Потом, уже я, не упоминая важных мелочей и, конечно же, не дословно, вспомнил и озвучил текст маршрутной карты. Но - сразу же предупредил, что оригинал находится в чемодане и пока его рано доставать. Типа запечатан и опечатан, до поры до времени. Мне повезло, что у ректора нашлось много листов серой, писчей бумаги. На которой прекрасно рисовалось простым карандашом. В такой ситуации, можно легко обходиться без чертёжного инструмента. Нам ведь, не точность нужна, а суть.

Казалось бы, чего там рассказывать про процесс? Смешал, отмерил, спрессовал и дал время на схватывание - вот и всё. Но - это касается только нормального человека. Ректору этого было мало. Сразу видно, что человек занимает своё место - не просто так! Одного он от меня не смог добиться - показать оригинальные документы. Я упёрся, как копыто горного барана в скалу. Не буду показывать и всё.

Чай, сушки и даже баранки - всё это отвлекало, но - ненадолго. Вахтёр три раза приходил узнать, сколько ещё будет длиться заседание. Ему спать видите ли пора, а мы тут шумим. В какой-то момент разговор перешёл на проблемы с подачей заявления. Тут всё было не так просто. Сам комитет по изобретениям, сейчас, не существует как организация. Там разрабатывают порядок регистрации и все сопутствующие дальнейшие действия. Но - какие-то действия всё-таки происходят, только очень медленно и тяжело. Например, чтобы подать заявление частному лицу, придётся много и долго доказывать оригинальность изобретения. Гораздо легче и, почти всегда со стопроцентным результатом, принимают заявления от организаций, на базе которых было создано или разработано что-то новое. Поэтому Крапивин решил представить мою технологию под эгидой МИСИ. Чтобы избежать лишних вопросов и ускорить регистрацию - как-то так.

После всего услышанного, я задумался. С одной стороны - это был выход из положения, а с другой - это куча ненужных мне соавторов. Надо думать. Только ректор не дал собраться и всё обмозговать. Он снова начал уговаривать меня и приводить убойные доказательства своей правоты:

— Вилор, ты пойми! Я не претендую на соавторство и уж тем более, на авторство твоей разработки. Мы просто проведём по бумагам, что твои исследования проводились в нашей институтской лаборатории под моим непосредственным контролем.

— Как-то это всё, - я с сомнением посмотрел на ректора, - очень неожиданно. Это придётся все документы переделывать. А что делать с журналами лабораторных работ? Там всё прошито и опечатано.

— За это не беспокойся, - махнул рукой Карпеченко, как будто бы говоря о чём-то пустяковом, - для этого есть множество способов. Не всегда всё, в работе лаборантов, проходит гладко. Вот были придуманы некоторые ходы для исправления ошибок.

— Обманывать ответственных лиц, - я посмотрел прямо в глаза ректору, - как-то не очень хочется.

— А это не обман! - подскочил со стула Михаил Семёнович, - за это не переживайте. У меня есть такие полномочия. Я могу контролировать все исследования не вмешиваясь в сам процесс. Что и будет отражено в твоих бумагах. Просто поставлю печать института и распишусь, что работы проведены без нарушений и в соответствии с нормативными требованиями. А это уже говорит о коллективной работе.

— А что делать с маршрутными картами?

— Там всё ещё проще, - улыбнулся ректор, - ты какие штампы там использовал? Технические?

— Нет! - тут же окрестился, от такого нарушения правил, я, - как и положено, строительные.

— Вот и ответ, на твой вопрос, - продолжая улыбаться произнёс Семён Михайлович, - графу "контроль" никто не отменял. Ты её заполнял?

— Нет, - хмыкнул я, - мы правила знаем и куда не надо рейсфедером не лезем, ибо капля туши попавшая в неположенное место может иметь эффект осколочной гранаты. Достанется всем причастным и рядом стоящим.

— Хвалю, - протянул мне руку ректор, - знаешь наши поговорки.

— Прошу прощения, Семён Миха́йлович, - в ответ я улыбнулся и пожал руку ректору, - это поговорка Калужского строительного техникума.

— Откуда такие познания, молодой человек? - удивлённо уставился на меня товарищ Карпеченко, - мне казалось, что я знаю всё про наши внутренние были и небылицы.

— Три месяца лабораторных работ в подвале Калужского техникума, - гордо глядя на московского ректора, произнёс я, - под руководством Сергея Анатольевича Кузнецова. Пришлось много всякого услышать из первых уст. А уж про то, что наш техникум старше московского института, я и раньше знал. Этой поговорке больше тридцати лет. Тогда, на учёбу, в наше учебное заведение, приходили те, кто в гражданской войне поучаствовал. Вот и шутили так необычно. С армейским юмором, так сказать.

— Хм... - только и смог выдавить из себя Михаил Семёнович, потом добавил, - занятно.

Минут десять он, о чём-то размышлял. А мы к нему не лезли. Пусть течение мыслей приведёт в порядок. Нам он нужен дееспособный и разумный.

Неожиданная молчаливая пауза долго не продержалась. Ерасыл начал всех уговаривать, закончить собрание. А что? В чём-то он был прав. Недолго думая все решили, перенести дальнейшие разговоры на завтра...

Кажется только закрыл глаза, а меня уже будят. Жаль что придётся отказаться от привычной разминки. Куда мне тут идти? Этот район мне не знаком. Пришлось обойтись простыми упражнениями. Ближе к окончанию зарядки, ко мне присоединился Ерасыл. Всё-таки помнит, как я его заставлял заниматься, когда он был у меня в гостях. Наверное мы немного пошумели лишнего. А что? Обещал ведь этому человеку, что буду учить его уклоняться от ударов, вот и... вот! Прибежали все посмотреть, что это тут громыхает. Что-то очень много народу на нас смотрят.

Ерасыл весь засмущался. Чего-то там попробовал объяснить, но - тут, сам, Сергей Вадимович его остановил.

— Очень удачно получилось! Знакомься Вилор - это моя семья.

Блин! Ну хоть бы дождался, когда я умоюсь. А то стою тут весь потный и запыхавшийся. Ещё и Ерасыл такой же. Ну, а что? Я же своих слов на ветер не бросаю. Погонял его по полной программе. После одного занятия, конечно, ничему не научишься. Но, хоть блок левой рукой, я ему показал. Может поможет ему - не получать при первой возможности в глаз.

И вот, в такой ситуации, Сергей Вадимович давай сразу нас всех знакомить. Не знаю, как запоминать-то их всех буду? Столько имён новых. Сулима Аркадьевна жена и очень красивая женщина - невысокая, стройная брюнетистая брюнетка. Такого насыщенного чёрного цвета волос, я никогда раньше не видел. Дальше тёща Крапивина Софья Марковна - невысокая, пухленькая и, тоже, жгучая брюнетка. Буду думать, что мы с ней найдём общий язык. Очень уж она, на нас с Ерасылом, смотрела неодобрительно. Отдельно хочу сказать про детей. Их было четверо. Три мальчика и девочка: Александр старший, Александр младший, Валерий и Мирана. Последняя просила - называть её Мира, а не Мирана и уж тем более не Мираночка.

Меня, конечно, удивило наличие двух Александров в одной семье, но - чего только не бывает в Советском Союзе. А чуть позже Ерасыл мне вкратце рассказал, о истории детей секретаря московского горкома. Ничего необычного, всё в соответствии с политикой партии. Александр старший и Мира - дети испанских коммунистов, которых удалось спасти и переправить в Советский Союз в конце тридцатых. Тогда у Сергея Вадимовича и Сулимы Аркадьевны только-только родился первенец и, как и многие другие советские семьи, они решили принять в семью двух испанских детей - мальчика и девочку, брата и сестру. Чего тут такого? Чужих детей не бывает. Тогда многие страны принимали детей из Испании. Только не везде их забирали в семьи. Больше по детским приютам распихивали. В Советском Союзе тоже было создано несколько детских домов, специально для испанских сирот. Но, с другой стороны, в нашей стране многие брали таких детей под опеку или, что случалось гораздо чаще, усыновляли. Если условия позволяли. У семьи Крапивиных всё было нормально с местом проживания и им разрешили усыновить испанских беженцев. Так и получилось, что один Александр испанец, а другой русский. Один старший, а другой младший.