвий, которые имеются у меня при себе.

Я резко поворачиваю к жилому комплексу и бегу по лужам света. Пересекаю одну дорогу за другой, а потом срезаю путь по детской площадке. Цепи качелей оглушительно скрипят.

У меня лучше получается развеивать чары, чем создавать их, но со времени последнего визита Богданы я заколдовала свое логово так, чтобы каждого, кто приближается к нему, охватывал необъяснимый ужас. Теперь смертные держатся отсюда подальше, и даже фейри, оказываясь неподалеку, ощущают смутное беспокойство.

Я и не надеюсь, что мое колдовство отпугнет ведьму, но, с другой стороны, я вообще мало на что могу надеяться.

Лорд Джарел и леди Ноури не боялись никого, кроме одной лишь Богданы – ведьмы, которая умела призывать грозы, которая прожила бесчисленное множество лет и знала о магии больше, чем большинство ныне живущих. При Дворе Зубов я видела, как она вскрывает людей и пожирает их. Видела, как она выпускает кишки фейри только потому, что их слова показались ей обидными. Видела, как она призывает молнии, стоило чему-то вывести ее из себя. Именно Богдана помогла лорду Джарелу и леди Ноури, когда те задумали зачать ребенка, а потом спрятала меня среди смертных. К тому же она не раз становилась свидетельницей мучений, которым меня подвергали при Дворе Зубов.

Пусть официально я считалась королевой, лорд Джарел и леди Ноури никогда не позволяли мне забыть, что я принадлежала им. Лорд Джарел получал наслаждение, таская меня на поводке, словно животное. Леди Ноури жестоко наказывала меня каждый раз, когда ей казалось, что я проявляю неуважение, пока я не стала похожей на зверя. Я рычала, царапалась и кусалась, едва осознавая хоть что-то, помимо боли.

Однажды леди Ноури выгнала меня на заснеженное поле, где гулял ветер, и заперла двери замка на засов.

«Раз тебе не подходит роль королевы, поищи себе другую судьбу, никчемное дитя», – сказала она.

Несколько дней я шла куда глаза глядят. Я ела один лишь лед, не слышала ничего, кроме завываний холодного ветра. Если плакала, то слезы застывали прямо на моих глазах. Но я продолжала идти вперед в безумной надежде, что на своем пути встречу кого-нибудь, кто поможет мне, или же сама найду способ сбежать. На седьмой день я поняла, что, описав большой круг, вернулась в исходную точку.

Когда я потеряла сознание и упала на снег, именно Богдана завернула меня в мантию и на руках отнесла в замок.

Ведьма прошла в мою комнату с ледяными стенами и опустила меня на ложе из звериных шкур. Коснулась моего лба пальцами, которые были в два раза длиннее обычных. Посмотрела на меня своими черными глазами и покачала головой, так что ее буйные, спутавшиеся от гроз волосы заходили ходуном.

– Сейчас ты мала и напугана, но это не будет продолжаться вечно, – сказала она мне. – Помни: ты королева.

Услышав ее слова, я подняла голову. Она говорила так, словно королевский титул был поводом для гордости.

Когда Двор Зубов отправился на юг воевать с Эльфхеймом, Богдана за нами не последовала. Я думала, что никогда больше не увижу ее, и сожалела об этом. Если кто-то из них хоть немного заботился обо мне, то это была она.