Скажем несколько слов о его личности. Как человек, Прудон был весьма противоречив, сочетая, казалось бы, несочетаемые качества. Личная скромность, аскетизм, и непритязательность совмещаются у него с некоторым тщеславием и наивно-мессианской самоуверенностью, безупречная честность в личной жизни, смелость и принципиальность в отстаивании главных для него идея совмещаются с реформизмом средств. Но сам он определил характер своей деятельности как: «непоколебимость принципов, постоянные сделки с людьми и обстоятельствами». Будучи лично непрактичным человеком, он разработал много конкретных и вполне приложимых к жизни социальных и экономических проектов (и утопических в том числе), а чуть позже забросил многие из своих проектов. В своей политической жизни был достаточно наивен и ошибочен, что можно увидеть на протяжении многих лет. Так, в июне 1848 года, он очень сожалел о своём бездействии в революционных потрясениях:
«Память июньских событий будет тяготеть вечным
угрызением на моей совести… Парламентская чепуха, в
которой мне пришлось жить, лишила меня всякого
понимания» – признавался в «Исповеди революционера».
(Впрочем, он искупил свою вину, выступил 31 июля в Национальном Собрании с гневным разоблачением буржуазии, устроившей июньскую бойню).
Позднее ошибочно занимал позицию в отношении президентских выборов, питал первоначальные иллюзии в отношении «социалистичности» режима Луи Бонапарта, и порой проявлял лояльность и законопослушность в отношении властей. Прудон был достаточно стоек и принципиален, но порой, его подводила собственная наивность, то он поддержал Наполеона III, то давал себя обмануть буржуазно-либеральной оппозиции. Но в конце жизни он понял, что свободолюбивая личность, должна следовать по своему пути, должна быть верна своим идеалам и убеждениям, независимо от внешних факторов. Связи со всеми лишениями, заключениями и эмиграции в жизни этого человека, трагично звучат слова, написанные незадолго до смерти:
«Мы умрём при нашей задаче, прежде чем взойдёт заря, о
которой мы мечтали. Пусть так. Мы пойдём вперёд без
надежды. Мы останемся верны нашему прошедшему, нашей
политической религии, нам самим. Мы будем помышлять о
наших братьях, умерших в изгнании, в тюрьмах и на
баррикадах…»
При всех ошибках и заблуждениях, компромиссах и уступках, Прудон лишь изменял детали и обоснование своих взглядов (ведь менялась сама действительность), но его основные убеждения были неизменны и лишь закалялись в борьбе. Русский биограф Прудона писал про него следующее:
«Он мог противоречить себе в частностях и в вопросах, не
имевших для него важного значения, но всегда стремился к
одной и той же цели и всегда оставался горячим
защитником интересов трудовой массы, из которой сам
вышел».
В книгах и статьях Прудона – видна искренность и горечь, человечные и страстные слова в защиту трудового народа, представителем и выразителем которого он был всю свою жизнь. Первоначально, в 40-ые годы XIX века, Прудон стремился (из-за нравственных соображений) к примирению противоположных классов, к мирному разрешению конфликтов, но когда эти конфликты заострялись, когда происходили революционные потрясения, то для него не было вопросом – на чьей стороне быть: конечно, вместе с трудящимися, с рабочими и крестьянами, с революцией против господствующего класса, против государства в любых одеяниях: монархии Луи Филиппа, или же Якобинской диктатуры.
В своих работах, написанных в 1848-1851 годах, Прудон проанализировал опыт многих революций 1848 года, и сделал главный вывод: революция несовместима с правительством, утопии некоторых революционеров по овладению властью и использованию её как средства преобразований, не могли закончиться иначе, чем они закончились, не могли привести к победе революцию, и привели к реакции и поражению революции. Прудон убедительно показал на подробном разборе фактов, как «правительственный предрассудок» вождей рабочих – привёл революцию к плачевному финалу. И в 1849-1851 годах он подробно развил философию анархизма, но в 1860-ых годов смягчив радикализм, перенёс акцент с общетеоретического отрицания государства на детальную критику государственной централизации во всех её проявлениях и на подробную разработку федералистских и мютюэлистских (от слова «мютюэл» – взаимность) проектов. Если же взглянуть шире, то мы увидим, что Прудон в полной мере осознал задачу социализма XIX века: воплотить в жизнь идеалы Французской Революции, провозглашённые, но во многом остающиеся лишь декларацией в условиях современного общества – реальное равенство и реальную свободу. Для Прудона либерализм и социализм –противостояли друг другу на уровне массового общественного сознания (идей отдельных теоретиков, например), и Прудон сумел не только их соединить на уровне теоретической абстракции, но и разработать конкретные механизмы их воплощения (пусть многие из них не совершенные). Он не только поставил задачу сочетания личности и общества, свободы и равенства, социальных и политических гарантий суверенитета личности, но и далеко продвинулся в их разрешении. А его подвижническая деятельность публициста и проповедника посеяла в массах трудящихся семена «либертарного социализма», идущего на смену буржуазному либерализму и социализму авторитарному.
Попытка самого Прудона не ограничивалась публицистикой и теоретическим обоснованием своих идей, воплотить их на деле собирался – через «Народный Банк» (весной 1849 года), хотя и идея была обречена на неудачу (в силу экономических ошибок, реформизма и умеренности, допущенных в данном проекте, а также в силу наступления реакции, приведшей к аресту Прудона и гибели банка), но имеет определённую ценность, как попытка перейти к делу и воплотить модель взаимности на практике. Преодолев собственные иллюзии в отношении компромисса с буржуазией и надежды на «добрую волю» императора, Прудон в своих поздних работах (прежде всего, в сочинении «О политической способности рабочих классов»), оставаясь мирным анархистом и отрицая как парламентский, так и вооружённый путь борьбы, оказывается одним из зачинателей метода гражданского неповиновения: призывая на выборах 1863 года к голосованию пустыми бюллетенями и к отказу от присяги на верность Империи – как к проявлению неприятия всей существующей буржуазно-государственной системы. Таким образом, Прудон шёл против течения не только в теории, но и на практике, отказываясь играть по правилам игры, навязанным системой, призывая рабочих к разрыву с буржуазией и парламентскими иллюзиями, а крестьян – с бонапартистскими пристрастиями. И рабочие и крестьяне только осознав свои интересы, соединив усилия, размежевавшись со своими врагами и организовавшись в самостоятельную силу, не участвуя в избирательных фарсах, могут добиться победы.
Обрисовав общественную деятельность Прудона, я пытаюсь обозначить его место в истории анархии, его революционность, именно он дал первый толчок развитию подобных философских и политических идей. Однако, не смотря на то, что Прудон использовал сам термин «анархия» впервые, он часто употреблял данное слово в негативном контексте («буржуазная анархия», «анархия производства» и т.д.). Именно Пьер-Жозеф Прудон превратил анархизм из малоизвестной мировоззренческой концепции в разработанное учение, ставшее знаменем массового движения во многих странах Европы. Что касается идейного влияния, то это влияние было огромным для современников. Помимо европейских анархистов – продолжателей прудоновских идей: К. Писакане в Италии, Пи-и-Маргаля в Испании, деятелей первого Интернационала и Парижской Коммуны, М. Бакунина, но так же Прудон оказал большое влияние на анархическое движение в США: Б. Тэккер и Ш. Дан, и помимо этого, другие теоретики и практики анархизма следовали идеям мютюэлизма, подтверждая их актуальность во всём мире.
Развитие прудоновских идей продолжилось при жизни самого Прудона, в 1846 году один из приверженцев его идей – Макс Штирнер пишет обширное сочинение под названием «Единственный и его собственность», где развивает собственную концепцию анархии, значительно отличавшуюся от концепции Прудона, но присутствует фундамент той анархической концепции, которую сформулировал Прудон в своих работах. Конечно, многие спорят до сих пор, является Штирнер левым элементом анархизма или правым, но вне этого спора я всё равно решил внести Штирнера в данную книгу из-за огромного последующего влияния и развитие идей.
