Фрагменты прошлого

– «Слушай меня, поняла? Ты должна хорошо учиться, я потратила столько денег на твой университет!»

– "Мама, я поступила по целевому направлению," возразила я.

– "Заткнись," прошипела мать сквозь зубы. – "Я сказала, что ты закончишь учебу и вернешься сюда, чтобы работать, поняла? Ты меня слышишь?! Я уже два года отправляю тебе деньги, чтобы ты жила в городе и училась, и я все записываю," она потрясла блокнотом у моего лица. – "Я все записываю, и ты должна будешь мне вернуть, понятно?!"

Мне стало очень больно и горько от ее слов. Но еще больше меня расстроила мысль о том, что я числилась у нее в долгу, словно в рабстве, и должна была отрабатывать этот долг после окончания учебы. В тот вечер я приехала к ней домой, к ней и ее новому мужу, к которому мы переехали, когда я была в десятом классе.

Ее мужа звали Никита Алексеевич, и она продала наш старый дом, положив вырученные деньги на сберегательную книжку. У меня не складывались отношения с Никитой Алексеевичем, он привык жить по своим правилам, в его доме все было регламентировано, и нельзя было даже закрывать двери комнат. Мать не любила его, но была вежлива и послушна, следуя его указаниям, и заставляла меня делать то же самое.

Я не могла назвать простым то время. Взрослея в условиях жесткого надзора, мне было разрешено только работать и учиться. Со временем я стала ощущать желание саботажа, так я пыталась защищать свои границы. Я не могла , как другие мои сверстники, свободно ходить на дискотеки в десять вечера. Мой отчим, Никита Алексеевич, всегда закрывал входную дверь на ключ и ложился спать, что означало, что и все остальные должны были пойти спать. Однажды я спросила его, могу ли я прийти позже, взяв с собой ключ. Он разрешил, но предупредил, что дверь будет закрыта, и мне придется спать в бане или на улице. Ключ висел на одном и том же месте уже много лет, и отчим не собирался менять свои правила. Я взглянула на мать, которая сидела рядом, но она отвернулась, увлеченно разглядывая что-то в окне, словно не слыша диалога.

Я ждала с нетерпением дня, когда получу школьный диплом и смогу уехать из этой проклятой деревни, чтобы больше никогда не видеть Никиту Алексеевича.

Я хотела почувствовать свободу, которой мне так не хватало. Я хотела наслаждаться полноценной жизнью, встречаться с парнями и нравиться им. Я мечтала о первом поцелуе. В школе у меня не было парня, хотя многим я нравилась. У меня были подруги, я не была замкнутой или застенчивой. На самом деле, в старших классах я начала саморазрушаться, увлеклась курением и пивом во время перемены, и мой круг друзей с похожими интересами расширился. Я старалась показать, что я такая же, как все, хотя это было далеко не так.

В школе я общалась со сверстниками, но вне школы я не участвовала в молодежной жизни. Я не ходила в походы и на танцы, где происходили первые отношения, первые влюбленности, объятия и поцелуи. Моя мать всегда берегла меня от возможности начать встречаться с кем-либо и категорически запрещала мне выходить из дома по вечерам. После переезда к ее новому мужу это стало совершенно невозможно.

Поэтому я положила большие надежды на то, что смогу освободиться от ее опеки. Мне вовсе не пугал незнакомый город. Да, я не думала о учебе, я ждала только свободы, чтобы наконец-то испытать те эмоции, о которых так мечтала.

Я не знала, кем я хочу стать, на кого я хочу учиться, мне было все равно. Поэтому, когда мама предложила мне поехать учиться в Педагогический Университет на учителя русского языка и литературы по целевому направлению, я согласилась. Я знала, что не вернусь к ней и в это место, хотя целевое направление предполагало работу учителем в течение трех лет после обучения. Я знала, что у нее там есть связи, и даже если я плохо отвечу на вступительном экзамене, она поможет мне поступить.

Нет, я не собиралась плохо учиться в Институте, но я готова была принять любые ее условия , лишь бы поскорее уехать и обрести долгожданную свободу.

Моя мать организовала все. Она договорилась с комиссией, чтобы мне "подвернулись" нужные билеты на выпускном экзамене, и заранее сказала мне, в каком ряду и по какому счету они будут. Она позаботилась обо всем, чтобы я казалась успешной ученицей и точно поступила в выбранный ей Университет. Для нее было важно, чтобы я вернулась к ней. Она считала меня своим проектом, в который вложила много сил и ожидала от него прибыли. Она хотела продолжать контролировать меня и мою жизнь, выбирать не только профессию, но и работу, мужа, интересы и желания.

Но она никогда бы в этом не призналась. Для окружающих она играла роль мученицы, которая вкладывала все свои силы в счастье своего ребенка. А если я выражала сопротивление, она обвиняла меня в неблагодарности и непроходимой тупости, которой, по ее мнению, меня наделили гены моего отца.

После таких случаев я ощущала себя виноватой перед ней. Мой комок в груди в те моменты растекался как ртуть, отравляя мое тело и самооценку.

Ей действительно было тяжело в жизни, она много работала и страдала, но черт побери – ей нравилась эта роль! А меня она категорически не устраивала. Меньше всего на свете я хотела стать такой же, как моя мать.

–"Я тебе еще раз говорю, мама, я больше не хочу учиться там. Я пойду работать и отдам тебе все до копейки, но я говорю тебе, что не вернусь сюда и не закончу филфак. Это не моё, я не буду учителем, тем более здесь!"

Мать схватилась за сердце и заплакала.

–"Господи, столько лет я тебя растила, ночей не спала, папашка твой всю жизнь мне изгадил, и ты туда же!"

–«Ладно», вдруг изменилась она в лице и неожиданно сменила тон на деловитый:

"Значит так. Едешь в город, подаешь документы на отчисление и возвращаешься сюда. У нас вот секретарь в декрет ушла, я тебя устрою к себе на работу, будешь здесь жить под моим присмотром."

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Мама не слышала меня.

–"Хорошо, мам, я так и сделаю," – сказала я и вышла из дома.

На следующий день я уехала в город и подала документы на отчисление. Поскольку я жила в общежитии, принадлежащем Институту и предназначенном только для студентов, комендант дал мне сутки на выезд.

Попрощавшись со всеми, я собрала свои вещи, которые уместились в небольшой чемодан, и отправилась на вокзал на вечерний рейс, идущий в мою деревню.

Стоя на платформе, я смотрела прямо в небо, наблюдая за пролетающими птицами и плывущими облаками. Мне хотелось горько плакать от того, что я проиграла. Я так сильно хотела уехать после школы, что не задумывалась о будущем, в котором придется вернуться назад.

Я понимала чувства матери, ее стыд перед знакомыми и коллегами. Она делала ставки на меня и старалась, чтобы я прошла все вступительные экзамены и получила направление от района. Но я просто плыла по течению своих желаний и в итоге возвращаюсь обратно ни с чем.

Учиться дальше стало невозможно. Ни один предмет не был мне интересен, поэтому я часто пропускала занятия. Утром мне не хотелось вставать с кровати и идти туда, куда я не хотела идти. В какой-то момент я поняла, что не смогу быть учителем для детей, ведь я ненавижу свою будущую работу. Что я смогу дать ученикам, если сама учусь на тройки и пересдаю экзамены с третьей попытки. И я сдалась. Поняла, что уже обманула себя и мать, но не имею права обманывать и других, да и отец бы не одобрил такого поведения.

«Триста восьмой рейс через пять минут отъезжает от пятой платформы. Просьба уезжающим подойти на пятую платформу». Я услышала голос оператора из громкоговорителя, он пронзил меня словно ледяной ветер пронизывает мокрое тело на морозе.

Теперь я четко осознавала, что назад пути нет. Как только я войду в автобус, я выбираю жизнь которую выбрала для меня мать.

«У тебя жизнь будет точно такая же, как у меня», прогремели мамины слова в моих ушах, которые она сказала перед моим отъездом в город.