В том мае мы еще смеялись,

Любили зелень и огни.

Ни голос скрипок, ни рояли

Нам не пророчили войны.

Мы не догадывались, споря

(Нам было тесно на земле),

Какие годы и просторы

Нам суждено преодолеть…

Теперь, мой друг и собеседник,

Романтика и пот рубах

Уже не вымысел и бредни,

А наша трудная судьба.

Она сведет нас в том предместье,

Где боя нет, где ночь тиха,

Где мы, как о далеком детстве,

Впервые вспомним о стихах.

Пусть наша юность не воскреснет,

Траншей и поля старожил!

Нам хорошо от горькой песни,

Что ты под Вязьмою сложил.

(Николай Овсянников,

(1918-26.02.1943),

старший лейтенант,

помощник командира 365-го

танкового батальона

166-й танковой бригады)

На улицах Берлина еще лежит чахлый европейский снежок, а канал Ландвер не очистился от тонкого льда, но в воздухе уже явственно ощущалось дыхание весны. Спешат по своим делам беззаботные берлинцы. На остановке нарядные девушки весело хихикают в ответ на незатейливые шутки солдат, постреливая глазками в доблестных защитников Потреланда и делая вид, что испугались резкого трамвайного звонка. Молодые люди веселы и счастливы. В весеннем Берлине все хорошо и радостно. Ничего не говорит о том, что где-то идет война, что именно сейчас в этот момент в ужасных русских снежных лесах гибнут немецкие солдаты. А война… Война она далеко. Да и закончится скоро. Придет весна, отступят морозы, и Вермахт, сделав последнее усилие, наконец, захватит столицу этих несносных северных варваров, возомнивших о себе, невесть что. И тогда останется сломить только трусливых британцев, спрятавшихся у себя на острове. Ах да, есть же еще американская плутократия. Но имея самую мощную в мире армию, безграничные ресурсы России и великий гений фюрера, немцам ли боятся этих торгашей, не способных справится с горсткой желтолицых японских макак?

А вот в неприметном здании на улице Тирпицуфер, угол Бендлерштрассе[i], возле канала Ландвер в самом центре Берлина настроения были не столь радужными. В небольшом, но уютном кабинете отделанном темными дубовыми панелями, тихо разговаривали два человека. В воздухе витал запах кофе и дорогого коньяка.

– Как прошло совещание у фюрера? – отхлебнув из миниатюрной фарфоровой чашечки восхитительный кофе, спросил тот, что был в гражданке. Высокий с залысинами лоб, пересеченный несколькими поперечными складками, острый и умный взгляд, жестко ощупывающий собеседника из-под сдвинутых к переносице бровей, и даже цивильный костюм не может скрыть офицерскую выправку. Слишком прямая спина, слишком уверенный взгляд, слишком много стали в голосе. Впечатление об этом человеке не портили даже слегка топорщащиеся, какие-то мальчишеские уши.

– В истерике, Ганс, – скривил холеное, аристократичное лицо его собеседник в мундире адмирала Кригсмарине. – Последнее время, все совещания у фюрера завершаются истерикой этого ефрейтора, – голос Канариса сочился ядом и презрением.

– Ленинград? – понимающе спросил Пикенброк, заместитель Канариса и одновременно начальник 1-го отдела Абвера, отвечающего непосредственно за разведку.

– У нас много причин, способных вызвать истерику фюрера, но в этот раз да, Ленинград. Этот гений, – «гений» было сказано так, что становилось сразу понятно, что адмирал думает совсем по другому, – сам обескровил группу армий «Север», лишив всех резервов, и теперь ищет виноватых. И догадайся, кто это?

– Абвер?

– Конечно! – со злостью усмехнулся адмирал. – Это же мы обгадились на всех фронтах! Правда, в это раз часть упреков были вполне справедливыми. Геликоптеры русских мы проморгали.

– С этими геликоптерами не все так просто. Мы следили за разработками иванов в этой области. И ничего не было. Абсолютно. И вдруг, из ниоткуда появляются эти машины. Бреде отправил на Восточный фронт своего зама, разобраться с этим вопросом. Ты знаешь, чем это закончилось.

– Да, тут русские нас обыграли, – Канарис оставил кофе и налил себе коньяк, – будешь? – спросил он у собеседника.

– Давай, – не стал отказываться генерал. – Это была ловушка, – продолжил он свою мысль, – хорошо подготовленная ловушка. Правда, по-моему русские и сами не ожидали какая крупная дичь к ним попадется. А геликоптеры приманка, которой если что не жалко и пожертвовать.

– Да. Потеря Феллера еще скажется на наших планах, – Канарис откинулся на спинку кресла и отхлебнул коньку. – Да и Бреде пришлось отдать СД. Все-таки пленение врагом заместителя начальника отдела Абвера это ЧП. Юрген подставился! – адмирал был зол, он не любил жертвовать своими людьми. – Но почему ты решил, что геликоптеры это приманка?

– Слишком все «слишком» в этом деле.

– Поясни, – заинтересованно подался вперед Канарис.

– Впервые геликоптеры проявили себя на Березине. До этого о них были только непонятные слухи, что что-то подобное где-то там видели. В начале осени русские проводили войсковые испытания своих автожиров, окончившиеся полным провалом, поэтому на слухи изначально мы внимание и не обратили. И вот эти геликоптеры разносят переправы, срывая наступление на Москву. Прошу заметить не автожиры, а именно геликоптеры. В это же время в структуре госбезопасности русских появляется новое подразделение отдел «В» и курсы пилотов геликоптеров, причем курсанты все девушки.

– А как связан отдел «В», с обсуждаемым нами вопросом? И вообще, существует ли он, этот отдел? Информация по нему была в ноябре, довольно отрывочная и с тех пор больше ничего. Абсолютно! Ты сам пытался что-то нарыть, люди Гиммлера тоже копали. Зеро.

– А вот здесь начинается самое интересное. Начальником отдела «В» назначен некий майор госбезопасности Волков, а пилот, уничтоживший переправы – лейтенант госбезопасности Стаин является родственником этого Волкова.

– Интересно, продолжай. Кстати, ефрейтор объявил этого лейтенанта Стаина своим личным врагом.

– Паяц, – презрительно бросил Пикенброк. В оценке умственных способностей вождя немецкой нации офицеры были единодушны. – То, что мы ничего не можем нарыть на отдел «В» лично меня беспокоит больше всего. Что это за отдел, для чего? Есть информация, на уровне ничем не подтвержденных слухов, что Волков личный палач Сталина и отдел создан для уничтожения неугодных ему людей. Но я в это не верю. Слишком много тайн вокруг. Раньше Сталин не сильно беспокоился о соблюдении секретности при сведении счетов со своими врагами. А вот для ловли на живца вполне подходяще. Офицер-силовик с хорошо подготовленными людьми и кусок сыра в мышеловки в виде новой техники и оружия. И не один Бреде на это попался.

– Вот как?! И кто еще?

– Наши коллеги из SIS решили пощупать этого Стаина, сыграв втемную какого-то амбициозного лопуха из НКВД, – Пикенброк усмехнулся. – Лайми привыкли все делать чужими руками.

– От этого они не становятся менее опасны, – заметил Канарис. Генерал согласно кивнул. Спорить в этом вопросе было бесполезно, всем, близко знающим адмирала, было известно о его англофильстве, которое он не очень-то и скрывал. – И чем все закончилось у наших коллег за проливом?

– Задержанного Стаина приехали выручать Берия и Мехлис, лично, – Ганс усмехнулся, отслеживая реакцию друга и оно того стоило. Брови Канариса взлетели вверх, а на лице застыло глупое, удивленное выражение. – Good times charlie[ii] из НКВД был тут же арестован. Ну а SIS потеряли хорошо законспирированного спящего агента в структуре русской госбезопасности, – добил адмирала его заместитель.