Тролль помог мне стащить гроб вниз по лестнице и закинуть на телегу. Застоявшаяся в конюшне Смолка с восторгом отнеслась к ночной прогулке и без возражений сунула морду в хомут. Темнота её, как и меня, ничуть не смущала.
Мы без приключений проехали село. Я буквально висела на вожжах, кобыла, упрямо нагнув голову, рвалась вперёд с энтузиазмом гончей на своре. За околицей я устала с ней бороться и разжала руки. Которыми тут же пришлось схватиться за обрешётку, в ушах засвистел ветер. До леса мы домчались за считанные минуты. Под его неприветливым пологом Смолка присмирела и пошла быстрым шагом. Луна, по-прежнему возмутительно полная, мерцающим серебром заливала все открытые места, сгущая тени до абсолютной непроглядности. Казалось, их можно даже пощупать.
Я больше посматривала по сторонам и, когда Смолка неожиданно остановилась, не сразу поняла, в чём дело.
В тридцати локтях от меня, прямо посреди дороги, сидела нацыга, самозабвенно завывая на луну. На этот раз — глухо и вполголоса, отчего казалось, будто звук доносится откуда-то издалека. Короткая сероватая шерсть переливалась чёрными разводами, словно над головой у твари колыхались ветки, просеивающие свет. Прекрасная маскировка в лесной тени, а ночью и на открытом месте гхыр заметишь.
Распевала она, видимо, давно, на манер глухаря, не слыша топота копыт и скрипа тележных осей, и опомнилась только от удивлённого всхрапа лошади. Резко оборвав ноту, нацыга оглянулась через плечо, тут же вскочила и бросилась прочь.
Не раздумывая, я свистнула, тряхнула вожжами… и поняла, что до сих пор Смолка всего лишь разминала ноги перед призовым забегом. На мгновение мне показалось, что оглобли не выдержали такого стремительного старта и телега осталась на месте, потом рвануло так, что я опрокинулась на спину. Выкарабкавшись из щели между гробом и обрешёткой, я окончательно убедилась, что у нацыги не все дома — мало того что она кинулась наутёк, от женщины в повозке, так ещё и не догадалась свернуть с дороги! Впрочем, глупость штука заразная; возможно, нацыга подцепила её как раз от нас со Смолкой, ибо ни один маг в здравом уме не станет гоняться за нежитью на телеге с гробом.
Мы вынырнули из одного леска и почти сразу же влетели в другой, в несколько скачков преодолев разделявшее их поле. Пасущиеся там лошади дружно подняли головы и проводили нас удивлёнными взглядами, сидящие у костра пастухи застыли с открытыми ртами. Нацыгу, тенью скользившую впереди, они вряд ли заметили. Чёрная Смолка неслась за ней беззвучным кошачьим скоком, скорее всего тоже невидимая в темноте. Я же в полный рост стояла на телеге, одной рукой правя "пустыми" оглоблями с хомутом, а второй с улюлюканьем размахивая мечом. Сзади грохотал гроб, подскакивая на досках.
Живописная композиция всего лишь на доли секунды мелькнула перед округлившимися глазами пастухов, переполнив их впечатлениями до конца жизни.
Лес раскололся надвое, теперь мы мчались краем оврага, углублявшегося и расширявшегося с каждой саженью. Дорога становилась всё уже и колдобистей, телегу подбрасывало с такой силой, что большую часть времени мы с гробом проводили в свободном полёте. Расстояние между нами и нацыгой не сокращалось, но и не увеличивалось. Запал погони потихоньку начал проходить, а на его место стали закрадываться кой-какие подозрения, и тут овраг резко вильнул влево.
Смолка, не задумываясь, отклонилась вбок и на всем скаку вписалась в поворот, напрочь позабыв о телеге.
Я еле успела выскочить и, удачно сгруппировавшись, перекатилась по траве. Телега, не успев за лошадью, с жутким скрипом развернулась на левом переднем колесе, в то время как остальные мазнули воздух над пропастью. Гроб ласточкой выпорхнул через обрешётку и, кувыркаясь, полетел вниз. Спустя несколько секунд оттуда раздался не то грохот, не то всплеск, и бабка во второй раз лишилась своего последнего крова.
Смолка, сообразив, что хозяйка осталась где-то намного дальше болтающейся у неё за хвостом телеги, постепенно остановилась, развернулась и потрусила обратно.
— Ребячество это, — устало сказала я, потрепав кобылку по шее. — Всё равно бы не догнали — и хвала богам, что не догнали! Логово надо искать или у трупа ловить, когда она сытая, отяжелевшая. Да я вообще, на кой она нам сдалась? Профессиональный рефлекс, тьфу…
На всякий случай я подошла к краю оврага, глянула вниз и, содрогнувшись, отступила. О спасательной операции не могло быть и речи если гроб и не разбился о россыпь валунов, то давным-давно уплыл вниз по узкой, но бурной речушке.
— Гхыр д'анар окка бгырыз, — с чувством сказала я на тролльем языке, не отыскав подходящих слов во Всеобщем. Очень надеюсь, что никто меня не слышал…
* * *
Адрес гробовщика я помнила: мужик радостно кричал мне вслед, дескать, "ежели изъян какой обнаружится или знакомый, на похоронах залюбовавшись, такой же заказать пожелает, так я в деревушке Козий Брод обретаюсь, седьмой дом от околицы!"
Козий Брод от Замостья отделяло не больше двух верст, в противоположную от Жабок сторону. Отсчитав шесть домов, я на правах купца бесцеремонно распахнула очередную калитку и, под истеричный лай цепного кобеля, загрохотала по двери кулаком.
— Кого там лешие принесли? — сонно и недовольно отозвался мужской голос. В щёлке мелькнул тусклый свет лучины.
— Это ведьма, мне гроб нужен!
После долгого удивлённого молчания за дверью тоненько заскулили от ужаса на несколько голосов, кобель с энтузиазмом подхватил унылую ноту. Сквозь общий воющий фон пробивались обрывки сбивчивого шепота: "…неужто та самая, рыжая?" — "…другой тута неоткуда взяться…" — "так она же вроде как померла, свояк сказывал — хоронили её давеча!"
Вверху двери открылось окошечко, откуда на меня щедро брызнули святой водой (по крайней мере, хотелось бы думать, что водой).
— Изыди, мерзкая умертвия, не будет тебе поживы!
Коротко, но ёмко выругавшись, я отскочила в сторону и запоздало уточнила:
— Гробовщик здесь живёт?
— Нет, в соседней хате, напротив! — охотно сообщил звонкий детский голосок. Болтливому дитяти немедленно отвесили затрещину, и оно басисто заревело. Вошедший во вкус кобель тут же взял тоном ниже.
Я только сейчас сообразила, что въехала в деревню с противоположной стороны.
— Ой, тогда извините… — смущённо пробормотала я и поспешила ретироваться.
То, что в темноте я приняла за высокую поленницу, оказалось штабелем готовой продукции, а чтобы не разворовывали — со снятыми крышками, которые хранились отдельно, в сенях. В этом доме алчущей гроба ведьме обрадовались куда больше. На сей раз я наотрез отказалась от примерки, заявив, что опытный мастер сам должен помнить размеры и вкусы постоянных клиентов, после чего мне с разочарованным кряхтеньем был выдан простенький, но добротный экземпляр. Заплатив полтора кладня (шесть серебрушек мне скинули как оптовой покупательнице), я обречённо взвалила покупку на телегу. До рассвета оставалось не больше двух часов, отвозить гроб старухе было поздно, и я поехала обратно к Ховелу.
Узнав, зачем я опять его разбудила, Вал потерял дар речи. Увы, ненадолго.
— Слышь, цыпа, ты определись — нужен тебе этот ящик или нет? Делать мне больше нечего, только ночами его вверх-вниз по лестнице таскать!
— Это другой, разве не видишь? — огрызнулась я.
— Решила обменять, пока гарантия действует? — мерзко захихикал тролль. — А прежний жестковатым показался? Или в плечах жал?
— Нет, бортики низкие — летать неудобно, уши надувает. Тащи давай, надо мной и так уже всё село смеётся, для полного счастья только твоих подколок не хватало!
— А какого гхыра ты его в сарае не оставила, вместе с телегой?
— Я хотела, но Ховел запретил. Дескать, ради психического здоровья слуг. Моё здоровье, видимо, его не беспокоит…
Всё ещё ворча, тролль вскинул гроб на плечо. Он был не такой уж и тяжёлый, но длинный, так что мне тоже пришлось принять участие в переноске. Вал шёл впереди, я, придерживая гроб за узкий конец, следом. До конца первого пролета оставалось ступенек шесть, когда наёмник словно бы запнулся, но тут же выровнялся и спокойно предупредил:
