Дед Степан подумал, что немного завидует пигалицам и почему-то даже порадовался этому своему пониманию. Завидовал-то, можно сказать, по-хорошему – зла не желая, и даже напротив – желая голопупым нормального бабьего счастья…

– Больницы – они, конечно, и в прежнее время были аховые, – продолжал брюзжать соседушка справа, – но ведь взял талончик и стой. А теперь сперва запишись, потом талон на этом их компьютере пробей, да еще три очереди займи.

– Почему три-то?

– Одна по времени, другая без талончиков, третья – за деньги.

– А-а…

– Чего а-то! Все же с норовом, – не уступают. И ссорятся, скандалят… Давеча подрались двое, сам видел.

– Прямо в больнице?

– Ну да… Главное: обоим за семьдесят, оба красные, ровно лососи, а туда же – кулачонками машут. Думал, там их кондратий и хватит.

– Не хватил?

– Да нет, бабки разняли. Такой хороводище развели – стыдобина!

– А сами врачи что?

– Что врачи? Им так интереснее даже. Каждый день как на фронте.

– Ну так! И деньги, наверное, живее несут.

– Кто-то несет, а кто-то и везет. Я одного видел – вовсе на танке приехал…

– Чего?!

– Ну, на джипе – гробина такой у них широченный. Хаммер, что ли, называется… Вот, значит, приехал и сразу без очереди в регистратуру. На него шикнули, так он матом всех – спокойно так, без злобы – и к окошечку.

– Взорвать бы такого! Вместе с машиной.

– Взорвем, – неожиданно для себя пообещал Степан. – У меня и граната припасена. С начинкой графитовой.

На него поглядели странно, даже примолкли на минуту. Можно было и пошутить вдогон, смягчить сказанное, но он не стал.

– Мда… Кое-кого и впрямь взорвать не мешало бы, – мутно протянул ближайший старик.

– Только лучше-то от того не станет! Сколько они друг дружку-то месят – и толку?

– Да уж, у нас оно завсегда так…

Поболтали еще немного. О хворях, о ценах на лекарства, о том, какие из них злее, какие хлипче. Дружно ругнули скупщиков металлолома. Накануне в газетах писали про малыша, что шел по улице и провалился в колодец. Люк, значит, кто-то стянул, а внизу варево, чистый кипяток, – так и сгинул малютка.

– И кто законы такие придумал, чтобы люки в лом сдавать?

– Понятно, кто, – рассказчик кивнул на потолок. – Им по тротуарам не ходить, и детки, небось, все за границами…

«Взрывать, – мысленно вынес приговор дед Степан, – к чертям собачьим!» И тут же вспомнил, что еще совсем недавно подобные посиделки вызывали у него ухмылку. Он ведь и впрямь считал себя прогрессивным дедом – очень уж хорошо помнил, как хаяли молодежь в его юные годы. Смех было слушать! Так и просилось на язык язвительное – про песочек с маразмом. Но вот кукукнули годочки, и тоже превратился в старого мухомора. И понимал ведь: самое распоследнее дело – бурчать да ворчать, но такое уж времечко народилось – заскорузлое да сердитое, что поневоле вспоминалась радуга прошлого. А ведь, в самом деле, разное было! Не только чернота голимая. И на курорты ездили, и в Закарпатье какое-нибудь, и к далекому Байкалу. За пять лет можно было скопить на билет к любому морю – хоть Балтийскому, хоть даже Аральскому с Японским! А теперь и Аральского, по слухам, не стало. Высохло с горя. Все равно как лужа какая. Да и Каспий с Черным вроде как за рубеж отъехали – в компании с Балтикой. А если еще и озера начали скупать да проволокой огораживать – совсем будет тошнехонько. Один выход – купаться и загорать на Северном Ледовитом. Закаляться и подстилать вместо полотенец шубы…

Сплюнув в сердцах, дед Степан испуганно перекрестился.

***

Вечер сгустился внезапно. Наверное, в соответствии с его настроением. Выйдя на улицу, дед ругнулся про себя, и небо ответно раскашлялось. Прыснув из-за туч, молния по-кошачьи царапнула землю. И еще раз, и еще. Дождя все не было, а гром продолжал рокотать. Словно некто сердитый ломал и ломал о колено черный небесный эбонит. А может, все это сверкало и потрескивало у него в голове. Негоже после семидесяти столько пить.

Впрочем, если считать обычными российскими мерками, не так уж много дед Степан и выпил, но ум все равно повело. Сказывалась непривычка. И вроде было до дому рукой подать, а все одно забрел не туда. Давно известно: торная дорога не для выпивох. Вздорный этот народец сплошь и рядом выгребает на тропки горные, рисковые да вертлявые. Вот и его занесло куда-то не туда. Только и запомнил сверкающее стекло да бесконечные прилавки с режущей глаза пестротой – бисер, сияющие пуговки, пряжки. Тут же лоснились меха, шпалерами тянулись куртки, рубахи и прочая телесная маскировка. Наверное, это был торговый центр, и дед Степан, конечно, не удержался, затеял с продавщицами спор. Начал наскакивать все с теми же бородатыми вопросами:

– Одеколона нет? А почему? – он тряс головой и тыкал пальцем. – Раньше был, теперь нет. А лосьон? Тоже пропал?

– Дедуль, успокойтесь. У нас специальное распоряжение. Смена ассортимента.

– Чего смена?

– Ассортимента. Слышали такое слово?

– Ну…

– Вот. Очень уж часто употребляет ваш брат одеколон не по назначению.

– А если кто по назначению? Тем как быть?

– Для них есть тоники…

Дед Степан требовал тоники и смотрел на цену. Меньше, чем за сотню, пузырьки не попадались, и очередной заговор трещал по швам, рассыпался на глазах. Отечественные лосьоны уничтожили, чтобы на рынок выпорхнула западная дорогостоящая отрава.

– Вот, значит, что удумали! Хитрецы подковерные! Менаджоперы хреновы!

– Проспись, дед! Сейчас охрану вызовем.

– Знаю… Вызвали уже одного. На озеро родимое. А я, может, с пяти лет на нем рыбалил! Плавать учился…

– Какое озеро, о чем ты, дед?

– О чем надо, про то и толкую… – дед Степан лез в карман, как бы вспоминая, куда засунул нужное. – Ничего. Зайду домой и вернусь. Только штучку одну прихвачу.

– Какую штучку?

– Да гранату. Слыхали, небось, про Ф-1? Лимоночка расейская! С тех самых времен и осталась. На всех хватит. Еще и с прицепом! Всю вашу охрану вместе с лосьонами на воздух подниму…

– Совсем спятил, дед!

– Вот там и посмотрим, кто спятил, а кто не очень. Ничего! Найдется и на ваши холки уздечка…

Его задержали на выходе. Крепкие ребята в униформе торгового центра. Они же и передали старика с рук на руки подъехавшему наряду патрульно-постовой службы.

– Бузил, что ли?

– Да черт бы с этим… Гранатой угрожал. Вроде как дома припрятал. Обещал вернуться и взорвать тут все.

– Вот придурок. Может, горбатого лепил?

– Так кто ж его знает. Взрывают же. То тут, то там.

– Ладно, проверим…

Препроводив незадачливого террориста в желтобокий «луноход», патруль двинул прямиком к нему домой. Дед и адреса не стал скрывать, перестал бояться. Усевшись на холодную, обитую жестью скамейку, продолжал духариться, кричал расположившемуся напротив круглолицему сержанту с черным коротышкой-автоматом:

– Кому прислуживаете? Мы же про вас фильмы смотрим, душой болеем, а вы вона как. Полицаями стали, да? Может, еще в фашистов вас скоро переименуют?

– Чего мелешь, старик!

– Это не я мелю, вы мелете. Такая мучица будет, всех пронесет.

– Лучше скажи, где там у тебя граната? – круглолицый смотрел строго.

– Какая граната, сынок?

– Да грозил которой?

– Это ты что-то напутал, – дед нервно хохотнул. – Моя грозилка давно уж на пенсии. И дома ничего кроме пушки армейской нетути.

– Какой еще пушки?

– Да именной. И в чехольчике «ППШ» за шкафом. До лучших времен.

– Ага, еще пулемет и зенитное орудие…

– Зачем мне орудие, хватит и ППШ. Хорошая машинка! Я с такими по лесам бегал. Ты-то, небось, и не видел ППШ настоящий.

– А мне и без надобности, у нас другое оружие, – круглолицый огладил ладонью свой коротенький автоматик.

– Разве ж можно их сравнивать! Там – механизм, техника боевая, а это фитюли.