Она открыла дверь почти сразу, но не зажгла свет в прихожей.

– Привет. Проходи в комнату, – прошелестела она и исчезла так стремительно, что я даже не успел разглядеть ее лица в полумраке. Только золотистый локон мелькнул в одиноком блике на обоях.

– Насколько я помню, кто-то собирался коротко подстричься! – весело прокричал я, стаскивая туфли.

Ответом было молчание. Я вошел в комнату. Кэт стояла у окна, скрестив руки на груди, и пристально смотрела на меня. Похоже, снова что-то задумала. «На этот раз ей не удастся меня одурачить», – дал я себе зарок, терпеливо дожидаясь улыбки на ее лице.

– Кто-то собирался подстричься, но передумал? – продолжил я ехидно.

Некоторое время Кэт молча смотрела на меня, затем отвела глаза.

– Да, кто-то передумал, – проговорила она каким-то неузнаваемым глухим голосом.

– Наверное, парикмахер сбежал, увидев, какую красоту ему придется срезать, а? – не унимался я. – Или всю парикмахерскую закрыли на санитарный час, завидев, как ты идешь к…

– Случилось несчастье, – вдруг медленно произнесла Кэт.

Прерванный на полуслове, я не сразу понял смысл этих слов. Улыбка на моем лице замерла, словно не знала, что ей делать дальше. Мне все еще казалось, что взгляд Кэт вот-вот прояснится, и она выдаст какую-нибудь шутку, превращающую такое странное начало разговора в фарс.

– Несчастье? – переспросил я, глупо ухмыляясь и недоверчиво наклонив голову.

– Сбила машина, – послышался ее растерянный голос.

«Это не может быть правдой. Какая машина? Вот она стоит передо мной, живая и здоровая. Все-таки розыгрыш. Надо же, какая артистка на мою голову», – подумал я.

– Тебя сбила машина? И сейчас ты, видимо, лежишь в больнице, да? А я, видимо, твой врач. Вы неплохо выглядите, больная. Похоже, машина отделалась легким испугом и незначительными царапинами? – торжествуя, заговорил я с улыбкой.

Кэт подняла голову и посмотрела на меня.

И в этот момент мне показалось, что остановилось время. От моей улыбки не осталось и следа. То, что я увидел в ее глазах, шокировало меня. Страх. Боль. Молодое и привлекательное лицо Кэт превратилось в маску, на которой проступили незаметные раньше страдальческие морщинки.

Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Я понимал, что мне следовало что-то сказать, но в эти растянувшиеся мгновения не чувствовал в себе способности говорить.

– Машина сбила не меня, а человека, переходившего дорогу рядом со мной, – наконец, сказала Кэт, не сводя с меня своего взгляда – колючего, пронзительного. Чужого.

После паузы она продолжила, с нажимом проговаривая каждое слово.

– От удара его отбросило на несколько метров, как тряпичную куклу.

– А ты? – подал голос я.

– Что я? – переспросила Кэт, буравя меня глазами.

– Ты не ранена?

Она снова отвела взгляд, ее лицо приобрело прежнее безучастное выражение.

– Ни царапины, – почти прошептала она.

Я облегченно выдохнул. Что-то в ее состоянии становилось более понятным.

– Расскажи о том, как все произошло, – попросил я.

Молчание. Тишина, которую мне так редко доводилось слушать в этом доме. Она казалась мне неуютной, какой-то пугающей. Мне захотелось, чтобы Кэт поскорее сказала хоть что-нибудь. Но когда она заговорила снова, я пожалел об этом своем желании. Пустота в ее голосе пугала гораздо сильнее.

– Мы переходили по светофору на желтый свет. Неожиданно на полном ходу выскочила иномарка, никто не успел среагировать. Он стоял ближе, и весь удар пришелся на него.

– Ты дождалась гаишников? – спросил я.

Кэт покачала головой. Бесстрастно.

– Но почему? Ведь ты – главный свидетель ДТП. Неужели ты не хочешь, чтобы этот урод с купленными правами ответил за свой поступок? Неужели ты не…

Она лишь мотала головой в ответ на мои слова. Все, что я говорил в тот момент, казалось ей бессмыслицей. Вдруг я поймал себя на том, что чувствую досаду. На то, что едва ли не впервые со времени нашего знакомства не понимал, что с ней происходит. На то, что не смог оказаться рядом, когда все случилось. На то, что не знал, чем помочь и не мог найти нужных слов. На то, что весь мой день был полной противоположностью тому, что происходило с Кэт. Досада. Маленькая черная точка, которая становилась все больше с каждой минутой, проведенной в этой комнате.

– Свидетелей и так было предостаточно, это произошло на людном перекрестке. А я не могла оставаться там, – проговорила она тихо.

– Не могла оставаться? – переспросил я. – А почему, собственно? Пострадал незнакомый человек. Каждый день на дорогах гибнут десятки, сотни людей. Да, это тяжело осознавать. Еще тяжелее видеть. Но почему ты…

Вдруг я остановился, озаренный внезапной догадкой. Черная точка превратилась в жирную кляксу.

– А кем был этот человек? И куда вы шли с ним? – спросил я.

Кэт медленно подняла голову. Она чуть нахмурилась, словно пытаясь сообразить, о чем я говорю. Затем ее взгляд прояснился. Она стремительно развернулась к окну, и, помолчав секунду, произнесла:

– Уходи, Виктор.

Всего два слова. И какая пропасть.

Пропасть, которая так внезапно разверзлась между нами.

Я почувствовал это только после этих слов, хотя весь этот разговор с самого своего начала подталкивал меня к мысли, что все идет не так.

Замешательство, недоумение, раздражение. Эмоции. Что-то сковывающее и не позволяющее как-то изменить ситуацию. Включить здравомыслие и посмотреть на происходящее в этой комнате под нужным углом. Меня не было здесь, как не было здесь и Кэт. Два других человека. Разных человека. Незнакомых.

Я ушел, не сказав ни слова. Не знал, что сказать.

Хлопнул дверью подъезда, едва не сорвав ее с петель.

Рывком согнал машину с места, мельком заметив, что наш куст сирени утонул в клубах дыма из выхлопной трубы.

Следующий день прошел, словно в тумане. Я ни на чем не мог сосредоточиться, ни одно из запланированных дел не мог довести до конца. Коллеги лишь по-доброму усмехались, глядя на меня. Так в их представлении выглядел «отходняк», который, по их мнению, непременно должен был со мной случиться после внеплановой премии.

Впрочем, с коллегами в тот день я почти не виделся. И вообще старался не отходить от рабочего места. Я ждал ее звонка. Но телефон упорно молчал, как будто испытывал мое терпение. Или подавал голос, но соединял с другими людьми, проблемы и заботы которых для меня в тот день казались малозначимыми. Эти звонки раздражали меня еще сильнее, чем тишина в кабинете. Я был немногословен, стараясь как можно быстрее заканчивать все разговоры, чтобы не занимать телефон.

Кэт не звонила.

Несколько раз я пытался собраться с силами и набрать ее номер. Но каждый раз что-то останавливало меня. Сложно сказать, что именно. Наверное, я должен был находиться рядом с ней, что-то говорить, как-то успокаивать. Но при этом мне не хотелось сделать ей еще больнее. Все слова, которые я мог бы сказать, терялись, растворялись, когда я вспоминал ее лицо и голос во время нашего злосчастного разговора. Мне не хотелось больше видеть и слышать ее в таком состоянии. И я боялся, позвонив ей, снова застать ее в нем. Все, на что я был способен – это ждать. Надеяться, что ее улыбка и звонкий голос вернутся ко мне.

За несколько минут до окончания рабочего дня телефон зазвонил. Пролив кофе из чашки (седьмой за день), я схватил трубку.

Но звонок был не от Кэт, а от Валерии. Ее рабочий день тоже заканчивался, и она предложила встретиться. На самом деле была, конечно, длинная история о том, что она с друзьями решила подарить знакомой компьютер, и что ей нужен человек, который помог бы определиться с комплектующими по приемлемым ценам, и что этот человек, разумеется, я. Прекрасная легенда, если забыть о том, что я далеко не самый продвинутый компьютерщик в учреждении, и если не обращать внимания на «бархатный» голос, которым это предложение излагалось. Что-то в ее голосе напомнило мне Кэт. Простота? Беспечность? Я сомневался, что все это действительно имело отношение к Валерии. Но согласился. Мне захотелось побыть с кем-то, кто мог бы хотя бы попробовать быть таким же солнечным и непосредственным, как Кэт. Я чувствовал, что мне не хватает ее хорошего настроения, ее шуток, смеха. Ее яркости и молодости. Ее света, который заставлял светиться и меня.