В частности, такое начало нам демонстрирует Бэнкс в «Вороньей дороге»:

«В этот день взорвалась моя бабушка».

Или возьмем похожее начало, но чуть-чуть более многословное:

«Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать», – продолжал сыпать цитатами наизусть оратор.

– «Да, – вертелось у меня тогда в голове, – как говорил шариков: первоклассный деляга, ему бы на митингах выступать, и литературу он похоже знает, по крайней мере, знает цитаты».

– «Какого черта», – продолжал наш тучный созидатель писательских талантов, – «думаете вы, впервые сталкиваясь с этой строкой, никакие часы никогда не бьют тринадцать, максимальное количество ударов любых часов – двенадцать.

Тут у вас, разумеется, автоматически возникает желание разрешить эту путаницу, прояснить этот оксюморон, а выход для этого только один – читать».

Козлов говорил, и было видно, что от своих речей он получает жгучее наслаждение.

Его глаза на выкате блестели, он яростно жестикулировал своими пухлыми ладонями, не отрывая локтей от поручней кресла, чертя ими в воздухе две равные окружности, будто колдовал, или заряжал воду, как Алан Чумак для зрителей советского телевидения.

Периодически он даже подсмеивался в свои пышные усы, какими-то странными, словно даже плотоядными смешками.

«Неужели больше ничего не вспомните, кроме Кафки и Брэдбери», – удивился он, поднимая вверх брови и справа налево обводя нас взором орла, ищущего добычу.

Мы сидели в один ряд по периметру комнаты, на не слишком удобных стульчиках без столов и походили, если не на сорок на колу, то на стаю воробьев, усевшихся на проволоке.

– «Кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы – Ло-ли-та», – предложила то ли крашенная, то ли натуральная блондинка в белых шортах, в белой блузке, поверх которой был накинут белый пиджак с карманами.

–«Ну, это не самая первая строчка «Лолиты», но расположена она в первом абзаце, – отозвался наш мастер креативного письма.

Она, конечно, тоже цепляет читателя каким-то просто сочащимся из нее эротизмом и вызывает даже легкое возбуждение.

Кстати, не вздумайте проверять на себе, действительно ли ваш язык завернется под небо, чтоб потом, спустившись, в три шага оттолкнуться от зубов ради произнесения этого имени из трех простых слогов, ибо многие уже пробовали это сделать, и нашли себя обманутыми классиком», – тут толстяк засмеялся булькающим смехом, при этом все тело его затряслось крайне неприглядным образом, подобно кубикам желе на тарелочке, когда эту тарелочку резким движением поставляют на стол.

Закончив трястись тело толстяка поменяло положение на кресле и произнесло:

«Давайте теперь вы придумаете первую строку для рассказа, так, чтобы она была яркой, запоминающейся и захватывала внимание читателя, а потом мы обсудим, получилась ли ваша строка удачной, и если нет, то почему.

Я дам вам десять минут посидите, подумайте, я тоже вместе с вами посижу, поразмышляю и тоже предложу свой вариант.

С этими словами Козлов наклонился чтобы взять с журнального столика, что стоял справа от кресла, чашку то ли с чаем, то ли с кофе и, взяв, стал задумчиво его потягивать.

Повисла тишина, так что слышно было как в стекле одного из окон бьется, жужжа какое-то насекомое.

Почти все девушки стали чертить что-то в своих записных книжках, сидя нога на ногу.

Сидящий справа от меня молодой человек без особых примет в голубой майке и синих джинсах смотрел в потолок и нервно поглаживал правой рукой свою жиденькую бородку.

Закутанная в хиджаб слева от меня истово шуршала карандашом у себя в блокноте.

Очевидно, идеи из нее просто фантанировали.

«Чтобы придумать первую строку», – судорожно соображал я, -«нужно сначала придумать, что ты хочешь сказать своим рассказом, фабулу, сюжет…

Я старался придумать, но ничего стоящего на ум не приходило.

Через десять минут пухлый лектор хлопнул звонко своими пухлыми ладошками и громко, и отрывисто заговорил, будто бросая слово в толпу, хотя комната, в которой проходил наш урок была совсем небольшая:

– «Ну, что давайте послушаем, что у вас получилось, кто хочет начать?

– «У меня несколько вариантов, – торжественно произнесла то ли крашеная, то ли натуральная блондинка в белых шортах и пиджаке, – «первый из них – для любовного рассказа».

– «Прекрасно, прекрасно, давайте послушаем», – ответил Козлов, и, подперев голову рукой, развалился в кресле настолько сильно, что казалось, собирался сползти с него на ковер.

– «Итак, начало любовного рассказа, – с придыханием начала девушка в шортах:

«Одиночество её было таким всепоглощающим, что на похоронах она чуть не прилегла рядом с покойницей».

В углу комнаты раздался приглушенный смех.

Это смеялся высокий, молодой, широкоплечий мужчина с короткой, аккуратно подстриженной бородой и миловидным лицом, на котором сидели очки в тонкой оправе.

– «Тихо, тихо» – раздраженно бросил в его сторону Козлов.

Девушка же метнула на засмеявшегося настолько презрительный взгляд, что от него завял бы и кактус.

– «Что ж», – задумчиво подкатывая глаза к потолку, проговорил наш тяжеловес писательской мастерской и снова выгнулся на кресле в какую-то до безобразия неблаголепную позу, так, что бедное кресло затрещало.

«Начало неплохое. Вообще же начинать с какой-то сильной эмоции будь то радость, или как в данном случае – печаль, или даже отчаяние, всегда удобно и выгодно, поскольку ваш потенциальный читатель, наверняка испытывал в своей жизни все эти эмоции, а значит ассоциирование себя с предложенным текстом будет у него полным».

– «Лена в спешке прихорашивалась у зеркала, в низу ее уже ждало такси

Ее наманикюренный палец проворно проникал в перламутровое нутро контейнера, выуживая оттуда увлажняющий крем так необходимый для ее персиковых щек», – предложила другая девушка, со светлыми волосами ниже плеч, одетая в обтягивающие джинсы и розовую блузку.

– «Такое начало создает у читателя с первого шагу определенное сексуальное напряжение», – с серьезным видом заметил наш гуру.

Такой зачин будет удачен, если после этого ваша Лена отправится сразу в мотель к любовнику.

В таком случае вся сексуальность, возникающая в воображении читателя, полученная за счет упоминания нутра, в которое что-то проникает будет у вас работать на удержание внимания.

В противном случае, вся воспламененность читательского воображения выстрелит в никуда, и человек, читающий ваш рассказ может просто потерять интерес.

Вскоре все собрание разразилось целой тучей вариантов.

Со всех сторон зазвучали предложения.

Некоторые были забавны и даже интересны, некоторые несуразны, вычурны и смешны:

«Она любила кавказцев, негров и порно.

Говорили также, что она еще любила коктейли, но это не утвердительно».

«Она любила Дубаи потому, что там есть все для успешной женщины – солнце, пальмы, море и небоскреб».

«Жизнь решила начаться, сделав это совершенно внезапно для обладателя».

«Старушка подошла к могильному надгробию, к которому привело ее ноющее сердце и своими подслеповатыми глазами пыталась разобрать на нем скрижаль».

– «Скрижаль завета» – спросил я у миловидной шатенки в оранжевом, сильно обтягивающем платье с юбкой чуть выше колена, которая предложила данный вариант.

–«Какого еще завета», – она вытаращила на меня свои большие глаза с густо накрашенными ресницами, явно не понимая библейской аллюзии.

– «Я только к тому, что эпитафию, или имя покойного пишут непосредственно на надгробии, сиречь могильном камне, а не навешивают поверх надгробья еще какую-то скрижаль.

Соответственно, слово «скрижаль» тут лишнее, да еще и создает стилистический сумбур, – сказал я со всей возможной мягкостью и благожелательностью.

Девушка презрительно фыркнула в ответ, а варианты продолжали звучать:

«Тело его было измученно необходимостью предаваться метаболизму»,