– Степлер?

– Дырокол! Я ведь очень уважаю Иннокентий Бенедиктовича, посему – дырокол и ничего кроме дырокола!

– Кровожадно!

– Дырокольно, я бы сказал! Я, конечно, попытаюсь сейчас его отыскать, но…

– Знаю, знаю! Иннокентия Бенедиктовича в такой час днем с огнем не сыщешь!

– Именно! Может попробовать ночью с водой?! А вдруг успех?

– Это тоже вряд ли.

– Да-а, мир несовершенен. Я вот с ума сошел. То ли от перенасыщенного общения с клиентами, то ли от нестыковок в вычислениях. Духота еще стоит. Кондиционер вон, сломался… Цунами, извержения вулканов, ураганы, оползни, землетрясения… Природные катаклизмы вкупе с депрессией, одолевающей массы.

– Хорошо хоть метеоритных дождей нет.

– Будут! Дайте срок! Обязательно зарядят! Надо бы зонт купить, а то мой износился совсем.

– И шабаши отсутствуют. Чернокнижники, – те вообще исчезли. Не все так плохо.

– Гм…кажется галлюцинации пошли. Видимо высокие температуры сказались.

– А-а, вы про это? Нет, коллега, это не галлюцинации, я тоже вижу ворону.

– А я ведь говорил вам, Прохор Амбросович, приладьте вы табличку: «Парковка на подоконнике только для насекомых». Так нет же.

– Когда это вы мне такое интересно говорили?

– Разве, нет?

– На все сто процентов!

– Уверены?

– Как никогда!

– А как всегда не уверенны, значит?

– Иногда.

– Гениально, Прохор Амбросович! Но вернемся к нашим баранам. Здесь я ворону имел в виду.

– Я понял.

– Догадались?

– Вроде того.

– Ну, тогда, вопрос дня!

– Я весь во внимании.

– Только прошу, одежду не снимайте.

– Что???

– Вопрос дня может сорваться.

– Я и не собирался.

– Тогда, под торжественный грохот фанфар, вопрос. Как вы считаете, уважаемый Прохор Амбросович, с какой целью данное пернатое создание решило облагородить своим присутствием нашу скромную обитель?

– Боюсь, ответ будет не очень.

– Не бойтесь, Прохор Амбросович, я с вами, вы главное одежду не снимайте.

– Да, с чего вы взяли?!? Я что, когда-нибудь был замечен за таким делом?

– Хотите сказать, вы не сторонник прилюдных раздеваний?

– Да, нет же! Тысячу раз, нет!!!

– Тогда отвечайте немедленно, а то не ровен час, я сам раздеваться начну.

– Что здесь делает эта ворона?

– Ну, да.

– Понятия не имею!

– Может, у нее спросим? Ворона, ворона, сколько мне лет жить осталось?

– Обычно, такие вопросы кукушке задают.

– Думаете, она лучше осведомлена?

– Не знаю, просто традиция такая.

– То есть, по-вашему, я разрушитель традиций получается?

– Вероятно. Вы ведь на прошлый новогодний корпоратив принесли ёлку, украшенную чайными пакетиками.

– Неожиданный ход с моей стороны, согласитесь?

– Более чем.

– Еще бы, елка на новый год, – вот я всех удивил, да?

– Я вообще-то чайные пакетики имел в виду.

– А что с ними не так? Я конечно больше кофе люблю. Но украшать ёлку кофейными баночками это, по-моему, перебор. Или нет?

– Вы сейчас серьезно?

– А то! Знаете, Прохор Амбросович, какой я серьезный человек? Я даже себе в зеркале не улыбаюсь.

– Что так?

– Чересчур драматичное выражение лица!

– Ну, вы завернули!

– Это у меня от дяди, он тридцать лет в упаковочном отделе отпахал! У вас, кстати, сыра с собой нет?

– Нет. А зачем?

– Можно басню инсценировать, я альтернативный финал придумал даже!

– Чувствую, сейчас выдадите.

– И чувства вас не обманули, Прохор Амбросович!

– На стол встанете?

– Блестящая мысль!

– Я пошутил.

– Поздно!

– Вы хоть бумажку какую-нибудь подстелили бы…

– Ворона каркнула во все воронье горло,

Вороний лор развел руками:

«Увы, голубушка, но слишком поздно.

Вы, кстати, гроб то заказали?»

– Потрясающе!

– Не стоит.

– По-моему, у нее глаз задергался.

– Наверняка, от «голубушки»!

– А вы любитель басен, значит?

– А то! В детстве увлекался. Особенно мне нравилась «Муравьед и муравей».

– Может – «Стрекоза и муравей»?

– Нет, нет, я прекрасно помню. Там мораль еще такая была – хоть вкалывай всю жизнь до седьмого пота, хоть все время дурака валяй, – когда-нибудь, при любом раскладе, за тобой придет муравьед!

– Удивительный вы человек, однако.

– Сам иногда в шоке бываю…ой, глядите, улетела.

– Действительно.

– Считаете, из-за моей импровизации?

– Из-за крыльев, скорее, хотя и ваш вариант не исключаю.

– А нам? Нам уже пора?

– Да, время. Выключаем компьютеры, гасим свет и выходим. Только вы сначала пообещайте мне одну вещь.

– Для вас, Прохор Амбросович, всё что угодно!

– Опустите правую руку. Медленно, так, чтобы я видел. Теперь положите степлер на пол. И пните его ногой в мою сторону.

– Вот так?

– Да, отлично. Ну, всё. В путь.

– Летим, Прохор Амбросович, и как можно меньше воздушных ям нам в дороге!

Июль.

Ежевика по Фрейду.

16:31

– Совсем позабыл. Вот, пожалуйста, угощайтесь.

– Премного благодарен! Урожайный год, да?

– Во всяком случае для ежевики. Признаюсь, честно, подустал от дачи. Придешь с работы, толком не поужинаешь, так похватаешь всё на скорую руку и бегом туда.

– Галопом?

– Скорее рысцой. И давай: полоть, поливать, да мошек успевай отгонять.

– И как, успеваете?

– Пока да, но с возрастом понимаю, что придётся отказываться от такого удовольствия.

– Да, вы извращенец, батенька, раз такой вид досуга для вас удовольствие. Я вот, попробовав однажды подобное, понял – это не моё и сразу отказался.

– Каждому своё.

– Согласен. Одному, к примеру, в такое пекло, под вентилятором эстетствовать, листая Чехова, другому, – практиковать садомазохистское огородничество.

– Не всем же бездельничать, как вы.

– Это точно. А вам, дорогой мой Прохор Амбросович, известно откуда произошло название сей прекрасной ягоды?

– Нет. Но чувствую не долго мне оставаться в неведении.

– И чувства не обманули вас. Рассказать?

– Давайте. Всё равно на сегодня уже работы никакой.

– Так вот. Был такой селекционер, по величию – второй после Мичурина. Хотя, возможно, что и третий. Вам не принципиально?

– Абсолютно.

– А я считал вас принципиальным человеком. Полагал, уж у кого, а у Прохора Амбросовича этих принципов ну просто завались.

– Вы отвлеклись от истории.

– Ах да! Звали того человека Александром Александровичем. В узких кругах, был известен как Сан Саныч. Занимался он усердно биологией своей, селекционировал дни и ночи на пролёт. И как-то раз, начальство Сан Саныча прикрепило к нему одну студентку, для прохождения практики. И закрутилась меж ними любовь страстная. Прямо как у вас с вашими огородами!

– Это как?

– Не будем вдаваться в подробности. В общем, милование – милованием, но Александр, свет его Александрович, о работе все же не забывал. И вывел на свет божий ягоду новую. И пришла, значит, пора собирать её. Рвут они куст и вдруг под ним обнаруживается зверёк, в теплицу случаем пробравшийся. И наш селекционер, преисполненный восторгом, как закричит: «Смотри! Ежи, Вика! Ежи!» Вот, собственно и всё.

– То есть, благодаря имени девушки и повстречавшимся ежам…

– Не верите?

– Нет, конечно.

– И правильно делаете!

– Знаю. Я уже как-то привык к вашим шуткам, спокойно отношусь.

– А к чему вы, Прохор Амбросович, относитесь беспокойно?

– К нашим беседам в целом.

– А что с ними?

– Полное отсутствие логики наблюдается.

– Понимаете Прохор Амбросович, наши с вами диалоги конечно же не более чем постмодернистское безобразие. И так как алогичное содержание бесед не контролируется ни какими ограничительными рамками, то оно вполне способно заменить реальность нашего бытия. И тогда обескураженность, стремящаяся покрутить пальцем у виска, оценивая наш с вами бред, сменится шоком от произошедшего.