– Видно Аллах , отвернул от нас, лицо свое. Вот это мой подарок тебе, Дахир. Хаджиб поднял крышку сундучка, раскрашенного драконами . Он был доверху полон монетами. Ханьские, арабские, византийские. Совсем старые деньги, с ликами неизвестных правителей, с непонятными надписями. Потемневшее серебро, стертое золото, украшения разных народов. Даже , равнодушному к деньгам, Дахиру, пришлось прикусить губу. Сколько веков видали сокровища эти, через сколько рук и сундуков прошли?! Тобчи- хан, понаблюдав за Дахиром и выслушав слова благодарности, произнес устало. О Аллах, я хочу доверить тебе дело одно, хаджиб. Пусть за него, простит мне Аллах, хоть часть грехов. Дахир склонился в почтительном поклоне – Слух мой к устам твоим, владыка! Тобчи-хан, помолчал несколько мгновений, словно собираясь с мыслями, а затем произнес, словно выхватил клинок – Я хочу, чтобы в Аталыке, были бесплатные лечебницы для недужных. Их начнут строить через пять лун. И надзирать за возведением их, будешь ты, мой хаджиб! Именно – ты! . Именно – ты, отвечаешь головой, за то , чтобы через тридцать лун, любой страждущий мог излечиться там. Излечиться не платя! Деньги будут выделены , из моей части шошской добычи, из казны, соберу деньги с илеков, сидящих в городах! Завтра, я созываю диван. И все – придворные , и все жители города и окрестностей, узнают об этом! Об этом возвестят глашатаи! Мало этого, по всем городам державы нашей, будут строить такие лечебницы!

Дахир ответил, мгновение помедлив -=Да будет милость Аллаха с тобой, великий хан! Велико будет благодеяние твое! Твое имя будут поминать в молитвах! Хан отмахнулся – Смертен человек, Дахир! И нужно думать о том, что останется после тебя, будь ты халиф или дервиш! О том, какую память оставишь после себя!… Диван был собран к обеду. Выслушав повеление хана, придворные принялись лебезить и славословить. Хан прервал пустой поток изречений жестом За строительством, будет наблюдать Дахир- хаджиб! Надсмотрщики, стражники, строители, зодчие, все в его подчинении. За воровство в моей державе отсекают руку. Я не буду сечь руки. Если пропадет хоть один гитрифи, хоть одно здание будет с изъяном, или кого –то, не будут целить бесплатно, я буду сечь головы. Помните это! Каждый день, Дахир будет мне докладывать, как идет дело. И своей властью, он может карать, может миловать. А его карать или миловать, буду я! Строителей буду кормить за счет казны. Платить каменотесам и глино – месам, по три дирхема за семь лун. Хаджиб мельком отметил, как гримаса, похожая на выражение ужаса, мелькнула и пропала на лице казначея. Города державы Тобчихана закипели. Со всех сторон, по приказу хана и илеков, свозились камни и щебень, шли толпы нанятых рабочих, в огромных котлах варилась пища для строителей. Дахир в Аталыке, потерял сон и покой. С раннего утра , он был уже на местах отведенных под лечебницы. Шум и гул, скрип телег, перебранка и разговоры -Эй, почтенный, ты как замес делаешь? Жену свою так месить будешь! Педар сухтэ( площадная брань)!!! Чтоб ты ушей свиных наелся, любезный! Надсмотрщики, наблюдающие за рабочими, зодчие, толпы тех, кто выполняет черновые работы. От взгляда надсмотрщиков и Дахира не ускользало ни одной погрешности, будь то огрехи в кладке, ленивость строителей. Дахир молча кивал стражникам, и виновных, тут же раскладывали на специально подготовленную кошму, для наказания палками. Крики наказанных боязливые взгляды их собратьев по труду. Тобчи- хан почти каждый день, интересовался ходом работ, порой сам заглядывал на стройки. Однако, Дахир ощущал, что какая – то мысль, не дающая покоя, словно надвигающаяся болезнь, внешне здорового человека, не дает Тобчи-хану покоя. Иногда, великий хан, запирался в своих покоях и целыми днями не выходил. Порой, гонцы с белым пером на шапке, символом того, что мчатся по личному распоряжению владыки, покидали Аталык в неурочное время. Прошло тридцать лун. Веселая, ласковая осень , легкая , словно любопытствующий девичий взгляд, коснулась предгорий и степи, чуть добавив золота в яркую красоту вечной степи. Дахир явился к повелителю и поклонившись произнес, чуть устало – Повелитель, больницы в Аталыке, во имя Аллаха, милостивого и милосердного, готовы принять страждущих. Завтра врачи – табибы, начинают целить людей без денег. Ведь лечение оплатит казна . Хан кивнул чуть рассеяно – Ты хорошо поработал, мой Дахир. Вот кошель с монетами, ты заработал их честно. Возьми деньги , а еще , прими от меня , в дар, вот этот перстень. Согласно легенде, его носил еще мой предок, великий Сатук Богра-хан, покоритель Мавераннахра! Хаджиб поклонился, собираясь уйти, видя, что хан погружен в свои мысли, но тот остановил Дахира жестом – Сегодня в четыре часа по – полудни, мой хаджиб, будет большой диван. Я собираю его. Ты обязан быть обязательно, хаджиб. Очень многое на кону. Дахир вышел из покоев хана, ощущая всем своим нутром, что грядут очень большие перемены. Диван, в почтительном молчании, склонился перед ханом. Повелитель Караханидской державы, оглядел своих ближайших сподвижников и без всяких предисловий, бросил -Хаджиб, казначей, амир, дворцовый мухтасиб, готовьтесь к отъезду. Я переношу столицу державы в Самарканд. Через тридцать лун, все должно быть готово: казна, войско, припасы, слуги. Здесь будет удел моего сына Арбиля. Сказать, что присутствующие открыли рты от изумления, означало бы , солгать. Время и правление великого Тобчи- хана, были таковы, что неожиданностей , хватало всегда , и к ним человек привыкал быстро. Есть жизнь, есть милость и немилость Аллаха и повелителя. Однако, было заметно, что все царедворцы мысленно напряглись

Заметив это, Тобчи-хан усмехнулся

–Именно так!! С этой минуты – сборы. Город закипел, ковались кони, грузились телеги, заготавливались одежда и утварь. Слуги и рабы, на которых легла основная тяжесть придорожных хлопот, так же, восприняли новость о переезде , по – разному. Кто- то радовался, надеясь на возможные перемены к лучшему, другие печалились, понимая что отрываются от края с которым успели, если не сжиться , так смириться . Дахир, руководивший сборами , вместе с казначеем, не подавал виду, что перенос столицы, ему не по душе. Человек иного склада и воспитания, чем хан, он понимал отлично, что Аталык , не может быть столицей огромной державы. Не имеет он древней славы и ореола величия. С другой стороны Самарканд, помнящий еще Алексндра Македонского, Кушанскую державу, арабских халифов и Саманидов, еще кое – где правящих, находящихся полностью во власти Тобчи- хана, гораздо выше по складу и духу, чем они- тюрки, пришедшие на земли Маверранахра сто лет назад. Они всего лишь – ученики, подражатели древней славе. Законы и государственное устройство, скопированы тюрками – ями и чигилями, у Саманидов, говорят в державе, на арабском языке, пишут на арабском языке. Нет ни одной книги на тюркском языке. Да что там Аталык, Ош, Кархаш, Коялык, Сары – Коль, Кашгар? Сам красавец Баласагун, не имеет и пятой части , древнего величия и красоты С амарканда, Бухары, Хорезма. Ничего этого, конечно, хаджиб, говорить хану не собирался. Доказывать владыке, переносящему столицу огромной державы, что он не прав, было делом опасным. Кроме того, Дахир понимал, что сидящий в Кашгаре , младший брат хана -Юсуф , и правящий в Баласагуне , старший сын хана – Шейс аль Мульк, очень не любят друг друга и могут начать войну между собой , после смерти Тобчи-хана, да продлит Аллах дни его. Что же касается юного Арбиля, то хаджиб знал, что этот правитель, не смотря на молодость, не останется в стороне, от передела владений.

Глава 3

Черное солнце.

Самарканд встретил гостей ароматов созревших фруктов, блеском мечетей, мощью крепостных стен. Выехавший встречать гостей, престарелый Абу-Джафар, устроил прием владыке, поражавший пышностью. Сверкание позолоты и украшений на одеждах, россыпи монет, и риса, порхающие в воздухе, в знак торжества и изобилия, восторженный рев толпы. Пир по случаю приезда владыки, потрясал самое смелое воображение. Столы , ломящиеся от блюд и напитков, славословия и музыка. Взор услаждали танцы и пение лучших приглашенных танцовщиц и самых красивых служанок. Взгляд Дахира привлекла смугловатая, изящная девушка, чьи скулы выдавали кровь киданей. Танцовщица двигалась в танце, словно плыла с грацией, изумлявшей присутствующих. Она была достаточно высока ростом, почти с Дахира, и имела чуть овальное продолговатое лицо, того типа, который называют «уриндзагао»– дынное семечко. И мягкие, почти детские черты лица, подведенные глаза сочетавшиеся с милым чуть вздернутым носом. Хаджиб забыл обо всем. Его сердце, окаменевшее годами страшной жизни, вдруг ощутило сладкую истому. Сам того не понимая, чуравшийся женщин, Дахир, влюбился! Заметив его интерес, к женщине, Абу-Джафар склонился к уху хаджиба – Это уроженка Ляо, Мэй Лу. Она у нас недавно, наверное, лун пятьдесят! Пришла с ханьским караваном. Славно поет и танцует! Хочешь, я подарю ее тебе, в знак дружбы, хаджиб? Вижу , по сердцу пришлась?! Дахир с трудом сглотнул комок в горле и ответил, негромко Признательность моя тебе, почтенный Абу-Джафар!! Такой подарок очень дорого стоит! Позови ее! Ни один, ни другой, ни были развратниками, торгующими женщинами, и распоряжающимися чужой судьбой, как товаром на рынке. Век был таков, что бесправные женщины, невысоких сословий, считали для себя, за высочайшую честь, стать наложницей, а то и женой, важного чиновника или царедворца. По знаку Абу- Джафара, танцовщица, чуть заметно покраснев по мужскими взглядами , приблизилась. И Дахир, снова ощутив приступ какого – то небывалого удовольствия, смешанного с томлением тела, произнес – Прекрасная пери! Тебя зовут Мэй Лу? Хочешь сегодня , осчастливить покои мои, усладить меня танцем и дивной беседой? Я хаджиб великого хана, меня зовут Дахир! С томной грацией потянувшись, Мэй чуть покраснела , принимая привычные правила игры – О великий господин, это великая честь для меня! Я умею петь, танцевать, доставлять наслаждение, вести беседу, готовить еду. Меня этому учили! .. Дахир, непривычно расслабленный, умиротворенно заснул, а лежащая рядом с ним, изящная женщина, долго глядела на его, лицо, с которого стекала во сне улыбка, длинным, внимательным взглядом. Затем Мэй Лу осторожно встала, и как была обнаженной, подошла к сводчатому окну , и долго смотрела на приближающийся рассвет. Хан внимательно глянул на хаджиба. Прекрасно разбиравшийся в людях, он впервые, увидал Дахира счастливым , и по – мужски, поняв его, улыбнулся – Хороша наложница, мой хаджиб? Дахир едва смог скрыть выражение довольства, и ответил сдержанно – Да, мой повелитель! Я хочу, что бы она была моей временной женой! А там – все в руках Аллаха! Тобчи – хан хмыкнул – В таком случае, тебе нужен свой дом! Ведь , давным – давно, отвык , ты, от тепла домашнего очага, будучи на моей службе! Я дам денег, и ты выстроишь в Самарканде, дом, достойный тебя. А когда у тебя будет сын, он будет в милости моей. Дахир склонил голову – Благодарю, Бури – тегин. У меня, благодаря щедротам твоим , достанет денег, самому основать свой очаг. И жизнь хаджиба переменилась, словно в арабской сказке. Каким наслаждением было покидать поздним вечером дворец, идти домой по городу, где горят в домах огни, варится ужин, люди обсуждают день сегодняшний, перекликается стража на стенах. . Дома ждет, ласковая в постели, искусная в приготовлении пищи, женщина. С ней можно было разговаривать часами. Она знала множество сказок и легенд, умела удивительно слушать повествования Дахира о далеких землях, звездах и людях. При этом , ее маленький рот, чуть приоткрывался, обнажая почерненные для красоты, зубы, и она только изумленно покачивала головой – Ах, господин мой! Ты так много знаешь, так много видал! О себе , женщина повествовала мало. Дахир лишь узнал, что она рано осталась сиротой, ее воспитывала старшая сестра, умершая пятнадцать весен назад . Мэй Лу покинула родной край Шаньси, во время очередной войны, в поисках лучшей доли, пришла в Самарканд. Вот , в общем – то, и все. Иногда, по просьбе Дахира, она танцевала или пела мелодичным голосом, напоминающим звон колокольчика в руках буддийского монаха. Хаджиб , кроме того, любил баловать наложницу подарками, зная , как расцветает она от каждой, даже маленькой безделушки, как мило смущаясь, благодарит. Когда Дахир отправлялся на службу, Мэй Лу, возилась по дому, покупала продукты на рынке, подавала милостыню нищим, во множестве сидевшим у городских ворот , и у стен крепости. Особенно много, она уделяла щедрот , высокому оборванцу с тупым лицом, который сидел с безразличным видом, неподалеку от дома хаджиба , гнусавя молитвы и ловя вшей в своих отрепках. Сегодня , Дахир пришел домой, чуть позже обычного , и присев к огню, устало поджал ноги. Наложница, улыбнулась ему словно маленькому, любимому ребенку – Мой господин ! Я приготовила твой любимый плов и шулюм из баранины , есть горячие лепешки, персики и чуть – чуть сливового вина! Аллах простит! Ты так устал , господин мой. После трапезы, я доставлю тебе «ласку спины» . Меня обучил ей, один буддийский священнослужитель! Дахир ответил, глядя женщине прямо в глаза – Знаешь, Мэй, я счастлив в первый раз в жизни! У меня нет отца и матери! Братья, в свое время, бросившие меня, до времени , ушли к Аллаху! Уже тридцать лун, ты рядом со мной! И мне хорошо! И очень хочу, чтобы ты стала не временной моей женой, а женой, согласно Корану! И наши дети будут в милости хана, будут жить лучше, чем прожили молодые годы, ты и я! Я в милости у великого хана, у нас хватит денег на хорошую жизнь! Дахир, не спрашивал женщину о согласии. Он утверждал свое право иметь жену, согласно времени и положению своему. Женщина, чуть смущенно опустила глаза – Господин мой! Мой Дахир! Высшим счастьем, это было бы, для меня! Я согласна! Но у меня есть одна просьба . Пятнадцать весен, как покинула мир этот , сестра моя. Прежде чем, ты объявишь меня женой своей, я должна совершить обряд. Мне нужно с утра , подать милостыню нищему, а затем, мы с тобой , поедем верхом на конях, дабы любовь нашу, согласно законам , увидал великий дух Тенгри , благословил нас! И с неба, благословит нас сестра моя, заменившая мне рано ушедшую мать!! Я хочу, что бы на небесах, она не тревожилась за меня! Завтра день ее поминовения! Ты , не против, господин мой ? Хаджиб , не ответив , привлек женщину к себе -Конечно же , нет! Тем более, что великий хан, разрешил мне , завтра , быть свободным от моих обязанностей! Дахир , как всегда, проснулся чуть позже наложницы, полежал , обдумывая как сегодня, в свободный день, будут они, наслаждаться покоем и негой, в весенней степи, за городом. Мэй Лу, на миг заглянула в комнату – Господин мой! Завтрак на столе в садике ! Я иду на рынок : куплю еды и заодно, подам милостыню нищему. Через три – четыре стражи, я вернусь. Дахир кивнул – К этому времени, я оседлаю коней и возьму припасы в дорогу, Мэй! Путь наложницы Дахира был не долог. Она прошлась по говорливому и шумному, не смотря на утро, самаркандскому базару, подала высокому нищему, кусок лепешки и ломоть копченого мяса. Тот , с безразличным видом, взял подачку. Затем, сделал странное движение, словно, припал с поцелуем к ее маленькой ручке . Женщина резко освободилась, встряхнув широким рукавом, словно пряча, что – то, в него, извечным движением китайских женщин.…. Дахир сидел в седле, по – дорожному одетый, поджидая , пока его спутница, выйдет из дома. Женщина , одним движением, вспорхнула в седло. Они выехали за городские ворота, под приветствие начальника городской стражи и поклоны воинов, заступивших в караул. Славно дышала степь за Самаркандом. Птицы в небе устроили свой вековечный переполох, степной суслик на кургане, сделал стойку , и увидав всадников, смешно свистнув , исчез в норке. Проехали несколько фарсангов и Мэй, державшаяся чуть позади , господина своего, выдохнула полной грудью – Тенгри будет счастлив, благословить нас! А на небесах , будет счастлива за меня, сестра моя! С этими словами, она чуть пришпорила коня, и поравнявшись с Дахиром, протянула ему маленькую кожаную фляжку – Мой господин, становится жарко! Отпей этого славного напитка! Он славно утоляет жажду! Я сама его сварила! Дахир улыбнулся ей, сделал несколько глотков, на мгновение, заметив, что глаза женщины, только что смотревшие на него, с любовью, стали внимательными и цепкими. В тот же миг, почему- то , почернело и опрокинулось , безоблачное небо, черным стало солнце, чудовищная боль стиснула горло и желудок. Хаджиб, потерял стремена , и безвольным мешком, сполз с седла, погрузившись во мрак.