7.

Прием в Майском был событием месяца. Приглашения на Вальс цветов по случаю дня рождения младшей дочери Кадашевых были разосланы еще за месяц, чтобы дамы смогли подготовить наряды, а их мужья и кавалеры оплатить. К шести вечера потянулись первые автомобили, экипажи и фаэтоны гостей. Мифические существа каменных ворот торжественно встречали банкиров и промышленников, кавалергардов и высших чиновников Баку. Многие приезжали целыми семьями, с женами и незамужними дочерьми. Такой прием был способом поддерживать нужные связи, а также стать началом выгодного знакомства. Слуги с ног сбились, принимая транспорт гостей. Калейдоскоп юбок, шляпок, духов, женский и мужской смех к половине седьмого заполнили внутренний двор и сад Майского.

В зале играли музыканты. Но пока подъезжали гости, распорядитель бала – начальник бакинского военного гарнизона Иван Иванович Оболенцев – не начинал танцев.

Хозяева дома – Павел Иванович во фраке и Катерина Муратовна в темном расшитом золотыми цветами платье с высокой прической – стояли в центре залы и приветствовали гостей. Катерина Муратовна искренне улыбалась, но было заметно, что она взволнованна и чего-то ждет. Периодически она склоняла голову к мужу и что-то ему говорила.

В это самое время в зал, наконец-то, вошли сестры Кадашевы, одна ослепительнее другой. Увидев дочерей, Катерина Муратовна счастливо заулыбалась, каждую обняв и поцеловав в щеку, а Павел Иванович с довольным видом наблюдал, как появление его дочерей заставило всех затихнуть.

Ольга с Машей прошли в залу, а Саше, как виновнице торжества, пришлось стать рядом с родителями и приветствовать гостей. Она стояла, взволнованная и смущенная, принимая поздравления и комплименты от людей, которых по большей части не знала. Многих из них Саша видела впервые, а потому старалась запомнить имена, фамилии, звания, которые ей тихо нашептывала на ушко мать. Но гостей было так много, что все эти звания и имена путались и быстро забывались. В зале было много офицеров, их зеленые и красные мундиры заставляли Сашу замирать, тайно надеясь увидеть его.

Когда, наконец, нескончаемый поток гостей закончился, а зала наполнилась смехом и шорохом платьев, когда дамы выстроились вдоль стен, нетерпеливо ожидая приглашений на танец, обмахиваясь веерами, а мужчины разбились в кружки, чтобы предаться беседам о политике и последних новостях, распорядитель бала объявил первый вальс.

Саша любила танцевать, а потому с первых же нот вальса смущение и волнение исчезли. В шорохе платьев под мелодичные звуки Шуберта ноги сами двигались стремительно и ритмично, вспоминая годами отточенный навык. Свой первый танец Саша отдала старшему брату, второй – Алеше. Потом танцевала с отцом, периодически меняясь с братьями. Пятый танец благосклонно подарила Косыгину, о чем тут же пожалела. Поручик пытался любезничать, что вызывало в Саше раздражение и неприязнь. Она еще помнила ту сцену на диване в кабинете отца. А потому после одного танца с Косыгиным больше с ним не танцевала, испытывая страшную брезгливость. Вряд ли поручик расстроился, потому что пару раз ему удалось-таки заполучить в объятия Ольгу Пурталес. И Саша видела, как Ольга игриво улыбалась ему, а на ее щеках играли манящие ямочки, но, сколько бы Косыгин ни пытался склониться ниже к ее божественному локотку или груди, Ольга хлопала его веером и уворачивалась. Может, от этого, а может, от выпитого шампанского вскоре щеки его яростно заалели, глаза заблестели, а рыжие пышные усы, казалось, встали торчком на довольном лице.

А вот танцы с Алешей Сашу от души повеселили. Алеша при всей своей юности и миловидности был слишком угловат и нескладен, танцы давались ему с трудом, а потому он постоянно ошибался, чем заставлял Сашу весело хохотать. Она пыталась его поддержать и вести в танце, но Алеша то путал руки, то начинал не с той ноги, от чего смеялся и сам, вспыхивая и бросая на Сашу виноватые взгляды. Саша лишь весело обнимала его и, поймав его ладони руками, снова пыталась вести.

Выбившись из сил, Алексей забавно сдул повисшую влажную челку со лба и, нескладно поклонившись Саше, уступил очередь прочим кавалерам, отходя к старшему брату, который стоял в кружке офицеров. Ловя его взгляд, Саша понеслась в безудержном вальсе, увлекаемая бесконечной чередой кавалеров, что пытались завладеть ее вниманием. Их имена и лица, заученные комплементы и остроты тонули в звуках живой музыки. Саша и не старалась их запомнить, а просто улыбалась и танцевала. Танцевала, как никогда!

После очередного вальса, она уже и не помнила, какого по счету, Саша почувствовала легкое головокружение. Тугой корсет мешал ей вдохнуть полной грудью. Да и платье было довольно тяжело, особенно длинный шлейф. А потому, виновато улыбнувшись очередному подскочившему к ней офицеру, она стремительно прошла к дальнему окну гостиной, желая передохнуть. Здесь в полутени, возле фортепиано, у открытого настежь окна можно было спокойно отдышаться, при этом открывался хороший обзор для наблюдения за всеобщим весельем. Упав на стоявшую у окна банкетку, на которой давеча они с мамой сидели и играли в четыре руки, Саша принялась отчаянно обмахивать себя веером, пытаясь выровнять разгоряченное дыхание.

– Мое восхищение, юная леди, – послышался вдруг совсем близко чей-то знакомый насмешливый голос.

Саша от неожиданности вздрогнула и обернулась. В самом углу, куда слабо попадал свет, в кресле, закинув нога на ногу, сидел тот самый Шацкий, спаситель ее шляпы! Он широко улыбался, не сводя с нее глаз. Она его сразу узнала, почувствовав, как кровь почему-то сначала совершенно отхлынула от лица, а потом ярким румянцем вспыхнула на припудренных щеках. В недоумении Саша произнесла:

– Вы?…Что вы здесь делаете?…Простите, не помню, как вас зовут, – соврала она зачем-то и, пытаясь скрыть свой испуг и смущение, отвернулась.

Он, нисколько не смущаясь, приподнялся и театрально поклонился, протягивая ей руку для приветствия.

– Никита Васильевич Шацкий, прелестная незнакомка. Не хочу вас смущать, но, похоже, что меня пригласил ваш отец… – поцеловав ее заметно подрагивавшую ручку, он придвинул ближе кресло и снова сел, все также улыбаясь. – Вы меня снова удивили. Два дня подряд я встречаю вас в самых неожиданных местах. Может, это судьба? – с насмешкой добавил он.

Чувствуя странное волнение и даже испуг от его внезапного появления в своем доме, Саша прислонилась спиной к портьере, пытаясь вспомнить весь их вчерашний разговор. Не наговорила ли она чего лишнего? Господи! Все, все было лишним! Кто же знал, что случайный человек за версту от родного дома непременно окажется знакомым отца?! Отец! Черт! Он все-таки знает отца!

Пытаясь совладать со своим волнением, Саша старалась глубже вдохнуть свежий воздух, который проникал сквозь тяжелый тюль окна живительной прохладой. Она раскрыла свой веер, невольно радуясь тому, что в этой части залы была легкая полутень, которая могла скрыть ее слишком явный румянец. Медленно обмахивая себя, она с недоверием искоса наблюдала за Шацким.

Он, кстати сказать, занимался тем же: смотрел на нее с нескрываемым любопытством, довольно вальяжно расположившись в кресле и постукивая по подлокотнику пальцами левой руки. Вид у него был довольный и удивленный одновременно. Саша отметила про себя, что выглядел он с иголочки. Ему очень шел дорогой темно-синий костюм, изысканная бархатная жилетка с вышитыми узорами в виде турецких огурцов и в тон ей бархатная бабочка, а также модные английские ботинки. Тугой манжет белой рубашки был перехвачен квадратной золотой запонкой с темно-синим камнем. Стоило признаться, он неплохо разбирался в моде.

Она отвернулась, сильнее обмахивая себя веером, заключив, что ей все-таки больше нравились военные.

– Значит, пугливая морская нимфа – дочь местного промышленника, Александра Павловна Кадашева, виновница сегодняшнего торжества? – произнес тем временем Шацкий с неизменной улыбкой. – Позвольте же и мне присоединиться ко всем многочисленным комплиментам и поздравлениям в ваш адрес, Александра Павловна, – он особенно улыбнулся, произнося ее имя во второй раз.